В какой-то момент она повернулась ко мне. Лунный свет падал на её лицо, подчёркивая мягкие черты и едва заметный румянец на щеках. Ее глаза — глубокие, теплые, со скрытой искоркой, смотрели прямо в мои.

— Знаешь, — начала она тихо, — иногда я думаю… — Она замолчала, будто собиралась с мыслями. — Иногда я думаю, что такие моменты самые важные. Не праздники, не шумные вечеринки, а вот это… — Она махнула рукой вокруг нас, указывая на пустую улицу с мокрыми камнями и мерцающими огоньками.

Я кивнул, чувствуя тепло от её слов.

— Я рад, что в этом наши мысли сходятся.

Мы продолжали идти по улице, и я всё больше ощущал эту перемену в её поведении. Она будто пыталась быть ближе ко мне: то слегка наклонится в мою сторону, чтобы что-то сказать тихим голосом, то вдруг остановится слишком близко и посмотрит прямо в мои глаза. В какой-то момент она даже притворилась, что споткнулась о камень на мостовой — хотя девушке, с ее ловкостью, можно жонглировать на профессиональном уровне. Я поймал Киру за локоть прежде чем она успела потерять равновесие.

— Аккуратнее, — сказал я.

— Спасибо, герой! — ответила она с лёгкой озорной насмешкой.

Когда мы дошли до небольшой площади с фонтаном в центре, Кира остановилась и вздохнула. Её лицо было освещено мягким светом фонарей.

— Знаешь… — начала она снова и вдруг замолчала.

— Что? — спросил я тихо.

Девушка смотрела на меня так долго, что я почти почувствовал себя неловко. Потом улыбнулась и сказала:

— Ничего. Просто… хорошо быть здесь… ну, с тобой.

Я кивнул, наслаждаясь прогулкой с красивой девушкой. А Кира действительно красива — не той броской красотой, которая сразу привлекает внимание, а той глубокой и тонкой красотой, которую замечаешь даже сквозь зачастую хмурое и воинственное выражение лица. И чем дольше смотришь, тем больше завораживает.

Мы продолжали идти по узким улочкам. Ветер приносил с собой лёгкий аромат мокрой древесины и пряных специй из лавки неподалёку. Город дышал своими узкими улочками, потрескивал деревянными вывесками и шептал шорохами дождя.

— Люблю такие ночи, — вдруг сказала Кира остановившись. — Они словно из красивой истории, понимаешь? Все настолько красиво, что, кажется, будто сейчас произойдёт что-то неприятное и сказка закончится.

Я без лишних сомнений приобнял девушку и нежно притянул к себе:

— Это было бы слишком жестоко. Успокойся, вряд ли кто-то ещё ходит сейчас по улицам и ищет, кому бы сделать плохо.

Кира вздрогнула очень явно, но не отпрянула от меня, а наоборот — охотно прижалась всем телом.

— Ты ведешь себя не так, как я ожидала.

— А чего ты ожидала?

— Я просто думаю: почему даже я нервничаю, а ты — нет? Ты уже гулял с девушками?

Я задумался на мгновение.

— С такой красивой ещё не гулял.

Банальность не только для меня, человека, просмотревшего сотни фильмов и прочитавшего тысячи книг, но и для этого времени, наверное. Однако Кире хватило: она отвела взгляд, смущаясь. Я заметил улыбку.

Мы снова пошли дальше, но теперь мы шагали, прижимаясь плечами друг к другу. А когда я поймал пальцами тёплую ладонь девушки, та сжала мою в ответ.

Бумажные фонарики над нами мягко покачивались, их свет ложился на наши лица золотистыми бликами. Кира рассказывала, как ходила на концерт бродячих артистов и как в детстве любила садиться вечерами возле отца и слушать его игру на дицзы — духовой флейте.

— А ты? — спросила она вдруг. — Любишь музыку?

