— А ты чем собираешься заняться?

— Господи, ты рассуждаешь, как папа или Фрэнсис! Я не собираюсь делать ничего такого, что можно считать мало-мальски опасным!

Но Эла мои слова не очень убедили, он слишком хорошо меня знал.

— Что конкретно ты собираешься предпринять?

Я вздохнула с видом преступника, застигнутого на месте преступления.

— Ладно, если ты так хочешь знать, скажу: собираюсь отвезти Флафи к собачьему парикмахеру.

Конечно, это была только часть правды, но Элу вовсе не обязательно знать все.

По нашему с Флафи мнению, ничто так не успокаивает нервы, как хорошая поездка за город. Сидишь себе с распущенными волосами, по машине гуляет ветер, из приемника несется музыка — рок или, может, что-нибудь слегка хулиганское, вроде Бонни Рейта. В такие моменты мы становимся особенно близки друг другу. Женская дружба — вот как я это называю. Думаю, Флафи чувствует то же, что и я, потому что, когда я на нее смотрю, она улыбается. Или это просто ветер треплет шерсть на ее мордочке? Мне больше нравится думать, что она счастлива, более того, мне просто необходимо верить, что она в восторге от того, что я собираюсь сделать с ней, с моей лучшей подругой.

Я потратила целое утро, листая телефонную книгу в поисках собачьего парикмахера по имени Айрис. В конце концов я ее нашла — к счастью, такая оказалась всего одна, — и вот теперь мы подъезжали к Уевахитчке. Я рассудила так: поскольку Руби убили в ее родном городе, я должна разузнать все о ее прошлом, о ее корнях. Первые три года жизни девочки, которые она провела с биологическими родителями, до сих пор оставались для меня загадкой.

По дороге я обдумывала возможные проблемы, которые могли возникнуть в последнюю минуту, а Флафи любовалась голубым небом с редкими пушистыми облаками. Я посмотрела на собачку, и мне стало немного грустно, но то, что я собиралась сделать, в конечном счете пойдет на пользу нам обоим. В конце концов, мы ведь разыскиваем убийцу, а в таком деле чем-то приходится жертвовать. Родная мать Руби могла знать нечто важное и пролить свет на мотивы убийства. Если даже ей ничего не известно, по крайней мере в результате Флафи будет выглядеть чистой и ухоженной.

Я затормозила перед зданием, над которым висела вывеска “Собачий дворец любви и заботы”, и заглушила двигатель.

— Флафи, — серьезно сказала я, — наверное, мне следовало предупредить тебя заранее, но, боюсь, тогда бы ты сбежала.

Теперь Флафи определенно не улыбалась. Она почуяла в воздухе запах собачьего страха, ушки встали торчком.

— Понимаешь, я не смогла придумать другого предлога встретиться с родной матерью Руби.

Флафи глухо зарычала, рычание шло откуда-то из глубины ее маленького тельца.

— Знаю, знаю, дорогая, ты терпеть не можешь парикмахеров. Если уж на то пошло, мне в моей работе тоже не все нравится, но иногда девушка должна делать то, что от нее требуется, даже если это означает, что кто-то будет стричь волосы в твоих ушах.

Флафи залаяла, вернее, завизжала от ужаса так, что стекла задребезжали. Больше всего на свете она ненавидит походы к собачьему парикмахеру, для нее это примерно то же, что для меня — визит к дантисту или гинекологу.

Я быстро взглянула на часы. Мы были записаны на полдень и прибыли как раз вовремя. Открывая дверь левой рукой, правой я подхватила Флафи. Лучше не тянуть резину, от этого Флафи еще сильнее разволнуется, а покончить с этим делом как можно скорее.

“Дворец” на деле оказался небольшим бунгало, покрашенным розовой краской. Местами краска облупилась, но это было не очень заметно, потому что перила веранды и вся боковая стена были густо увиты плющом. Дом стоял на теневой стороне улицы в окружении дубов. Место казалось бы даже романтичным, если бы не многоголосый собачий лай и не запах дезинфицирующих средств.

Мы подошли к веранде, в это время дверь открылась, и из дома вышла престарелая дама. В каждой руке она держала по белому карликовому пуделю. Стоило Флафи увидеть два одинаковых розовых бантика на собачьих головах, как она стала вырываться.

