— Нет проблем, — сказал я, возвращая папку. — У меня квалификация второй ступени. Надеюсь, вы не возражаете? Вторая ступень — это значит...

— Двойная оплата, ты об этом? Никаких возражений. Вместе с премиальными выйдет даже три к одному. Устроит?

— Очень любезно с вашей стороны.

— Все-таки работа особой важности. Да и под водопадом ты недаром ползал. Уох-хо-хо!.. — снова развеселился он.

— Ну что ж. Тогда покажите мне исходные данные, — попросил я. — Я просмотрю их и выберу оптимальный метод конвертации. Кто будет делать расчет компьютерного уровня, вы или я?

— Этим займусь я сам, на своем компьютере. А ты возьмешь на себя все, что до и после. Согласен?

— Прекрасно. Так я быстрее закончу и меньше устану.

Старик поднялся с кресла, повернулся ко мне спиной и принялся шарить по голой стене руками. Секунд пять или шесть — и вдруг в монолитной, на первый взгляд, стене распахнулась дверца потайной ниши. Фокусы продолжались. Старик достал из ниши еще одну папку с документами и захлопнул дверцу. Дверца закрылась, и на гладкой белоснежной стене не осталось ни щели, ни шва.

Взяв эту папку, я бегло просмотрел семь страниц, мелко испещренных цифрами. С хаотичностью никаких проблем не было. Нормальные беспорядочные цифры. Обычное сырье для конвертации.

— Я думаю, для данных этого порядка «стирка» подойдет в самый раз, — предложил я. — При «стирке» разрядность ключа такова, что за взлом алгоритма обычным методом перебора можно не беспокоиться. «Временный мост» здесь практически не построить. В принципе, конечно, такая вероятность есть, но на практике успешность «случайного тыка» никак не проверить, а значит, и от погрешностей до конца не избавиться. Это все равно, что пытаться ходить по пустыне без компаса. Под силу разве что Моисею.

— Не знаю, что там делал Моисей в пустыне, но море он все-таки пересек, — заметил старик.

— Это было слишком давно. Насколько я знаю, на этом уровне конвертации ни одного взлома пока не зарегистрировано.

— Ты хочешь сказать, что банальной первичной конвертации более чем достаточно?

— Но при вторичной риск будет слишком велик. Мы, конечно, сведем вероятность успешных «тыков» к нулю, но сегодня это слишком опасная акробатика: мы рискуем поставить подножку самим себе. Все-таки процесс конвертирования еще не освоен до конца. Разработки продолжаются.

— А тебе никто и не говорит о вторичной конвертации, — глухо произнес старик, взял со стола очередную скрепку и снова увлекся заусенцами — теперь уже на среднем пальце левой руки.

— Вот как? Но что тогда...

— Шаффлинг, — резко прервал меня он. — Мне от тебя нужен шаффлинг. Сначала стирка, а потом шаффлинг, одно за другим. Почему я и вызвал именно тебя. Ради простой стирки нанимать конвертора второй ступени нет нужды.

— Я что-то не пойму, — сказал я и, откинувшись на диване, положил ногу на ногу. — Откуда вам известно про шаффлинг? Ведь это сверхсекретная тема, и внешний доступ к ней заблокирован...

— Мне много чего известно. У меня хорошие связи в высшем эшелоне Системы.

— Ну, тогда воспользуйтесь этими связями и спросите там, наверху. И вам ответят: все шаффлинговые системы заморожены, любая деятельность подобного рода категорически запрещена. Почему — не мое дело. Видимо, случилась какая-то авария. Но так или иначе, пользоваться шаффлингом больше нельзя. И тут уж, если что, простой потерей лицензии не отделаешься...

Старик внимательно выслушал меня и снова протянул мне папку с заявкой.

— Посмотри внимательнее на последнюю страницу. Там должна быть санкция на шаффл-активность.

