Блейн был глубоко погружен в разговор со своим двоюродным братом, Си Джеем. Толпа вокруг в основном состояла из скудно одетых девушек, соперничающих за его внимание, но братья, казалось, совершенно не обращали на них внимание. Одна цыпочка была чертовски близка от попытки заставить Блейна продегустировать ее сиськи.
Возможно, мой приход был ошибкой. Блейн не хотел, чтобы я здесь присутствовала, он так и сказал Анжеле. Он уезжал. Почему же он переезжал в другую часть света, если он еще что-то ко мне чувствовал?
Когда я подошла к микрофону со своей гитарой, шум в помещении немного утих, но Блейн по-прежнему не поворачивался. Я обернулась к Анжеле. Она мне ободряюще улыбнулась и кивнула. Я расправила плечи. Я была здесь. Прийти сюда было только половиной сражения, и будь я проклята, если теперь поверну назад.
Без единого слова, и даже не представившись, я начала играть. В начале струны под моими пальцами ощущались чужими. Почти как любовник, которого ты уже сто лет не целовала. Но вскоре навыки взяли свое, наполняя меня ощущениями комфорта и спокойствия. Анжела была права: пение — это то, чему я принадлежала. Ничто не сделает меня более бесстрашной... и более похожей на саму себя. Ничто не сможет меня обидеть на сцене. Сломленная девушка наконец-то была восстановлена и свободна.
Направив свой взгляд на Блейна, я громко запела первые строки и сразу увидела, как напряглось его тело. Он узнал мой голос. Он меня слышал. Но мне было необходимо, чтобы он действительно услышал меня. Вслушался в слова, которые я сочинила только для него несколько месяцев назад. Слова, которые я слишком боялась ему сказать. До сих пор.
Когда мы встретились, лежала я в осколках
Своей души… Как брошенный бокал.
Была напугана, что можешь ты увидеть
За маской той страстей моих накал.
Он медленно развернулся и его потрясенный взгляд отыскал мои глаза. В тот момент, когда наши взоры встретились, я поняла, что моя судьба была предрешена.
Я падала в вечность.
Я больше никогда не смогу уйти от любви. И от него. От этого безумно красивого мужчины, которого безнадежно любила. Мой страх превратился в возбуждение. А беспокойство переросло в полнейший восторг.
Я посылала ему каждое слово, как будто вокруг нас больше никого не существовало. В моем мире никого и не было. Он был для меня всем. Он был единственным, что могло меня спасти. И он уже это сделал.
Меня пугает жутко
Любовь и боль утраты
Невольно я стремилась
Преодолеть преграды.
Весь бар погрузился в безмолвие, а мы с Анжелой продолжали играть. Наши голоса звучали в идеальной гармонии. Мы слились в унисоне, будто превратившись в единый устойчивый голос. Нас окружала музыка, управляя нашими пальцами и связками. Остальные девушки из «Анжел Даст» подхватили мотив на своих инструментах и начали импровизировать.
Сейчас я существовала в том идеальном месте, где все сошлось. Изображение больше не было размытым, я видела все, лицезрела Блейна так ясно как днем. Я больше не играла на гитаре, я стала ею. Больше не пела, я и была песней.
Но вот, теперь ты видишь,
Что натворить смогла я.
Мне безнадежно плохо
Хочу, чтоб боль пропала.
Пыталась раз за разом
Тебя я оттолкнуть
Теперь-то знаю точно —
То был неверный путь.
Он сидел словно каменное изваяние и не сводил с меня своего пристального взгляда. Какая-то очередная обесцвеченная блондинка попыталась перехватить его внимание, но он оставался неподвижным. Непоколебимым. Таким же, каким был всегда. Блейн был константой. Моей неизменной. Он стал для меня необходим так же, как Дом и Анжела. Он стал моей семьей.
Когда мы подошли к заключительной части, я позволила своим глазам закрыться и просто... растворилась в ощущениях. Я дала эмоциям, скрытым в этой песне, затопить себя. Позволила правдивости этих строк освободить меня от страхов и беспокойства.
Я делала это не только ради Блейна. Нет, это было Освобождение Ками Дюваль. Одной сломленной девушки, которая смогла собрать себя воедино. Напуганного ребенка, который выжил, даже не стремясь к этому. Я поцеловала эту девочку на прощание. Я позволила уйти страху, который долгие годы был моим лучшим другом. У меня больше не было в нем нужды. Теперь у меня была любовь.
