Я больше не слышу шума прибоя, но улавливаю быстрое, громкое сердцебиение Графа, которое заглушает остальные вокзальные звуки. Закрываю глаза и прижимаюсь ухом к его груди. Его сердце стучит еще громче. Меня лихорадит, засасывает в какую-то черную дыру… А затем сила притяжения этой дыры начинает ослабевать. Мышцы постепенно расслабляются. Дрожь унимается.

Не знаю, сколько времени я так стою, — минуту или целую вечность — но потихоньку возвращаюсь к своему нормальному состоянию — будто пробуждаюсь ото сна. Сначала улавливаю аромат Графа — и вдыхаю поглубже. Затем чувствую губы Графа у моего виска. После — что объятия слишком сильные — мне не хватает воздуха.

— Кажется, прошло, — шепчу я.

Граф ослабляет хватку — и выпускает меня. Я стаскиваю пальто с головы, но крепко держу ворот у моей шеи. Оглядываюсь. Это месиво человеческих тел и лиц по-прежнему давит — меня слегка подташнивает и кружится голова — но я уже контролирую свои действия.

Перевожу взгляд на Графа. Не понимаю, как именно он смотрит на меня. Словно между нами метровая стеклянная стена. Или он увидел во мне другого человека.

— Крис… Можешь идти? — вполголоса спрашивает Граф.

Обнимает меня за плечи, прижимая к себе так сильно, что мы будто становимся одним человеком — и вот так пробираемся сквозь толпу. Временами Граф заглядывает мне в глаза — мельком, наверное, просто убедиться, что я не собираюсь падать в обморок.

Потом, позже, уже на парковке, он прислоняется к машине, подтягивает меня к себе — и обнимает почти так же, как на вокзале во время моего приступа, разве что осторожнее. Я все жду, когда он прекратит, но молчу — вижу, что и с ним что-то происходит. Но Граф все не отпускает меня — кутает в свое пальто. Прижимается щекой к моему виску. Чувствую его спокойное глубокое дыхание на своих волосах.

— Граф?

Он чуть отстраняется, смотрит на меня так, словно только что очнулся.

— Не могли бы вы… — я веду плечами — и он размыкает объятия.

— Конечно.

Садимся в машину. Всю дорогу снова молчим. Тишина непонятная — не напряженная, но… вдумчивая.

Не заглушая двигатель, Граф останавливается у моего подъезда. Я прощаюсь, выхожу из машины.

— Крис, подождите! — Граф нагоняет меня у двери. — А если… — он медлит. Волнуется? Граф?! Машинально запускаю руку в карман куртки и то сжимаю, то разжимаю гладкий теплый орех каштана. — Допустим… я аннулирую нашу сделку, Крис, — он замолкает. Я тоже молчу, не понимая смысла его слов. Но живот скручивает от волнения. — Допустим, Крис, я забуду об инциденте с кольцом — сотру отпечатки пальцев, уничтожу видеозапись… Тогда вы вернетесь, чтобы рассказать историю до конца?

— Нет, — без колебаний отвечаю я.

Могла бы соврать. Но вряд ли бы Граф мне поверил.

Он усмехается. А взгляд такой, словно он узнал, что тяжело болен.

— Тем не менее, я больше не собираюсь вас шантажировать, Шахерезада, — вы свободны. Но я. Очень. Надеюсь. Что вы вернетесь, — он замолкает, видимо, ожидая моего ответа, а я, шокированная, просто стою и пялюсь на него. — Завтра вечером дверь будет открыта. Только, если вы не придете, — сегодняшняя ночь станет нашей последней.

— Вообще-то, это тоже шантаж… — говорю уже в спину Графу.

Он не оборачивается. Садится в машину — и уезжает.

Я взглядом провожаю Понтиак до поворота. Смотрю на стоп-сигнальные огни, пока горит красный свет, — и все не могу поверить, что эта картинка окажется последней в моей истории с Графом.

Стою через дорогу от дома Графа — в темноте, под деревом, куда почти не проникает белый фонарный свет. Я могу сколько угодно обманывать себя, но знаю, что все равно поднимусь на крыльцо.

Смотрю, как на кухне у плиты готовит Граф. Что-то помешивает в кастрюле — кажется, соус, — и касается губами ложки, чтобы попробовать вкус. В другой кастрюле бурлит вода — пар взмывает к вытяжке, подпрыгивает крышка. Я не слышу, но могу представить, как она звякает. Без труда добавляю джаз в качестве фоновой музыки. Возможно, Граф что-то напевает… Мне жаль разрушать эту сказку. Так хочется ошибаться, представляя, что подглядываю за настоящим Графом, который ждет меня, готовит нам ужин…

Стоп!

