— Кстати, — произнесла она построжавшим голосом, — а почему это Любовь наша… Королева скачет вокруг тебя, как малолетка вокруг елки?

— Ну уж и скачет, — бодро ответствовал я, прожевывая который уже кусок. — Она просто видит во мне…

Тут я хотел сказать нечто вроде «интеллектуала», но как-то постеснялся.

— … такого человека, с кем можно потолковать, совета спросить. Я это и раньше замечал.

Лена смотрела на меня, чуть сузив глаза. Несомненно, что-то восточное было в ней, только далекое-далекое, какие-то забытые, потерянные ордынские предки из четырнадцатого, пятнадцатого веков… По жизни-то это было почти незаметно, но вот причуда судьбы — вдруг из глаз советской девчонки двадцатого столетия в мир на мгновенье взглядывали призраки прошлого, не исчезнувшие, а лишь таящиеся в перепутьях ее хромосом…

— Конечно, совета спросить… — проворчала Лена. — Я уж вижу, какие ей советы нужны. Тоже бестия, Лилит самая настоящая… Вообще надо в общагу как-нибудь к вам зайти, посмотреть. У вас там Содом и Гоморра, наверное…

— Так это там, — легкомысленно отмахнулся я. — А у нас?

Странно. Сказал я это и сама собой пришла мысль: а что ждет дальше нас двоих?..

Я сознавал, что рано или поздно этот вопрос встанет перед нами. Собственно, он уже есть, разумеется, только нам неохота его задавать. А охота бесконечно обладать друг другом… правда, мне надо малость передохнуть после пирога.

Так и сказал Лене.

— Накормила на свою голову, — шутливо отреагировала она.

— Это не беда, — парировал я. — Напротив, энергия попрет. Только сперва нужен релакс…

Релаксировать отправились в зал, под телевизор. Цветной! Новейший. Рубин-201. Включили, улеглись, накрылись мягким теплым покрывалом… Естественно, лежали голышом. Тискались, обжимались, наконец, уютно пристроились друг к другу по системе «шпроты в банке»: Лена спереди, я сзади, прижавшись к ее спине и тому, что ниже спины. Ну и понятно, что не прокомментировать я не мог:

— Елена Игоревна… А жопа-то у тебя, ого-го! Такую дай Бог каждому!

— Васька! Дурак какой!.. — притворно возмутилась она и притиснулась крепче.

— Почему дурак?

— Разве такое говорят любимой женщине⁈

— Так у любимой женщины и должна быть жопа здоровая. А как же иначе?..

И моя левая рука предприняла фронтальное наступление, после которого любовь перешла в стадию соития, завершившегося, как всегда, счастьем со слезами. Лена, я заметил, очень любила сладко похныкать, заполучив в себя порцию моих генов — видимо, в столь сложных эмоциях выражались обуревавшие ее чувства. Ну и, конечно, после этого она так нежно целовала меня, трепала волосы, гладила шелковыми ладошками по спине… Слов нет!

И слов нет, и сил совсем немного осталось. Меня относило в невыразимо приятную дремоту, когда прозвучало то, что стряхнуло сказочное веяние сна.

— Слушай… — совсем негромко сказала Лена мне на ухо, невесомо прикоснувшись губами к мочке.

— Да?..

— Ты знаешь… что я больше не могу жить без тебя?

— Н-ну… кое-где у нас порой начинаю догадываться.

Она брыкнула меня ножкой, но ласково:

— Балбесина! Я серьезно.

Я обнял ее крепче, тоже поцеловал в ушко. Она потерлась щекой о мою щеку и сказала вполголоса, но с несокрушимой силой:

— Я без тебя умру. Иногда мне становится страшно, до холодной дрожи по всему телу. Как⁈ Почему все повернулось так? Я этого не могу понять, только знаю, что это так. Мир стал другим, теперь он крутится вокруг тебя. Не станет тебя — не станет всего мира, и зачем мне жить?.. А вдруг ты меня бросишь⁈ Я тогда себя убью. Легко! А если ты изменишь мне с кем-то, я сперва эту тварь убью, потом себя.

