Я знала, что хотела бы сделать — будь у меня такая возможность, я бы разыскала этого чертова Роя Делла Паркса. Хотелось бы мне видеть его жалкую физиономию, когда я появлюсь на треке — или где он еще обретается в дневное время — и врежу ему еще разок! Но сегодня, к сожалению, этот вариант исключался, сегодня мы хоронили Руби Даймонд. Похороны должны были состояться в ее родном городке, Уевахитчке, и я должна была присутствовать.

Я посмотрела в большие карие глаза собаки.

— Знаешь, Флафи, не хочу оскорбить покойную, но я терпеть не могу похороны. Понимаешь, о чем я?

Малышка зевнула и заморгала. Она явно считала, что имеет право поспать подольше.

— Руби больше нет, Флафи, и похороны тут ничего не изменят. Но может быть, мне удастся найти ее убийцу.

Флафи потянулась. Маленькие лапки еле-еле доставали до моего плеча. Я протянула руку и почесала ей шею под подбородком. Из кухни послышался щелчок — включилась автоматическая кофеварка. День начался.

— Знаешь что… — Я спустила ноги с кровати и стала шарить по полу в поисках своих любимых шлепанцев с перышками. — На этих южных похоронах никогда не знаешь, чего ждать.

Флафи снова потянулась, на этот раз на краю кровати, явно собираясь спрыгнуть на пол и бежать к собачьей дверке. По утрам собеседница из нее никудышная.

— Ладно, надеюсь, они по крайней мере не устроят в церкви перекличку и не станут выпускать змей в толпу прихожан.

Не дослушав меня, собачка припустилась к двери.

— Не знаю, как тебе, — крикнула я ей вслед, — а мне совершенно нечего надеть. — Ответом мне был стук собачьей дверцы. — Ладно, беги, — продолжала я, — зато я первая пойду в душ.

Такая уж у меня жизнь, приходится говорить с самой собой. Я поплелась к кофеварке. Чтобы попасть в Уеву к двум часам, нужно было поторапливаться, время приближалось к полудню.

Была у меня и еще одна проблема: я осталась без средства передвижения, в этом смысле с четырех утра ничего не изменилось. Моя “камаро” стояла в круглосуточном автосервисе, дожидаясь, когда ей сменят колесо.

Я подошла к окну и посмотрела через улицу на трейлер Рейдин. У меня оставался только один выход, и я по опыту знала, что обойдется он недешево. Рядом с трейлером Рейдин в гараже стоял ее черный с белым “плимут-фьюри” шестьдесят второго года выпуска, аккуратно накрытый для дополнительной защиты от инопланетян небесно-голубым непромокаемым брезентом. Когда-то этот “плимут” был полицейской патрульной машиной, муж Рейдин купил его на аукционе и холил и лелеял как ребенка, которого у них никогда не было.

— Конечно, что за вопрос, ты можешь взять “плимут”, чтобы поехать на похороны Руби, — ответила соседка, когда я позвонила. — Я и сама хотела поехать, только боялась вести машину, но теперь ты можешь отвезти нас обеих.

Я понимала, что спорить бесполезно. Рейдин давным-давно объяснила мне, что куда ее “плимут”, туда и она. Но я все-таки попыталась.

— Рейдин, не стоит утруждать себя поездкой на похороны Руби, жара тебе вредна, а сегодня обещали девяносто градусов в тени.

— Ерунда, — отрезала Рейдин. — Если уж Рой Делл с ума сходил по этой девушке, должна же я посмотреть, из-за чего было столько шуму. Кроме того, дорогая, Руби была твоей подругой, я хочу тебя поддержать морально. Представляю, как тебе сейчас тяжело.

Я вздохнула и сдалась.

— Ладно, едем вместе. Я буду готова примерно через полчаса. Спасибо, Рейдин.

Соседка повесила трубку, по-видимому, слишком озабоченная предстоящим мероприятием, чтобы тратить время на такую ерунду, как вежливое “до свидания”.

