Блин, ума не приложу. Чем можно занять непоседливого ворона? Рисуют они, наверное? Что там еще в этих горах можно делать?

«С какой целью камаитачи чаще всего воруют сборники стихотворений?»

Эээ… Наверное, они ценители поэзии. Действительно, а зачем им стихотворения? Найду хоть одного — спрошу. Надеюсь, что не найду, эти мелкие хищники по трое ходят и любят когтями поскрежетать не по делу.

«Какой вид йокаев водится только в стоячей воде?»

Да у вас их сотни, откуда мне знать?

Я вздохнул и любопытства ради взял листок с тем тестом, который решали все остальные.

«Назовите особенности поведения банковского клерка по отношению к начальству, проявляющиеся до полудня».

«Какая наценка делается на сувенирную продукцию в префектуре Канагава?»

«По какой причине йокаям официально запрещено посещать Курильские острова?»

«Какой обменный процесс должны контролировать йокаи младше 24 календарных лет? Почему он связан с социальными причинами?»

«Какой процент населения долгожителей Японии составляют йокаи? Почему проявление долгожительства небезопасно?»

«Каков предельный размер родового имения йокаев, располагающегося в Токио?»

«Как называется должность министра, занимающегося делами йокаев?»

«Подача какой формы заявления регламентирована для решения проблем, связанных с дискриминацией по количеству хвостов?»

Очень интересно, ни хренашеньки не понятно. Это что, нужно изучать?

Чертово Алькино блюдечко, ты куда меня послало?

Как и говорил сэнсэй, тестирование пролетело быстро и незаметно. Урока на него не хватило. Надеюсь, я не совсем безнадежен. На половину-то вопросов ответить удалось!

— Константин-кун, — передо мной стояла Акира Кагами, наша староста и представитель девушек. — Тебе нужно определиться со школьным клубом. У нас этого добра огромное разнообразие, что-нибудь точно приглянется. Как определишься — сообщи, а то интересно.

Я проводил старосту задумчивым взглядом. Стройная фигура, прическа с хвостиками, изящные очки, блестящие колготки. Настолько похожа на шаблонный вариант «обычная японская староста», что уже становится любопытно, какой йокай может так идеально маскироваться под человека.

Я выдохнул, прогоняя лишние мысли. Мало мне было проблем, так еще нужно выбрать совершенно ненужное и бесполезное занятие, которое сожрет часть и без того драгоценного времени. Как там, проблемы нужно решать по мере их поступления?

Изаму-кун, словно услышав мои мысли, подошел неслышными шагами и протянул мне книгу. Я прищурился. «Скоростное чтение», гласила надпись на обложке.

— Не повредит, наверное. Это сейчас редкость, моя, не библиотечная. Вернешь, как осилишь.

Я был искренне благодарен. Мне бы не пришло в голову специально искать такую информацию. Репетитор, паршивец, ни словом о подобной технике чтения не обмолвился.

— Спасибо, Изаму-кун. А ты, наверное, в книжном клубе?

— И не только. Но запах страниц я нежно люблю, этого не отнять.

— Кощеев-кун, а пойдешь на рукопашный?

До меня долго доходило, что таким незамысловатым образом Томоко приглашает посетить клуб рукопашного боя, одновременно адаптируя для гайдзина сложные японские понятия. Мне было известно порядка двенадцати-тринадцати стилей рукопашек, и подобное упрощение на пользу не пошло.

— Ещё найдётся клуб флористики (ИКЕБАНА, поправил я мысленно), развития художественных способностей, кэндо, трехмерное моделирование, написание приложений под Android, надевания традиционной одежды, — продолжала перечислять Томоко. Мне оставалось лишь надеяться, что ее не интересует одновременно всё, что она только что перечислила.

Изаму не замедлил вылезти из книги:

— И ещё из интересного есть лингвистика и ораторское искусство. И клуб АСМР.

— Клуб каких мр?

— Ааааа, — протянул шерстяной волчара. — Ты не знаешь. Значит, тебе туда лучше не ходить.

