Мне показалось, я вышиб ему зуб или два. Огромная туша дернулась, на миг застыла — и рухнула точно в кресло.

Тщедушное ГДР-овское изделие не вынесло восьмипудовой бомбы. Задние ножки подломились, сидушка с Гришиной жопой громко треснулась о паркет. И обе боковины-подлокотника отскочили как по команде, точно выстрелили. А Гриша мягко завалился влево. Башка деревянно ткнулась в пол.

И тут же, на полу вдруг очутился толстый бумажник-«лопатник» черной кожи.

— Во! — счастливо возопила Людка. — Вот он где! В кресле прятал, говно! Никак платить не хотел. Потом, потом!.. — гнусаво передразнила она. — Потом суп с котом!

Она хищно схватила кошелек, распахнула, обнажив мощные красные и сиреневые прослойки «червонцев» и «четвертных». Ей-богу, что-то вроде тысячи!

Люда стремительно выдернула чуть не половину этого добра.

— Вот так! Чтоб знал, как жопиться… Мальчишки, айда скорей, пока этот боров не очнулся.

Лопатник полетел обратно на пол.

— А он… вообще живой? — осторожно спросил Витька, глядя, как изо рта поверженного тянется струйка крови.

— Да этот бегемот нас с вами переживет!..

Но все-таки сбегала на кухню, вернулась с полной чашкой, плеснула Грише в харю.

— Брре-ввоу… — что-то такое прорвалось сквозь окровавленные губы.

— А хоть бы сдохни, хер с тобой, с чувырлой! Давай, ребята, ходу!

Витек замешкался, но я дернул его за рукав:

— Пошли!

В коридоре гейша мигом переобулась, схватила сумочку. Приоткрыла дверь, вслушалась:

— Ну, кажись, тихо. Айда!

И мы скатились по лестнице, встретив по пути только ветхую бабушку с мальчонкой, то ли внуком, то ли правнуком.

На улице Люда обернулась к нам, подмигнула, рассмеялась — и я увидел, что она дивно привлекательна каким-то шальным полудиким шармом.

— Ну, пацаны! — воскликнула она, — спасибо вам! Нет, ведь как меня дернуло вам дверь открыть!.. А то этот колдырь бабки спрятал в кресло и не отпускает. Потом, да потом… А уж я-то потомы эти знаю! Потом у него снега зимой не выпросишь. Вот и торчала там, как дура, пока он раскошелится. А он, когда бухой — скот скотом… Нет, когда трезвый, ведь нормальный мужик, даже веселый такой! А мастер какой! К нему на ремонт запись на месяц вперед. Бабки лопатой гребет! Ну, жадный, сука, скупой, что есть, то есть… Да ладно! Во, — она потрясла купюрами, — оно того стоит!..

— А вы… — осторожно протянул Витька и запнулся.

Не знаю, что он имел в виду, но Людмила расшифровала его однозначно. Она воинственно и дерзко вздыбилась:

— Я? Да! Та самая. П…здой подрабатываю. И чо⁈

— Ничего. Абсолютно, — я поспешил опередить Витьку. — Нас это не касается.

Она хмыкнула, спрятала деньги в сумочку.

— Если хотите, может и коснуться, — произнесла со смыслом, который ни с чем не спутаешь. — Без вопросов!

— Я в этом случае пас, — сказал я как можно вежливее.

— А чего так? — она окинула меня взглядом, ухмыльнулась. — Не мужик, что ли? На вид-то вроде — ух! Гвардеец.

Она произнесла это с профессиональным кокетством, уже въевшимся в плоть натуры.

— И не только на вид. Там, — я показал взглядом, — у меня тоже тот еще гвардеец. Стоит как на параде, когда надо! А надо с моей девушкой. И точка.

— Ну уж, точка-кочка! Девушка твоя не стенка, может и подвинуться.

Мы быстро шли к Кленовому бульвару. Почти дошли.

— Людмила, — сказал я как можно проникновеннее. — Вы совсем не верите, что на свете есть мужчины, которые верны своим женщинам? Из принципа! Из понятий о чести?..

Похоже, этой фразой я ее сразил. Ответить она не смогла. Может, и хотела бы срезать, то есть брякнуть нечто цинично-наглое… но язык не повернулся.

— Да ладно! — парировала она вроде бы вызывающе, но и смущенно. — Верный, так верный. Никто ж тебя за хер не тянет… А вообще мальчики, спасибо вам! Вот от души! Вы для меня прямо как ангелы спустились с неба!..