Трясу головой и улыбаюсь сама себе.

В фантазиях нет ничего плохого. Главное, не позволять им влиять на настоящую жизнь.

Итак, дверь дома открыта.

Не то, чтоб я удивлена, но все равно приятно, — от Графа можно ожидать чего угодно.

Граф встречает меня в прихожей. Помогает снять пальто. Жонглирует моими перчатками, прежде чем положить их на тумбочку. Он выглядит счастливым, и от мысли, что причиной этого счастья могу быть я, — мне становится радостно и волнительно. Снова хочу сказать себе: «Стоп!», но все оттягиваю этот момент — чтобы насладиться своими ощущениями.

— Кристина, предлагаю игру… Нет, не застывайте вы так… Ну, в самом деле… Крис! — он шутливо хмурит брови — и я сдаюсь. — Совсем другое дело! Люблю вашу улыбку… Так вот, это очень простая — можно сказать, детская, — игра… Прошу вас, проходите на кухню… Правила такие. Я приготовил ужин, — Граф указывает рукой на плиту, откуда тянется умопомрачительный аромат сливочного соуса и базилика — и, если вы останетесь довольны, мы, наконец, окончательно перейдем на «ты».

— Согласна!

— Вы слышали? — обращается Граф к невидимым зрителям. — Она согласна! Какое прекрасное начало ночи!

Надо признать, сейчас он чертовски обаятелен. Сложно отвести от него взгляд — хочется ловить каждое движение. Это самая настоящая магия.

Бесшабашное, хулиганское настроение Графа передается и мне — и я утаскиваю из салатной миски ломтик сладкого перца — точь-в-точь как это сделала Ксения в рассказе Графа. Секундное замешательство — и Граф улавливает аналогию, называет меня воришкой и пытается, не дотрагиваясь, отобрать добычу. Возможно, глядя мне в глаза, он тоже чувствует это легкое волнующее покалывание в груди, когда губами берет у меня из рук надкушенный ломтик…

Граф вынимает противень с запеченными креветками, и мы, игнорируя по-королевски сервированный стол, приступает к трапезе прямо у плиты. Макаю креветку в соус, кладу ее в рот, ворочаю языком, прокусываю — смакую, получая на каждом этапе новую порцию удовольствия. Запиваю глотком прохладного белого вина… Мне хорошо настолько, что я бы согласилась прибывать в этом состоянии вечно. Я забываюсь в своих ощущениях — и не сразу осознаю, что Граф не ест — стоит, прислонясь к плите спиной, и наблюдает за мной. Даже могу предположить, что любуется. Думаю, я и в самом деле выгляжу эффектно: стройная шатенка с длинным вьющимися волосами. Вечерний макияж. Черное коктейльное платье подчеркивает фигуру, завязочки болеро кокетливо сходятся на груди — наверняка, за них хочется потянуть…

Пригубливаю еще вина и отставляю бокал.

— Вы совсем ничего не едите, Граф, — я макаю креветку в соус и протягиваю ему — также, как недавно проделала это с ломтиком перца.

Граф несколько секунд копается в глубине моих глаз, затем осторожно берет губами креветку из моих рук. Смотрит так, словно это не я его, а он меня испытывает. И я понимаю, что происходит: его физическое желание — словно силовое поле. Меня притягивает.

Сначала это происходило незаметно — а теперь я уже стою совсем рядом с Графом, на крючке его взгляда, рука с хвостиком креветки все еще приподнята. Я осознаю, что пока дразнила Графа, сама увлеклась настолько, что перестала контролировать ситуацию.

Надо отступить, разрядить атмосферу шуткой — но меня хватает только на то, чтобы опустить взгляд.

— Расскажешь, о каком преступлении шла речь? — нарушает тишину Граф.

Я внутренне сжимаюсь. О чем он? Точнее, о каком именно преступлении?..

— «Ксения садится на край матраса, подтягивает к себе ноги и аккуратным, но настойчивым движением закрывает книгу, которую читает Глеб…», — напоминает мне Граф, затем протягивает руку к айподу, стоящему на полке, — и вот уже вместо джазовой импровизации я слышу песню Питта Мюррея «So beautiful».