Я раскрыл, как велено, папку на последней странице и пробежал глазами. Мистика! Совершенно официально в рамках полученного задания мне разрешалось применение конвертационной системы «шаффлинг». Я перечитал несколько раз. Полная легальность. Пять подписей, четыре печати. Черт меня побери! О чем они там думают наверху? Сначала приказывают людям рыть яму, а когда яма вырыта, немедленно требуют ее засыпать. Что бы ни происходило на верхушке пирамиды, в итоге голова болит только у нас, рабочих муравьев.

— Я хотел бы получить цветные копии всех страниц этой заявки, — попросил я. — Иначе я могу влипнуть в крайне неприятную историю. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Разумеется, — кивнул он. — Ты их получишь, не волнуйся. Все формальности соблюдены — комар носа не подточит. Половину денег получишь сегодня, половину — по завершении работы. Нет возражений?

— Возражений нет. Стирку я выполню здесь. Обработанные данные заберу с собой и уже дома сделаю шаффлинг. Это потребует отдельной и очень серьезной подготовки. А уже то, что получится, принесу вам.

— Результат мне нужен через трое суток ровно в полдень. Во что бы то ни стало.

— Это нормальный срок. Я успею.

— Запомни: опаздывать нельзя ни в коем случае, — напирал он. — Просто не представляешь, что будет, опоздай ты хоть на минуту.

— Мир развалится на куски? — улыбнулся я.

— В каком-то смысле, —очень серьезно ответил он.

— Не беспокойтесь. За свою практику я еще ни разу не опоздал. А сейчас, если можно, приготовьте мне термос с горячим кофе и побольше воды со льдом. И чего-нибудь перекусить. Чувствую, поработать придется не час и не два.

Я не ошибся: поработать действительно пришлось всерьез. Сами цифровые комбинации не представляли особой сложности, но ступеней детерминирования оказалось куда больше, чем я ожидал, из-за чего моя стирка получилась страшно долгой и запутанной.

Если излагать популярно, все происходит так. Я загружаю предоставленные мне данные в правое полушарие мозга (назовем его «правый мозг»), пропускаю их через систему знаков, никак не связанную с этими данными, затем переправляю в левый мозг — и уже в принципиально ином виде выгружаю, записывая полученные цифры на бумагу. Грубо говоря, это и есть «стирка». Ключ кодировки у каждого конвертора — свой. Принципиальное отличие такого ключа от таблицы случайных чисел в том, что он представляет собой диаграмму. Иначе говоря, ключ к расшифровке конкретных данных спрятан в совершенно индивидуальной схеме разделения мозга на левый и правый (что, конечно, всего лишь удобная фигура речи: на самом деле, наш мозг на половинки не делится). На рисунке это выглядит примерно вот так:

Пока эти линии разрыва не совпадут с абсолютной точностью, вернуть закодированные данные в исходный вид невозможно. Кракеры, тем не менее, похищают эти данные из компьютерной сети и пытаются их прочесть, выстраивая «временные мосты». Производят анализ данных, создают трехмерные голограммы наших мозгов и стараются воспроизвести эти линии разрыва искусственным путем. Иногда им это удается, иногда нет. Мы совершенствуем способы защиты — они развивают технологии нападения. Мы охраняем информацию — они ее крадут. Классический сюжет о ворах и полицейских.

Завладев чужими секретами, кракеры продают их на черном рынке и получают фантастическую прибыль. Что хуже всего — самую важную часть краденого они оставляют у себя и с огромной выгодой используют в интересах своей корпорации.

В обиходе нашу организацию называют Системой, а корпорацию кракеров — Фабрикой. Изначально Система создавалась как частный консорциум, но со временем ее общественное значение возросло, и она получила полугосударственный статус. Как, например, компания «Белл» в США. Мы, рядовые конверторы, работаем по частному найму — как те же налоговые эксперты или адвокаты, — а для этого необходима государственная лицензия. Однако заказы мы можем принимать лишь непосредственно от Системы или же от агента, официально уполномоченного Системой. Это жесткое правило ввели для того, чтобы наши технологии не попадали в лапы кракеров. Нарушитель несет суровое наказание и теряет лицензию. Хотя лично я не вижу в этом правиле особого смысла. Потому что конверторы, у которых отбирают лицензию, чаще всего тут же заглатываются Фабрикой, уходят в подполье и становятся кракерами.