— Крыльев пока нету, — отшутился я, — а спасибо… так оно как-то не шуршит.

— А! Да какой разговор, ребят!..

Она полезла в сумочку, выудила две четвертных и четыре червонца, раздала нам поровну. По сорок пять.

— О, вот это дело! — Витек резко повеселел и пустился паясничать: — Знаете, мой друг — человек высоких моральных устоев, а я не очень. Могу составить вам компанию…

Здесь он мне подмигнул по-свойски: мол, между нами, пацанами! «Базаров нет», — ответил я взглядом.

Людмила совершенно очевидно предпочла бы меня… но на безрыбье и Витек кавалер.

— Ну, составляй, — позволила она. — Бабки только готовь заранее.

И сказала, что работает закройщицей в ателье таком-то по адресу такому-то, домашнего телефона нет… В общем, захочешь — найдешь.

— Найду, — победно кивнул Витька. Он заметно раздухарился, как глухарь на току.

— Да! А я ж так и не знаю, как вас зовут! — спохватилась она. — Ребята!..

— Английская манера, — улыбнулся я, — представляться при расставании… Я Василий, это Виктор. Царь и победитель!

— Чего?..

Тут встрял Витек: рисуясь, растолковал переводы наших имен на русский соответственно с греческого и латыни. Для закройщицы это было новостью. Она простодушно захлопала куцыми ресничками:

— Надо же! Не знала. Да и не думала. А я тогда кто? Люд-мила… Людям милая, так что ли⁈

— Именно так, — подтвердил я.

— Точно! Людям милая! Ха!..

Это для нашей новой знакомой оказалось счастливым откровением, как будто ей еще четвертной подарили. И завертелась мысленная карусель:

— Милая… Ну, меня же можно и Милой называть, да?

— Конечно, — заверил я и подтолкнул Витьку:

— Троллейбус наш! Идем! Мила, всего доброго!..

Мы уже были на остановке.

Гейша-костюмерша засуетилась:

— Ребят, да вы и так заходите! В ателье спросите Людмилу Дорофееву. Это я! В принципе, я все мужское могу скроить, сшить, если надо: пиджак, брюки, батник приталенный… Цена нормальная, а сидеть будет как на манекене!

— Пока! — крикнул я уже из троллейбуса. Двери захлопнулись, громоздкая машина перевалисто покатила с мягким завыванием электромотора. Я успел заметить, как Людмила машет рукой… Но вот и ее занесло деревьями, машинами, людьми.

По Витькиной физиономии было видно, что его разбирают противоположные чувства.

— Ну что? — он подмигнул мне. — Нормалек⁈ Вторая стипендия в карман залетела! Даже больше.

— С одной стороны, — усмехнулся я.

Витек, конечно, меня понял. С одной стороны, на пустом месте почти по полтосу подняли. Почти на пустом: все же пришлось Грише в рыло звездануть… Но за такие бабки — пустяк. Можно сказать, пальцем шевельнули. Зато с другой стороны, порцию-то не реализовали, прибыли нет… Первый блин комом!

— Ну, — рассудительно сказал Витек, — ком-то объективный! Ну как бы мы этому алкашу что-то объяснили?.. Да никак! Непредвиденные обстоятельства, независимые от нас, что еще надо?

Здесь и не поспоришь.

— Ладно, — согласился я. — Кто у нас дальше по списку, Зинаида Дмитриевна, дом сорок два?..

— Квартира двадцать семь!

Это, понятно, на четной стороне. Нам потребовалось пройти туда полутемным подземным переходом, где почему-то не горели треть неоновых ламп. Здание оказалось странноватым: непростая «хрущевка», то есть как будто нормальная двухподъездная пятиэтажка из серого силикатного кирпича, но крыша каждого из подъездов увенчана объемистой мансардой с просторным остеклением… Ну, сейчас бы сказали: «лофт». Я-то в прошлой жизни встречал такие, а Витек рот разинул, глаза вытаращил:

— Базилевс, глянь! Это что за штуки?

Я авторитетно разъяснил, что это специальные студии для живописцев и скульпторов. Так проявлялась в СССР забота об искусстве: в массовой пятиэтажной застройке крупных советских городов примерно на 70–80 обычных зданий строили одно такое, с очень светлыми «лофтами», относившимися к ведомству Союза художников… Тут я даже подумал, что мои знакомые Константин Валентинович и бесславный Петр Геннадьевич наверняка в курсе данной темы… что, впрочем, неважно.