Я задумался о том, какая между нами культурная пропасть. Вряд ли здесь простые музыканты знают ноты, в то время как я (с моей-то памятью) могу до последнего звука вспомнить меланхолию «Лебединого озера». Когда скрипка рыдает, когда по залу разливаются нежные звуки струнных. Или звучание второго концерта для фортепиано. Тяжёлые аккорды, грохочущие громом, когда находишься посреди зала, и сердце заходится восторгом от мощи шквала звуков, словно сам сидишь за роялем и пытаешься выразить словами то, что словами выразить невозможно. Покойная жена, любительница музыки, часто таскала меня на такие выступления. Хотя как сказать «таскала». В первый раз шел неохотно — даже моими толстыми пальцами можно было набрать на клавиатуре название любой группы, включить и послушать их на колонке, и я не понимал, зачем платить деньги за посещение концерта. Но на второй раз уже сам искал билеты, а после второго — бежал, опасаясь опоздать. Наконец, понял, насколько звук в колонках отличается от концерта вживую.

— Я не так часто ее слышу, — пожимаю плечами.

Мы продолжали идти по улице и разговаривать обо всем, что приходит в голову. Где-то вдали слышались скрипы несмазанных ставень или шаги запоздалых прохожих.

— О чем ты мечтаешь сильнее всего? — неожиданно спросила девушка.

Я подавил соблазн пошутить, что совсем недавно я мечтал о повышении пенсии и тишине на этаже сверху. Отделался очередной банальностью:

— Сейчас я мечтаю, чтобы эта ночь не заканчивалась. А ты?

Кира посмотрела на меня оценивающе, но вместо ответа предложила:

— Проводишь меня домой?

Неужели переборщил с банальщиной и слащавостью?

— Конечно, — сказал я хрипловатым голосом. — Прослежу, чтобы тебя никто не тронул по дороге.

Она рассмеялась и крепче сжала мою руку. Холодало, но её пальцы были тёплыми даже в прохладном воздухе ночи. Я сразу же отбросил мимолётные сомнения.

Наконец, мы подошли к гостевому дому. В ночи его фасад выглядел мрачновато, но в окнах первого этажа горел свет.

Кира остановилась у массивной деревянной двери, украшенной потрескавшейся краской, и обернулась ко мне. Её глаза блестели в темноте, и я заметил на её лице лёгкую улыбку.

— Подожди здесь, — сказала она шёпотом, нехотя отпустив мою руку. — Я проверю, всё ли спокойно.

Девушка тихо приоткрыла дверь, заглядывая внутрь. Несколько секунд она стояла неподвижно, словно прислушивалась к чему-то. Затем повернулась ко мне и показала быстрый жест — можно идти.

— Быстро, — прошептала она, и я шагнул внутрь.

Мы пересекли входной зал. Полы здесь были деревянными, и каждый мой шаг отзывался глухим скрипом — я старался не топать, но идти на цыпочках не собирался. Кира двигалась уверенно и бесшумно.

Вдруг Кира резко остановилась и обернулась ко мне. Она приложила палец к губам и указала на лестницу в конце коридора. Мы снова двинулись вперёд, на этот раз ещё тише.

Лестница была узкой и крутой, перила холодные на ощупь. Кира легко взлетела по ступеням. Я шёл следом, не мешая девушке, которой захотелось поиграть в разведчика.

— Здесь, — прошептала Кира едва слышно, кивнув на одну из комнат. Достала из кармана массивный ключ и открыла дверь.

Лучница замерла на пороге. Я видел за ее спиной небольшую уютную комнату с тяжёлыми шторами, мягкими подушками на кровати и даже циновкой у двери. В отличие от «апартаментов» того же Гуса комната Киры казалась достаточно уютной.

А ещё девушка выглядела раскрасневшейся. И вряд ли от бега по лестнице.

— Слушай, — вдруг произнесла Кира. Её голос стал серьёзнее, чем раньше. — Хочешь зайти?

— Но я уже зашёл, — с улыбкой ответил я.

— Да. Но… Только… в общем, у меня будет условие, — Кира уже и не пыталась скрыть своего волнения. — Пообещай никому не рассказывать о том, что я тебе… покажу. Хорошо?

Её голос стал тише. Девушка смотрела на меня так, будто искала подтверждение, что может доверять.

Вместо ответа я перестал играть в мальчика — осторожно положил ей ладони на пояс, потянулся к ней и поцеловал.

Когда я уходил под утро, она выпроводила меня за дверь комнаты и снова посмотрела на меня тем же взглядом — настойчивым и настороженным.

— Помнишь своё обещание? — прошептала она. — Китт, я серьёзно. Никому и никогда.

— Помню, — ответил я тихо. — Никому ни слова. Ни о том, что показывала, ни о том, что делала сперва, и делала потом, и…

Кира покраснела и бесшумно захлопнула дверь.