Нейлор не открывал глаза, но понемногу отхлебывал. Эл сидел на кровати рядом с Джоном, удерживая его руку в приподнятом состоянии, и зажимал рану. Я видела, как он придвинулся ближе, приподнял полотенце и встретился взглядом с мамой.

— Кажется, кровотечение уменьшается, — сказал он. Ма кивнула.

— Скажи спасибо своему отцу, мистер Всезнайка! Она посмотрела на часы и повернулась ко мне:

— Кьяра, а не пора ли тебе на работу?

— Я не собираюсь идти на работу, когда он в таком состоянии.

Нейлор, по-видимому, уснул, откинув голову на подушку.

— Вот как? — Эл вскинул брови. — И как ты объяснишь свое отсутствие боссу? Скажешь, что не можешь выйти на работу, потому что у тебя дома лежит полицейский с огнестрельным ранением? Ты хочешь привлечь внимание к тому, что здесь происходит?

— Конечно, нет, Эл, я скажу, что заболела. Брат фыркнул.

— Очень оригинально! Ты что, вчера плохо себя чувствовала? Думаешь, найдутся простаки, которые не знают этой отговорки?

Об этом я как-то не задумывалась.

— Кьяра, ты вляпалась в глубокое дерьмо, или сама еще этого не заметила? Ты не обращала внимания на то обстоятельство, что как только ты предпринимаешь что-нибудь, имеющее отношение к расследованию убийства твоей подруги Руби, тут же страдает кто-нибудь еще или ты сама?

“Или кого-нибудь убивают”, — подумала я, вспомнив Уоннамейкера Льюиса.

— Кьяра, это опасно, а нам нужно действовать осторожно. Иди на работу. Совсем ни к чему, чтобы кто-нибудь совал сюда нос и задавал вопросы, особенно если мы собираемся прятать полицейского с огнестрельным ранением.

— Ну ладно, ладно, уже иду, только не надо больше проповедей!

— Кьяра, я всего лишь прошу тебя пораскинуть мозгами. Ты разворошила осиное гнездо, и кому-то здесь это очень не понравилось.

Перед тем как ехать в клуб, я еще раз зашла к себе в комнату и присела на край кровати. Джон спал, к его лбу прилипла прядь влажных каштановых волос. Я нагнулась и поцеловала его в щеку. Джон открыл глаза, посмотрел на меня и слабо улыбнулся.

— Ты очень красивая, — прошептал он.

Я была уже в облике Кьяры — Королевы Ночи, напудрилась, надушилась, распущенные белокурые кудри ниспадали на плечи, все тело было натерто ароматическим лосьоном с блестками. Джон поднял здоровую руку и погладил меня по щеке, провел пальцами вниз по шее, по плечам.

— Знаешь, почему я это сделал? — спросил он. Чтобы расслышать, мне пришлось наклониться к нему поближе.

— Что именно?

— Поцеловал ту женщину.

— Вот именно, почему ты это сделал, змей?! — Я шутила — отчасти.

— Мне хотелось тебя разозлить.

— Если так, ты отлично справился с задачей! Джон улыбнулся. Этот негодяй еще смел улыбаться!

— Знаю. — Он посерьезнел и нахмурился. — Если бы ты на меня не рассердилась, меня могли бы убить. Если бы ты раскрыла мое прикрытие… — Не договорив, он закрыл глаза и после короткой паузы прошептал: — Спасибо.

— На здоровье, герой. — Я снова наклонилась к нему и поцеловала, на этот раз в губы. Давно известно, что я питаю слабость к мужчинам-страдальцам. — Спи, я постараюсь вернуться как можно скорее. — Я не была уверена, что Джон меня слышал, похоже, он снова заснул. — Вернусь и заберусь к тебе в кровать, — добавила я.

Реакции не последовало, и я собралась уходить. К моему удивлению, Джон снова подал голос:

— Надеюсь, обнаженная.

— Мечтай, мечтай, дружище. Ты еще не имел дела с такими женщинами, как я, уж не знаю, хватит ли тебе пороху.

— А ты меня испытай, — прошептал Джон.

Я поняла, что мой детектив пошел на поправку.

Босс был не в духе. В этом не было ничего необычного, не удивлял меня и объект его недовольства — я. Каким-то образом я ухитрялась разозлить Винсента почти каждый раз когда он меня видел. Меня это мало волновало, чего нельзя было сказать о Винсенте.