Она произнесла эти страшные слова так буднично, что мне стало не по себе. Разбудил вулкан страстей… Бабы — очень странные создания, что у них в бошках, сами не знают, даже умные…

Конечно, это я озвучивать не стал. Сказал иное:

— Я тебе изменить не смогу при всем желании. Ведь ты моя галактика! Верней, вселенная. Все прочее померкло. Даже исчезло! Его просто нет. В мире больше ничего и никого нет, кроме тебя…

Конечно, тут я слегка трындел, имея целью залить девичьи мозги медовым сиропом, но говоря, начал испытывать такую любовь к прелестной, милой, трогательной девчонке, что ощутил, как сердце мое растет, растет и растет, желая, видно выпрыгнуть из меня и самому слиться с ее сердечком…

Я не договорил, потому что Лена жарко обхватила мои губы своими и потащила за собой в волшебный омут звездного безумия.

…Почему-то я проснулся посреди ночи, и такой странной почудилась ночная тишина. Лена спала клубочком, пристроив голову на моем плече. В окне тьма-темная, вокруг ни звука. И Муська где-то стихла. Огромный, полный тайн мир…

На этом я вновь уснул.

Утром мы позавтракали довольно наспех, слопав пирог до нуля. Лена, конечно, не говорила, но я-то видел, что она трусит возвращения родителей. Не знаю уж, как она застирала простыню, на которую пролила невинность, но мы ведь и на диване в зале повалялись, и на него грешным делом плеснули юными нектарами. Одна надежда, что будет незаметно… иначе устроят предки дочурке допрос с пристрастием: а что здесь, собственно, происходило⁈

Мы с Леной данную тему как-то обходили деликатно, зато она вспомнила про мое задание.

— Слушай, дорогой мой Пинкертон! Я ведь не забыла, что ты говорил…

Речь о моей просьбе выяснить — что слышно насчет судмедэкспертизы в деле Ларисы. Лена предприняла кое-какие попытки, но реального пока ничего.

— Увы, так, — она развела руками.

— Отбой, — весело подмигнул я. — Не грузи себя. Взялись уже за это дело.

Лена непонимающе уставилась на меня. Мы в это время допивали чай.

— Кто взялся?

Я хотел было отговориться-отшутиться, но подумал, что это будет несправедливо по отношению к Лене. Правда и всех наших комбинаций не раскрыл. Сказал, что поделился мыслями с редактором Столбовым…

— Ты его знаешь, кстати?

— Ну, очень поверхностно… — неуверенно сказала Лена. — Когда в кадрах работала, как-то раза два заходила к нему. И он к нам, было дело… Сумрачный такой дядя, неприветливый. А почему с ним?

— Так он же мой начальник по репортерской линии.

— Ах да, точно! Ну, идем, что ли? Время поджимает…

На этот раз мы вышли вместе. Верно, что закон подлости никто не отменял: сколько раз я мотался по этому подъезду, ни одного человека не встретил — а стоило один раз нам вдвоем спуститься, сразу черти выгнали бабульку чрезвычайно интеллигентного вида. Она высунулась из квартиры на втором этаже.

— Здравствуйте, Елизавета Эдуардовна! — учтиво поздоровалась Лена.

— Доброе утро, Леночка! — и в один миг старушенция окатила меня взглядом сверху вниз.

Я вежливо ее поприветствовал, она ответила мне церемонным полупоклоном и, думаю, смотрела нам вслед. Но мы не оглядывались. Уже на улице Лена фыркнула:

— Ну, будем считать, информация к размышлению к моим сегодня уже потечет…

И я посмеялся на эту тему, хотя конечно, уже сделал мысленную зарубку на будущее: впереди разговоры с родителями, и с моей стороны это целая проблема по известным причинам… А впрочем, не будем грузиться тем, что еще за горизонтом! И я спросил:

— Твои когда приезжают?

— После обеда должны…

Тут Лена многозначительно примолкла, явно ожидая от меня реакции, и я догадался сделать реакцию позитивной:

— Вот и отлично! Надеюсь вскоре с ними познакомиться.

А вот тут Лена затуманилась. Кивнула, что-то вякнула неясно. Хорошенькая мордочка стала слишком сложной. Я смекнул, что педалировать тему не надо.

Мы так и приближались к институту вместе. Я ощутил внутреннюю дрожь Лены, сообразил и то, что она душевно жмется, но сказать не решится. И взял инициативу на себя:

— Слушай, Лен! — приостановился, полез в портфель, пошурудил там и объявил: — Черт, забыл тетрадку… Так и думал!