— Но я бы все равно выиграл, — настаивал я на своем. — Проклятье, эти парни мертвы уже столетия, неужели они смогли бы оказать мне сопротивление? Она улыбнулась и передвинула коня.

— Шах. Я понял, что опять проиграл.

— Наступит день, когда я научусь играть в эту игру, — сказал я. — До чемпиона мне пока далеко. Вероника принялась складывать фигуры в коробку.

— Свеаборг напоминает шахматы, — заметила она. — Шахматную партию, которая ведется через пространство и время, между нами и шведами против русских и финских националистов. Как ты считаешь, какой ход нам следует сделать против Кронштета?

— И откуда я только знал, что наш разговор вернется к этому? — проворчал я. — Будь я проклят, если имею хоть малейшее представление. Быть может, майор что-нибудь придумал.

Она кивнула. Ее нежное бледное лицо в обрамлении темных волос вновь стало серьезным.

— Мы в сложном положении, у нас остались лишь отчаянные ходы.

Интересно, что произошло бы, если бы моя миссия оказалась удачной? Если бы мне удалось все изменить? Что стало бы с Вероникой, майором, Рафом, Слимом и всеми остальными? Что бы случилось со мной, лежащем в темном гробу? Все это лишь теории, никто толком ничего не знает.

— Я и сам на грани отчаяния, мэм, — сказал я Ронни, — и готов на любые меры. Наши хитрые ходы не приводят к результатам. Давайте выслушаем майора. Как мне следует воздействовать на Бенгта? Заставить его изобрести пулемет? Сбежать к русским? Продемонстрировать всем задницу, взобравшись на бастионы? Что? Она мне рассказала, но у меня возникли сомнения.

— Возможно, это сработает. — Я пожал плечами. — Но что еще более вероятно, приведет Бенгта в самую глубокую темницу, какая только у них есть. Они решат, что он окончательно спятил. А Ягерхорн может застрелить его на месте.

— Нет, — покачала головой Ронни. — Ягерхорн в некотором роде идеалист. Человек принципов. Я согласна, ход рискованный, но нельзя выиграть шахматную партию, не рискуя. Ты это сделаешь?

У нее была такая чудесная улыбка; мне казалось, что я ей нравлюсь. Я пожал плечами.

— Почему бы и нет. Танцевать я все равно не могу.

«…Будет позволено отправить двух курьеров к королю, одного по северной, а другого по южной дороге. Они получат паспорта и охрану, а также все необходимое для успешного завершения миссии. Составлено на острове Лонан, 6 апреля 1808 года».

Монотонный голос офицера, читающего договор, неожиданно смолк, и наступила мертвая тишина. Несколько шведских офицеров зашевелились на своих стульях, но все молчали. Вице-адмирал Кронштет медленно поднялся на ноги.

— Таков договор, — сказал он. — В свете нашего тяжелого положения на большее мы рассчитывать не могли. Мы уже истратили треть наших боеприпасов, из-за наличия льда наши бастионы открыты для атак превосходящих сил противника со всех сторон, к тому же мы вынуждены принимать большое число беженцев, которые поглощают наши запасы продовольствия. Генерал Сухтелен мог бы потребовать от нас немедленной капитуляции. По милости Божьей он этого не сделал. Более того, нам даже удалось сохранить три из шести островов, и мы сумеем вернуть еще два, если пять шведских линейных кораблей придут к нам на помощь до третьего мая. Если шведы не появятся, нам придется сдаться. Тем не менее флот будет возвращен шведам по окончании военных действий, а перемирие позволит избежать дальнейших потерь. Кронштет сел. На ноги тут же поднялся полковник Ягерхорн.

— Если шведские корабли не прибудут вовремя, мы должны подготовить план организованной сдачи гарнизона, — И они начали обсуждать детали.

Бенгт Антонен сидел молча. Он ожидал такого развития событий, тем не менее его охватило смятение. Договор Кронштета и Ягерхорна приведет к катастрофическим последствиям. Какая глупость! Какое малодушие! Теперь они обречены.

Немедленная сдача Вестер-Сварто, Остер-Лилла-Сварто и Лангорна, гарнизон сложит оружие позже, капитуляция отсрочена на месяц — но это ничего не меняет. История их осудит. Дети в школе будут проклинать их имена. А он совершенно беспомощен.

