Нет, гг. позитивные критики, свободы и личности мы вам не уступим, это наша монополия, а не ваша.
Да и не к лицу позитивистам слишком много говорить о свободе, им больше подобало бы говорить об общем благе, об устроении жизни, о неизбежном наступлении новых социальных форм и т. п. Пора нам окончательно раскрыть свои карты и выяснить настоящие наши разногласия, которые очень существенны не только в философском, но и в социальном отношении, в понимании смысла и цели мировой истории.
Есть два пути, один — путь человеколюбия, который желает осчастливить людей, устроить и успокоить их, выстроить для ближних удобное здание, в котором они забудут о своей иррациональной и трагической свободе, откажутся от своих прав на абсолютную, сверхмировую истину. Это путь Великого Инквизитора, он ведет к муравейнику, в котором не будет ни свободы, ни личности. Другой — путь боголюбия, который желает освободить людей, ставит истину и ценности сверхчеловеческие выше благополучия и устроения жизни. Это путь Того, Кто пришел со словами беспредельной свободы и был напоминанием, что Бог, свобода и истина выше блага и спокойствия людей. И нужно выбрать человеколюбивый путь благополучия или боголюбимый путь свободы. И противоположность этих двух путей должно обострить до последней степени. Тогда может быть открытая и честная борьба, борьба двух противоположных начал всемирной истории, трансцендентного начала свободы и имманентного начала довольства, Бога и «князя мира сего». Эту глубокую противоположность очень трудно приурочить к общественным делам наших дней, но, если уж пробовать это сделать, то «свобода», «личность», понимание смысла всемирной истории окажутся на нашей стороне, а не на стороне маленьких величин инквизиторов, мы окажемся более сознательными борцами за свободу, освобождение окажется более соответствующим нашему религиозно-философскому учению.
Положение «идеализма» в ту историческую минуту, которую переживает сейчас Россия, очень трудное и ответственное. Мы видим глубокую духовную подпочву того общественного брожения, которое охватывало русское общество во всех его слоях, и очень остро сознаем, что речь идет о самом существовании великого народа, о том, пойдем ли мы по пути творчества и следовательно свободы или по пути отрицания, угашения духа и рабства. Организация всех созидательных, освобождающих общественных сил без различия их окончательного религиозно-философского миропонимания и даже их социальных интересов является лозунгом времени. Мы призываем к действию организованные общественные силы во имя далекого, для слишком многих непонятного царства свободы. Трудность же и ответственность положения я вижу в том, что мы не можем и не должны поступиться целью во имя средств, поступаться правом на всю полноту наших духовных переживаний и стремлений, не можем и не захотим ничего заимствовать от теории и практики Великого Инквизитора, который одной рукой открывал двери к человеческому счастью, а другой навеки закрывал двери к свободе. Нам нужна свобода относительная, внешняя, общественная для свободы абсолютной, внутренней, мистической. Нам нужны общественные гарантии неотъемлемых прав личности не для благополучного устроения жизни, а для раскрытия религиозной правды, которую теперь нам мешают раскрывать с двух противоположных сторон. Близок час, когда потеряют наконец всякий смысл и значение политические возражения на религиозно-философские искания и утверждения, когда раскроется наконец вся постыдная убогость этих возражений. То будет час общественного обновления нашей родины, ее освобождения. Мы должны быть готовы к этому историческому перелому не только как общественные существа, но и как посланные из иного мира, И не должны уступать своей первородной свободы ни власть имущим, ни власть завоевывающим.
А теперь перехожу к делам «мира сего». Нужно ответить еще на одно обвинение, далекое от конечных философских вопросов, но, может быть, самое важное из всех. Обвинение «идеалистов» в реакционности, кажется, теперь уже снимается, люди осмысленные не сомневаются в нашем практическом «либерализме» (в широком смысле этого слова), но остается в силе другое обвинение, именно обвинение в «либерализме» (в более тесном смысле), в предательстве трудящихся классов, которые всегда были в центре нашего внимания, словом в социальной буржуазности.
Инсинуации ограниченных сторонников и любителей теории классовой психологии нас мало трогают, но мы должны очень энергично возражать на недоумения и недоразумения, которые очень легко могут в этой области возникнуть. В статье о Михайловском и Чичерине я старался установить свой взгляд на отношение между либерализмом и социализмом. Теперь постараюсь это детализировать. Принципиально пишущий эти строки в социальных перспективах своих не расходится с теми, которые мнят себя противниками нашими, но этим еще не определяется наше реальное отношение к существующей в России группировки общественных направлений.
То общественное направление, которое в последние годы присвоило себе монополию защиты интересов трудящихся масс, впало в довольно скверный род утопизма и проявило большую политическую близорукость. Когда-то народничество верило, что Россия может перескочить через капиталистическую эпоху, не умело ценить огромного значения прав личности и боялось свободы, потому что она будто бы отдает народ во власть буржуазии. Это было и утопично и реакционно, как в социальном так и в политическом отношении. Марксизм страстно выступил против этого утопического реакционерства. Так называемый «экономизм»4* представлял уклон в сторону исключительного экономического реализма и соответствовал слабому еще правосознанию. Но замечательнее всего, что именно у тех, которые поставили своею целью бороться с «экономизмом», происходит очень оригинальный процесс народнического перерождения марксизма. Они тоже хотят через что-то перескочить, тоже недооценивают самостоятельного значения правовых гарантий, из их перспективы исчезает ближайший этап нашего исторического развития. Тут мы имеем дело с несомненным возрождением утопизма и даже своеобразного реакционерства на радикальной почве, так как трудящиеся массы постоянно противопоставляются тем правовым требованиям, которые составляют историческую общенациональную задачу времени. Даже с строго марксистской классовой точки зрения можно признать, что бывают исторические моменты, когда самые различные социальные группы выполняют одну общую задачу и идут дальше своих классовых интересов. И нас вдохновляет сейчас не определенный, общественный и государственный строй, исторически ограниченный и в действительности буржуазный, а неотъемлемые права личности, составляющие абсолютные, сверхклассовые и сверхисторические блага.
И мы горячо отстаиваем единство нашего освободительного общественного движения, думаем, что самые глубокие социальные борозды не могут разрушить этого единства перед общей задачей. Не думаю, чтобы этому объективному единству могло соответствовать единство субъективное, нет, это было бы утопическою мечтою, но сознательное историческое сотрудничество, во всяком случае, возможно и оно должно быть, так как жизнь сильнее доктрин.
Это одна сторона вопроса, которая и вызывает разговоры о нашем «предательстве». Но есть и другая сторона. Мы ни на одну секунду не забываем, что «предательство» действительно может быть и им чреваты прогрессивные сейчас общественные силы. Сегодняшние наши союзники завтра будут нашими врагами. Мы знаем, на чью сторону должны стать, и не изменили тем заветам, которых держались в эпоху нашего марксизма.
Каковы же задачи интеллигенции? Интеллигенция должна поддерживать сейчас идеальное единство освободительных стремлений. Русский интеллигент по природе своей прежде всего свободолюбец и в своих стремлениях он опирался то на крестьянство, то на стихийную силу, то на рабочих, то на земство. Но природу свою он до сих пор еще не достаточно сознал и потому не имеет он еще настоящего вкуса к правам. У самого передового марксиста вы можете встретить переживание рабских чувств, боязнь обнаружить свою жажду свободы. Пора уже бросить это рабье трепетанье перед доктриною и в правосознании своем обнаружить свою истинную человеческую природу.