— Послушай, Кьяра, — наставлял он меня, — гоночный трек “Дэд лейке” — крупный заказчик, я хочу поддерживать с ним хорошие отношения, а ты мне нисколько не помогаешь.

Разговор происходил не в его кабинете, мы стояли в коридоре за углом у главного входа. Мимо нас проходило много народу, прямо как на вокзале. Мне-то на это наплевать, но Винсент бесился: не хотел, чтобы работники клуба а тем более клиенты были в курсе его дел.

Я топнула ногой, обутой в черную туфельку на шпильке, поправила браслеты и бусы — атрибуты моего костюма тигрицы — и приготовилась к прыжку.

— Мне плевать на то, что ты думаешь! Никаких денег на свете не хватит, чтобы заставить меня еще раз выступать на этом чертовом треке!

Винсент заиграл желваками, та часть лица, которая не была скрыта от меня огромными темными очками, приняла аполексический багровый оттенок.

— Микки Роудсу нужна именно ты, — прорычал он. — Он хочет в некотором роде отдать дань памяти Руби и заодно показать всем болельщикам, что они могут спокойно ходить на трек, что там им ничто не угрожает. Он считает, если ты выступишь, это как раз задаст нужный тон.

— Гамбуццо, это не мои проблемы.

— Лаватини, так ты хочешь, чтобы я выложил все напрямик? — взорвался Винсент, брызжа слюной. — Ну, получай. Если вечером в следующую среду ты не явишься на трек, я… — Он выдержал паузу, провоцируя меня вставить словечко.

— И что же ты сделаешь, Гамбуццо? Уволишь меня?

— Вот именно, уволю! Я ухмыльнулась.

— Отлично, это будет очень мудрый деловой ход с твоей стороны. Валяй, увольняй ведущую танцовщицу на том основании, что она отказалась выступать на месте, где была убита другая твоя танцовщица. Представляешь, как это будет выглядеть со стороны? И кто после этого захочет на тебя работать? Хорош владелец клуба, для которого его танцовщицы значат так мало, что он посылает их в самое пекло!

Вокруг нас стала собираться толпа. Дикарка Тоня остановилась рядом со мной, поигрывая бутафорской дубинкой с таким видом, будто собиралась пустить ее в ход. Марла тоже подошла, эта явно была на стороне Винсента, но Тоня так на нее зыркнула, что та отскочила на добрых три фута.

— Полиция знает, кто убил Руби, — заявил Винсент. — Рой Делл объявлен в розыск, теперь он скорее придет в церковь, чем сунет нос на трек. Кьяра, тебе ничто не угрожает, ты просто раздуваешь из мухи слона, и я не собираюсь слушать эту чепуху. В среду вечером ты должна быть на треке как штык и мило улыбаться, иначе останешься без работы. Не забывай, ты пока еще работаешь на меня, а у нас здесь не Диснейленд.

Я чувствовала, как во мне все вскипает. Даже при желании я уже не могла бы сдержаться. У Кьяры Лаватини есть гордость, она не собирается ни перед кем ползать на брюхе.

— Я тебе не рабыня, Гамбуццо, — закричала я. — И можешь поцеловать меня в задницу, потому что я увольняюсь!

Мне самой не верилось, что эти слова сорвались с моего языка, но это было уже не важно. Я круто развернулась и под одобрительные возгласы моих сторонников зашагала в сторону гримерной. Все голоса перекрыл голос Винсента:

— Вернись сейчас же, Лаватини! Ты не можешь уволиться, я сам тебя увольняю!

Не оглядываясь, я шла с высоко поднятой головой. Зайдя в гримерную, стала собирать вещи. Два года я отдала этому человеку, и вот теперь все кончено. Он мне не нужен, я найду новую работу хоть завтра. Меня уже больше года как приглашают в одно популярное шоу, любой клуб в округе будет счастлив взять меня. Обойдусь без Винсента!

Побросав костюмы в сумку, я уселась перед зеркалом и стала снимать тонкий слой грима, при этом я разговаривала сама с собой и даже не заметила, что в комнату кто-то вошел. Только подняв голову, я увидела Ральфа. Он стоял рядом, глаза от ужаса стали как блюдца. Мне вдруг стало жаль парня.

— Ну, и на что ты так смотришь?

— Кьяра, — пролепетал он дрожащим голосом, — не уходите, прошу вас.

Я посмотрела на своего рыжеволосого веснушчатого поклонника, было в нем что-то трогательное, и мое сердце растаяло.