Он велел нам пройти вперед и тщательно закрыл позади себя замаскированную дверь. Не знаю, делал ли он это по привычке или опасался преследователей.

Помещение, куда мы вошли, никак нельзя было назвать уютным, но нам оно показалось раем. Вместо тускло светящихся флюоресцирующих полос здесь горели лампы дневного света, испускавшие холодное белое сияние. Лишь теперь мы почувствовали, как угнетающе действовала на нас темнота в последние дни. Воздух был спертый, но никаких запахов, температура, пожалуй, немного выше, чем везде. Хотя в нашем состоянии это мало что меняло, мы почувствовали себя гораздо лучше, появился даже какой-то проблеск надежды.

Мы прошли мимо шеренги одинаковых, десятикратно повторившихся агрегатов. От них шли толстые трубы, покрытые золотистой металлической сеткой. Вдоль другой стены протянулся узкий бассейн, наполненный чистой водой, гладкой, как стекло. Лишь от наших шагов по ней пробежала еле заметная рябь. Сквозь толщу воды было видно, как сходится в глубине квадратный узор светло-голубого кафеля. Там, на дне, различались какие-то металлические детали, от которых исходило слабое голубоватое свечение, словно нимб, напоминавший гряду облаков.

Не крутились колеса, не вращались оси, никакого дыма и шума — извечных спутников механического движения. И все же, очевидно, запасы электроэнергии еще не иссякли — установки действовали; это можно было определить не только по свечению, но и еще по кое-каким, почти неуловимым, признакам. Хотя до нас не доносилось ни звука, у меня было такое чувство, будто я попал в поле напряжения, вокруг явно шло преобразование энергии: теплоты — в электричество; человек, владеющий гигантским внутриядерным потенциалом, владеющий процессом синтеза и распада, смог отказаться от угля и нефти и создать технику, ознаменовавшую начало новой эры.

Соседние помещения предназначались для измерительной аппаратуры, для пультов управления… впрочем, я в этом плохо разбирался. Каждый раз, когда мы переходили из одного зала в другой, Валленброк настороженно прислушивался, делал нам знак остановиться, а сам шел дальше, внимательно, сосредоточенно осматривая стены, едва ли не принюхиваясь… и в конце концов находил на стене кнопки для снятия блокировки — иногда это был почти незаметно встроенный шкафчик, иногда ниша, закрытая металлической пластиной и заштукатуренная снаружи. Я бы ничего не заметил, если бы Катрин не указала мне на метки вблизи этих пультов в стене, они были нанесены желтой краской почти у самого пола, а иногда просто проведены черточки на потолке и на стенах. Только теперь я понял, что казавшаяся безучастной Катрин на самом деле внимательно наблюдает за всем и все осмысливает, воспринимая окружающее отнюдь не с тем летаргическим безразличием, какое испытывал я.

Пройдя несколько дверей, мы оказались в шестигранном зале, через который вертикально поднималась снизу вверх массивная металлическая лестница. Против двери, через которую мы вошли, был вход в коридор, над которым на стальной опоре висела красная табличка:

Мы остановились перед ней.

— Сюда, что ли?

— Да, сюда.

Эйнар заглянул в коридор, потом в отверстие на потолке, куда уходила лестница.

— А эта лестница куда ведет? Валленброк нервно поиграл пистолетом.

— Наверх. Но этот ход, судя по всему, завален. Сверху к нему не подобраться, я пробовал.

— А почему я должен принимать это на веру? Давайте поднимемся, — сказал Эйнар и, подойдя к лестнице, положил руку на перекладину.

— Нет, мы пойдем туда, — спокойно заявил Валленброк тоном, не допускающим возражений, и махнул в сторону коридора.

— Кто со мной? — спросил Эйнар. — Ты, Рихард? Катрин?

Он подождал немного и ступил на лестницу.

— Валленброк может выстрелить, — сказал я. Эйнара это не остановило, он поднялся на несколько ступенек.

— Не забудь, что мы заражены вирусом! — напомнил я.

— Плевал я на вирусы, — ответил Эйнар. Он уже поднялся на уровень потолка, и нам видны были только его ноги. — Все это блеф.