— Не волнуйся, Флафи, я не позволю им прицепить тебе дурацкий розовый бант, — пообещала я, но мы обе знали, что это ложь. Ради того, чтобы побольше узнать о Руби Даймонд, я была готова на все.

Едва мы вошли в дом, как Флафи стала бить дрожь. Перед нами возникла вылитая Дороти Ламур, только на сотню фунтов тяжелее, в ее волосах красовался огромный искусственный цветок магнолии, вокруг необъятной талии был повязан ярко-розовый передник.

— Это, должно быть, Флафи! — взвизгнула она.

— А вы, должно быть, Айрис Стоукс, — сказала я и шагнула ей навстречу, улыбаясь широкой неискренней улыбкой.

Найти мать Руби оказалась несложно, в телефонном справочнике была всего одна Айрис Стоукс, и когда я увидела рядом с этим именем название “Собачий дворец любви и заботы”, мне стало ясно, что у меня есть надежное прикрытие, которое позволит задавать любые вопросы, какие только в голову придут.

Айрис протянула руки к Флафи. Я затаила дыхание, мысленно приготовившись услышать визг парикмахерши, когда моя малышка вонзит в ее пухлую руку свои острые зубки. Но ничего не случилось: Флафи была парализована страхом.

— Иди ко мне, дорогая, — проворковала толстуха, направляясь в отдельный кабинет. — Я знаю, ты немного испугана, но тетя Айрис о тебе хорошо позаботится, вот увидишь.

Передник колыхался, цветки лотоса, нарисованные на нем, покачивались. Айрис заученным движением поставила Флафи на металлический столик и пристегнула к ее ошейнику короткий поводок, который не давал четвероногому клиенту сбежать. Заглянув в уши Флафи, Айрис покачала головой.

— Ай-ай-ай, вижу, что тобой давно не занимался личный парикмахер.

Собачка испустила громкий, полный ужаса вой. Я подошла ближе.

— Послушай, Флафи, леди до тебя еще даже не дотронулась!

Флафи посмотрела на меня выпученными глазами.

— Обслуживание по полной программе? — спросила Айрис.

Я кивнула. Моя подружка начала скулить.

— Ничего, если посижу рядом? — спросила я. — Иногда это ее успокаивает.

И многозначительно посмотрела на Флафи в надежде, что та по моему взгляду поймет — если не станет сопротивляться, ей будет обеспечен прекрасный уход.

Айрис меня, похоже, не слышала. Она деловито перебирала заколки, расчески, бутылочки, аэрозольные баллончики и прочие принадлежности, предназначенные для того, чтобы превратить Флафи в настоящую леди.

— Хэм! — вдруг рявкнула Айрис.

Из подсобки появился худощавый мужчина. Он был очень стар и передвигался осторожно, словно боялся переломиться пополам.

— Этой красавице нужно принять ванну, — с улыбкой сказала Айрис. — Позаботься, чтобы она провела некоторое время и в джакузи.

Флафи снова заскулила. Айрис отстегнула ошейник и передала собачку в руки Хэму. Тот пробурчал что-то нечленораздельное и ушел, унося под мышкой своей костлявой руки мою малышку. Я догадывалась, что это небольшое путешествие обойдется мне недешево.

— Откуда вы о нас узнали, дорогая? — вежливо спросила Айрис, разглядывая меня, как экзотическую птицу. В этом не было ничего удивительного: на мне были черные брюки-стрейч со штрипками, тонкая безрукавка тигровой расцветки и черные туфли на пятидюймовых каблуках. Я считаю, что любой выход в свет надо рассматривать как возможность рекламы.

Я вспомнила о Руби, загрустила, и это отразилось у меня на лице.

— Мне рассказала о вас мать Руби Даймонд.

С парикмахершей произошла разительная перемена. Дороти Ламур исчезла, на ее месте появилась скорбящая мать. Айрис старалась скрыть свои чувства, но безуспешно, ее глаза наполнились слезами. Женщина засуетилась, принялась бесцельно перекладывать вещи с места на место и уронила на пол ножницы.

— Она говорила вам обо мне? — тихо спросила она и замолчала, ожидая, в каком ключе я пойму ее вопрос.

Я подошла еще ближе — так, что могла прикоснуться к мягким складкам ее платья.