Когда встреча подошла к концу, офицеры встали, чтобы разойтись. Антонен поднялся вместе со всеми, твердо решив молчать и немедленно покинуть комнату, позволив им продать Свеаборг за тридцать сребреников. Но в последний момент не смог справиться с собой и подошел к стоящим чуть в стороне Кронштету и Ягерхорну. Оба молча посмотрели на него. В их глазах Бенгт прочитал усталость и отвращение.

— Вы не должны так поступать, — с горечью проговорил он.

— Дело сделано, полковник, — ответил Кронштет, — Вопрос более не обсуждается. Я вас предупреждал. Исполняйте свой долг офицера. — Он повернулся, намереваясь уйти.

— Русские вас обманывают, — выпалил Антонен. Кронштет остановился и посмотрел на него.

— Адмирал, прошу вас, выслушайте меня. Договор, по которому мы сохраняем крепость, если пять линейных кораблей прибудут до третьего мая, продовольствие, — все обман. К третьему мая лед не растает. К нам не сможет пробиться ни один корабль. В договоре написано, что корабли должны войти в гавань Свеаборга до полудня третьего мая. Генерал Сухтелен воспользуется этим временем, чтобы переместить свои пушки и взять под контроль подходы с моря. Любой корабль, который попытается приблизиться к Свеаборгу, попадет под мощный обстрел. Но и это еще не все. Ваши посланцы, отправленные к королю, сэр… Лицо Кронштета казалось сделанным изо льда и гранита. Он поднял руку.

— Достаточно. Полковник Ягерхорн, арестуйте этого безумца. — Он собрал свои бумаги, отказываясь смотреть Антонену в лицо, а потом быстро вышел из комнаты.

— Полковник Антонен, вы арестованы. — Голос Ягерхорна неожиданно смягчился, — Не сопротивляйтесь, предупреждаю вас, вы лишь усугубите свое положение. Бенгт Антонен повернулся к полковнику. Сердце его сжалось.

— Вы не слушаете. Никто из вас не желает меня выслушать. Вы понимаете, к чему это нас приведет?

— Думаю, да, — сказал Ягерхорн. Полковник Антонен протянул руку и схватил его за ворот.

— Нет, вы не понимаете! Неужели вы полагаете, что я не знаю, кто вы такой? Вы националист, будьте вы прокляты! Вы и ваш Аньяльский союз, гнусные финские аристократы, бездарные националисты. Вы ненавидите господство шведов. Царь обещал вам, что Финляндия получит независимость под его протекторатом, и вы забыли о преданности шведской короне.

Ягерхорн заморгал. На его лице появилось странное выражение, но потом он покачал головой.

— Вы не можете об этом знать. Никому неизвестны условия… я… Антонен встряхнул его.

— История посмеется над вами, Ягерхорн. Шведы проиграют войну из-за вас, из-за сдачи Свеаборга, и вы получите то, о чем мечтали. Финляндия обретет независимость под царским протекторатом. Но не станет свободнее, чем сейчас, под владычеством шведов. Вы просто поменяете своего короля, как старый стул на блошином рынке, но ничего не выиграете от сделки.

— На… блошином рынке? А это еще что такое?

— Блошиный рынок, блошиный… я не знаю, — растерянно сказал он, отпустил Ягерхорна и отвернулся. — О боже, я знаю. Это такое место, где… где покупают и продают старые вещи. Ярмарка. Она не имеет никакого отношения к блохам, но там полно странных машин и запахов. — Он провел пальцами по волосам, стараясь сдержать крик, — Ягерхорн, моя голова полна демонов… О, боже, я должен сделать признание. Голоса, я слышу голоса днем и ночью, как та французская девушка-воительница, Жанна. Я знаю о том, что будет потом. — Он посмотрел в глаза Ягерхорна, увидел в них страх и с мольбой поднял руки. — От меня здесь ничего не зависит, поверьте мне. Я молю о молчании, об освобождении, но шепот продолжается, мной овладевают странные приступы. Это не моих рук дело, но кто-то же за ними стоит? Наверное, голоса шепчут правду, в противном случае Бог не позволил бы, чтобы они меня мучили. Я прошу о милосердии, Ягерхорн. Выслушайте меня, пожалуйста! Полковник Ягерхорн смотрел мимо Антонена, но в комнате никого больше не было.