В моем гардеробе не так уж много вещей, в которых можно пойти в церковь. Не то чтобы я отвернулась от своего католического воспитания, мне больше нравится думать, что это церковь отвернулась от меня. Я не отказалась от Бога, но мне не нравится организованная религия, и особенно сопутствующее ей лицемерие. Я почти не сомневалась, что добрые прихожане осудят Руби как грешницу. Нет, они, конечно, будут чинно сидеть на своих скамьях и изображать скорбь по покойной, но я-то сразу пойму, что их привело на похороны любопытство и самодовольство. Я только потому и решила поехать на похороны, что Руби больше не могла сама за себя заступиться, и кто-то должен был постоять за то чистое и непорочное, что в ней было.

Думая о предстоящей церемонии, я вполне могла допустить, что меня вышвырнут из церкви. С этой мыслью я вышла из дома и стала спускаться по лестнице. Рейдин уже ждала меня, она поспешно сорвала с “плимута” чехол и распахнула дверцы. “Одно из двух, — подумала я, — либо она проветривает нагретую солнцем машину, либо отгоняет пришельцев”.

— Пора ехать, — сказала Рейдин, забираясь на переднее сиденье и оставляя для меня место за рулем.

Старушка повернула зеркало заднего вида и, глядя в него, поправила головной убор, который больше всего напоминал огромную пасхальную корзину. Рейдин очень медленно вынула из шляпы четырехдюймовую шляпную булавку и аккуратнейшим образом вставила ее абсолютно на то же место.

— Если ты не поторопишься, они начнут без нас. Разве мама тебе не объяснила, что неприлично входить в храм Божий после того, как паства уже собралась? Заводи мотор, детка, а то пропустим самое интересное.

Рейдин и в самом деле мне помогла. Она хорошо знала Уевахитчку и показала мне кратчайшую дорогу к церкви.

Храм представлял собой небольшое здание прямоугольной формы из серых блоков из разряда “заезжай и поставь машину на лужайке перед входом”. На церкви висела маленькая белая вывеска, как мне показалось, сделанная вручную, притом не очень умело. Увидев в самом низу вывески имя брата Эверита, я совсем пала духом. Судя по всему, нам предстояло выслушать длинную проповедь о расплате за грехи.

Мне очень не хотелось заезжать на “новеньком” автомобиле Рейдин в изрытый колеями церковный двор, но другого выхода не было. Площадка, засыпанная гравием, и даже часть лужайки были уже заняты, так что нам остался только участок рыжей глины.

— Вот это собрание, вот это я понимаю! — удовлетворенно провозгласила Рейдин. — Сейчас мы им покажем, где раки зимуют. — Придерживая шляпу, она подняла голову и устремила взгляд к небу. — Трепещите, инопланетные злодеи! Трепещите!

Через пыльную глинистую площадку к церкви медленно брели две престарелые дамы. Услышав вопли Рейдин, они остановились и перекрестились.

— Аминь, сестра, — прошептала одна.

— Правильно! — поддержала другая.

Эта вторая, на шее которой красовались оранжевые бусы, показалась мне чем-то похожей на Рейдин.

Когда мы подошли к главному входу в крошечную церковь, от боковой стены здания отделилась фигура в черном балахоне и поспешила к двери. Я догадалась, что это и есть брат Эверит. Его короткие черные волосы, обильно смазанные бриолином, были зачесаны назад, лицо выражало хмурое недовольство. Держа в руке Библию, он быстро поднялся по ступеням.

Мы с Рейдин пошли за ним.

— Ноги в руки, и бегом, девочка, — сказала соседка. — Брат сейчас начнет службу.

Мы взбежали по лестнице, влетели в святилище и остановились как вкопанные: Рейдин стала озираться, высматривая свободное место. Отыскав то, что нужно, она поправила шляпу, покрепче зажала под мышкой пухлую сумочку и с неотвратимостью паровоза решительно двинулась вперед по проходу. Я испугалась, что она собирается сесть в первый ряд, но, к счастью, соседка снизошла до третьего ряда от конца.

— Сойдет, — прошептала она, пробираясь к свободному месту и по пути чуть не растоптав тех двух старушек, которых мы видели на стоянке. — Отсюда мы все увидим и услышим.

Я села рядом и осмотрелась. В крошечное здание набилось человек восемьдесят. При нашем появлении все стали оглядываться, кивая друг другу, обмениваясь улыбками или шепотом здороваясь. Мне показалось, что это больше похоже на собрание деревенского кружка, чем на похороны. Святая Мария не потерпела бы подобной демонстрации. Там, откуда я родом, церковь считается карающей силой, в храме надо думать о страданиях, а не болтать.