Эйнар скрылся из виду, и теперь слышался лишь глухой звон подошв о металлические ступени. Краем глаза я наблюдал за Валленброком, он поднял пистолет, но тут же опустил.

Никто не двигался с места, все словно ждали чего-то — неужели все так легко и просто кончится? Если это было предчувствие, то оно нас не обмануло. Вверху раздалось шипение, которое длилось несколько секунд, потом вновь наступила тишина. В этом звуке было что-то зловещее, мы замерли. Наконец я стряхнул с себя оцепенение и только хотел ступить на лестницу, как сверху посыпался пепел. Мы не сразу поняли, что это означает. Сердце у меня заколотилось, во рту пересохло. Эйнар…

— Почему ты его не удержал? — крикнула Катрин. — Почему позволил туда пойти?

Отбросив всякую сдержанность, она шагнула к Валленброку. Впервые за долгое время я увидел, что эта женщина способна на бурное проявление чувств. Но она тут же взяла себя в руки.

Валленброк снова поднял пистолет.

— А зачем? Он мне больше не нужен. Катрин промолчала.

— А с этим как быть? — Она указала на предостерегающую надпись. — У нас ведь нет защитных костюмов.

— Не имеет значения, — ответил Валленброк. — Это написано просто так, для перестраховки. Да мы и пробудем там совсем недолго. Пошли, надо спешить.

— А если мы не пойдем?

Валленброк сжался, точно пружина, и отступил назад, не опуская своего пистолета.

— Вы мне еще нужны, — он махнул пистолетом. — И не думайте, что я кого-то стану жалеть. Для начала я буду стрелять в плечо или в руку. Нет, вы пойдете со мной, даже если мне придется тащить вас на себе.

Не знаю, насколько серьезны были слова Катрин — может, она просто хотела испытать Валленброка. В самом деле, могли бы мы действовать самостоятельно? Ведь мы поняли только, что блокировка действует, но, в отличие от Валленброка, не знали, как ее отключать. А кроме того… Может, Валленброк внушил нам какую-то надежду: а вдруг стоит нам добраться до Центра управления — и сразу все изменится. Все, что с нами произошло: попытка прорваться… наши страдания и лишения… все это представлялось столь невероятным, что могло оказаться просто кошмаром или хитро задуманным испытанием. И если мы его выдержим, глядишь, вдруг все обернется не так уж плохо…

Валленброк еле держался на ногах. Я заметил, что он пошатывается, видно, и сам он не был уверен в своих силах. Приказав нам идти вперед, он пошел следом. Стоило кому-нибудь из нас обернуться, Валленброк тут же грубым окриком подгонял его. Он все время что-то бормотал про себя — я понял, что он держится из последних сил и надолго его не хватит. Наверное, тот красный раствор, в который он вчера свалился — неужели это было только вчера? — был ядовитым, а может, даже радиоактивным. Обесцвеченная ткань, кожа в струпьях… то было действие химии либо лучей. Конечно, теперь он не боится даже войти в «красную зону».

Стой! — вдруг крикнул Валленброк. Мы обернулись. Уронив голову, он стоял на коленях, опираясь руками о землю, пистолет валялся рядом.

Катрин подалась было к нему, но Валленброк, быстро выпрямившись, схватил пистолет. Он по-прежнему стоял на коленях, раскачиваясь всем телом, вместе с ним качался и пистолет, но нацелен он был, как и прежде, на нас. Надо же, теперь, когда мы так близко… — Было непонятно, обращается ли он к нам или говорит сам с собой. — Жаль… мне так хотелось выяснить.

Не вставая с колен, он подобрался ко входу слева от себя, поднялся, опираясь о стену, и нащупал шкафчик, вмурованный в нее на высоте груди. Открыл его и медленно, одну за другой, нажал кнопки.

Входите! — Он отступил в сторону, должно быть, боялся, что мы выхватим у него пистолет. Увидев, что мы не двигаемся, Валленброк прицелился. — Церемониться с вами я не буду! Вперед!

Мы вошли и оказались в тесной комнате, стены которой были закрыты полками, там стояли сосуды со знаком радиоактивности: лучи, исходящие из одной точки. Мы почувствовали какой-то кисловатый запах — неужели радиоактивность здесь настолько сильна, что ионизирует воздух?