Следующим уроком была биология. Крошечная преподавательница, одетая в зеленую юкату, была чем-то похожа на наш российский одуванчик: ее миниатюрное тело напоминало тонкий стебелек, а голова с объемной прической, украшенной тяжелой национальной заколкой с каким-то травяным мотивом, мерно раскачивалась в процессе лекции. Студенты обожали ее и называли исключительно «Ая-годзэн», что означало примерно «достопочтенная храбрейшая Ая, жена самурая», или еще что-то столь же многословное. Оставалось только догадываться, какой воительницей эта милая женщина была в далекой молодости.

К концу урока я знал базовые свойства метаболизма хищных йокаев, нормальное количество позвонков в хвосте трехлетней кицунэ и особенности пищеварения каппы, переселенного в другую реку после полового созревания. Отсутствие знаний о последнем я однозначно смог бы пережить.

Я уже почти привык оперативно двигать линейку по нужным строчкам, но голова продолжала закипать при попытке прочитать предложение на японском с наскока, а не вникая в каждое слово. Книжка по скоростному чтению, изучение которой было назначено на ближайший вечер, добавляла оптимизма откуда-то из недр сумки.

Я отчетливо начал уставать уже к концу второго урока, но пришлось до кучи высидеть еще почти час химии. От органики, привычной для меня по российским занятиям, она отличалась только тем, что была записана иероглифами. Ну, хоть что-то не нужно осиливать с нуля. У меня забрезжила надежда, которую подпитывало ожидание обеда.

Всё это время за моей рукой, медленно двигающей линейку, вполглаза наблюдал малозаметный парень, торчавший за соседней партой. Если бы меня спросили, что он за йокай, я бы не рискнул ответить без длительного раздумья. Почему его так интересуют линейки? Может, что-то личное? Все-таки слишком мало я знаю о йокаях.

Как выяснилось, о еде тоже.

— А гречки у вас не бывает, да?

— Соба? — удивилась Томоко. — Так вот же она.

Я разглядывал странного цвета лапшу, пытаясь понять, как сказанный ответ связан с заданным вопросом.

— Нет, Томоко-тян, не лапша, а гречка. Мелкая крупа коричневого цвета, ее варят с солью, потом кладут туда масло.

— Что такое «крупа»? — поинтересовалась девушка.

Кажется, я слегка махнул с ее происхождением от великанов-земледельцев.

— Кощеев-кун, — пришел на помощь Изаму, — то, что ты назвал, у нас едят только в таком виде.

Кому пришло в голову перемолоть гречку в муку и слепить из этого квадратные макароны, я решил не выяснять, но мысленно записал этому бака-хентай огроменный минус в карму.

— А вообще что на обед?

Изаму устроил мне краткую экскурсию по подносу, уложившись в тридцать секунд. Соба — гречневая лапша, вызвавшая во мне бурю возмущения. Карааге — обжаренная в крахмале курица небольшими кусочками, ее маринуют в какой-то особой смеси. Скромная миска овощного салата. Стакан чая, какая-то сладкая булка. И тарелочка бульона. Призрак бабушкиного борща вознесся над столом, образовавшись прямо из облачка пара от горячей еды. В бульоне грустно плавала какая-то зеленая субстанция. На борщ похоже не было. Цвет поражал воображение, заняв среднюю позицию между оттенком жидкого черного кофе и отблеском лужицы на асфальте.

— Суп с чем?..

Одноклассник объяснил еще раз.

Я мысленно застонал. С водорослями. Без мяса. Из забродивших бобов, поросших грибами.

Кажись, мне пи… не очень хорошо здесь придется, потому что умру я не от жары, а от голода. Резко захотелось домой, к бабулиным пельменям, маминым пирожкам, фирменным тетиным котлетам и прочим разносолам, которыми щедро баловали меня женщины в моей семье.

Как следовало из моей горестной мысли, готовить я умел никак, а лежащего передо мной обеда хватит на один зуб. Есть приходилось много: мое тело по сути было магическим конструктом и требовало просто дохрена энергии. Вчера я перехватил горсть каких-то рисовых колобков, купленных чуть ли не в автомате за углом. А утром я разнервничался и поесть забыл, к тому же ни одного колобка в сумке не завалялось.