Я не боюсь ни монстров,
Ни призраков безликих.
Не быть с тобою больше —
Вот, что пугает дико.
Песня закончилась, и я открыла свои глаза. Блейн был прямо передо мной, стоя на краю сцены. Его щеки блестели от слез, а глубокие карие глаза покраснели. Его присутствие послало волну храбрости по моим венам. Я сняла гитару и передала ее Анжеле, а затем вслед за ним спрыгнула со сцены. Я почти не слышала хриплые возгласы и аплодисменты толпы. Сейчас мне нужно было услышать его голос, говорящий мне, что еще не слишком поздно. Что я не потеряла его.
— Привет, Бегунья, куда собралась? — спросил он хриплым шепотом.
Я улыбнулась.
— По-моему, я говорила тебе не называть меня так.
— А по-моему, ты говорила, что покончила с побегами.
Я кивнула. Он был прав. Он всегда высказывал мне все прямо в лицо, и это было именно тем, чего я и боялась. Он видел меня такой, какой я была на самом деле.
— Теперь так и есть. Мне больше некуда идти. Есть только одно место, где я хотела бы быть.
Я увидела, как Блейн покатал штангу у себя во рту, так, как делал это сотни раз. В моем животе расцвело жаркое пламя, искушающее меня почувствовать его язык у себя во рту.
— Да? И что это за место? — спросил он.
— Рядом с тобой, — ответила я без сомнений и страха.
— Но ты сказала... Кам… — начал он, заикаясь.
Блейн глубоко вздохнул и шагнул ко мне, заполняя пространство между нами ароматом мяты и специй. Он поднял руку и погладил меня по щеке, в том месте, где остался едва заметный шрам. Я, закрыв глаза, наслаждаясь его близостью и даже не пытаясь себя сдерживать.
— Ками... — прошептал он. — Почему? Почему теперь?
Я открыла глаза, чтобы он смог увидеть уверенность, поселившуюся в них.
— Потому что ты — исключение, Блейн. И если честно, я была просто трусихой. Я была в ужасе от ужасно сильных чувств к тебе.
Он склонил голову набок и прищурился.
— Что ты испытываешь?
По моим щекам пополз румянец. Я поднялась на цыпочки и, застав его врасплох, мягко поцеловала в губы.
— Я люблю тебя, — промурлыкала я ему в рот. — Я люблю тебя так сильно, что это меня пугает.
Он отодвинулся, чтобы встретиться со мной глазами.
— Пугает тебя?
— Масштабы того, что я к тебе чувствую, мысль потерять тебя навсегда — вот, что пугает меня до смерти.
Я взяла своими ладонями его за руки и притянула их к своей груди.
— Блейн, самая пугающая часть в любви не любовь сама по себе. А возможность отпустить себя и погрузиться в неизвестность. Доверить кому-то самую неприкосновенную часть своего сердца. Позволить себе чувствовать что-то странное и неизведанное, несмотря на то, насколько чертовски сильно это тебя пугает. Самое страшное — это не любить тебя, Блейн. Эта часть проста. А вот падение… Я упала уже давно. И знаешь что? Я больше не боюсь.
У меня не осталось возможности произнести ни слова, так как он притянул меня к себе и завладел моим ртом.
Да, завладел.
Это был не поцелуй. Блейн заклеймил меня на всю оставшуюся жизнь. Отметил меня как живое произведение искусства, которое захватило в плен все его великолепное тело. Сделал меня своей навсегда. Каждая ласка его языка усмиряла муки одиночества, сидевшие внутри меня. Вспыхивала сладкой болью, заставляющей меня трепетать в его руках. Мои колени ослабли и подогнулись, от чего я покачнулась. Но Блейн подхватил меня. Я знала — он меня не отпустит никогда.
Я неохотно убрала руки с его шеи и выкарабкалась из крепкой хватки.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал я, поворачиваясь, чтобы взять свою сумку, которая была намеренно припрятана поблизости.
Тогда я и заметила наблюдающих за нами Дома, Анжелу и даже Си Джея. Они стояли на другом конце бара, их лица выражали различную степень радости и гордости. Я улыбнулась им и повернулась обратно к заинтересованному Блейну.