— Таня, ты ведь добрая, я знаю…

— Да, Андрей, ты прав… Я понимаю.

Ну довольно. — Встала и пошла.

Обернулась. Посмотрела твердо.

Нет, прощаясь, взгляд не упрекал,

А, как встарь, насмешливо и гордо

Словно бы два пальца подавал.

Вряд ли Громов сам себе признался,

Что, стремясь к Галине всей душой,

Он тогда почти залюбовался

Горделивой этой красотой.

3

Ночь идет, планету убирая,

Звездный ковш наполнила водой,

Отпила и, щеки надувая,

Целый мир обрызгала росой.

Из тумана сшила занавеску,

Чтобы рыбам крепче спать в пруду,

Лунный таз начистила до блеска

И, подняв, надела на звезду.

И повсюду тишина такая,

Будто звуков в мире больше нет.

Ходит ночь, планету убирая,

Звезды льют свой золотистый свет…

Сон, как потревоженная птица.

Что в испуге вьется над гнездом,

Над Андреем мечется, кружится,

То вдруг тихо сядет на ресницы,

То умчится с легким ветерком.

На душе небось у Гали скверно…

Что вдохнет ей в сердце теплоту?

Мой приезд! Ведь у нее, наверно,

Каждая минута на счету.

Я вернусь — и вмиг отставка горю,

— Галка, все печальное забудь!

Улыбайся, собирайся в путь.

Прямо завтра и поедем к морю!

— Извини, Андрей, не помешала? —

Вновь Татьяна. Что за тяжкий рок?! —

Вижу, папироска замерцала

Я и забрела на огонек.

Ты небось подумал: «Вот дурная!

Как сказать ей, что в конце концов…»

Нет, геолог, не стонать пришла я

И не штопать рваных парусов.

Было б слишком глупо унижаться.

Да и чувств слезами не вернуть.

Просто я пришла, чтоб попрощаться,

Просто, чтоб сказать: «Счастливый путь!»

В двадцать пять уже не верят в чудо.

Вот и все, геолог… Поезжай…

Ну а если в жизни станет худо,

Помни: я люблю тебя. Прощай!

ЧАСТЬ III

Глава VI В МОСКВЕ

1

Сквозь стайку дач, спеша в Москву,

Состав промчался с грузом хлеба

И, растревожив тишину,

Швырнул гудок, как камень, в небо.

А вот курьерский. Он летит,

Он товарняк перегоняет,

Ведь там Галинка ждет, не спит,

Он это знае-ет, знае-ет… знае-ет…

Вокзальный свод в лучах сверкает,

Как сказочная стрекоза…

Дома, зевая, протирают

Свои квадратные глаза.

Ночь темный спрятала покров

В кусты газона, за скамейку.

Светает… Радугой цветов

Блеснула клумба-тюбетейка.

Тюльпан расправил лепестки,

Пион с плеча стряхнул росинку,

Заря в струе Москвы-реки

Полощет алую косынку.

И от улыбки той зари

В проулок удирает тень.

Смущенно гаснут фонари —

Приходит день.

* * *

— Шофер! Такси свободно?

— Да, прошу!

— Мне нужно в Теплый. Знаете дорогу?

— Еще б не знать! Живу там, слава богу!

— Вот и отлично. Едем. Я спешу!

Шофер машину ловко развернул,

Потом спросил: — А дом у вас который?

— Дом двадцать шесть. — Тот весело кивнул:

— А знаете, есть странные шоферы.

Волшебники! Вот хоть бы я сейчас:

Хотите, ваше имя угадаю?

Вы муж Галины Громовой. И вас

Зовут Андреем. Так я понимаю?

Андрей воскликнул: — Так! Но кто же вы?

Как вас-то звать? — Максимом Рыбаковым.

— Теперь понятно. Галя из Москвы

Вас часто теплым поминала словом.

А Варя ваша просто сущий клад.

Сердечный, настоящий человек!

Спасибо вам… Я очень, очень рад…

Такое не забудется вовек!

Максим нахмурил брови: — Ерунда.

С людьми живем, а не в глухом болоте.

Случись с другим такая же беда,

И вы небось ведь мимо не пройдете?!

Андрей сказал: — Я, кстати, вот о чем:

У вас нога, а вы…. Я извиняюсь… —

Максим кивнул: — Маресьев за рулем! —

И улыбнулся: — Ничего, справляюсь.

— Ну, вот мы и приехали! Пока! —

Галина ждет. В глазах небось огонь.

Счастливо вам! — И сильная рука

Андрею крепко стиснула ладонь.

2

Как странно все: не вышла на звонок…

Открыла дверь соседка — тетя Шура.

— Андрей? Входи! Ну как дела, сынок?

Ой, что же это я стою, как дура?!

Иди, иди, совсем ведь заждалась.

Волнуется, поди-ка, ретивое?!

Все на вокзал звонила… Извелась…

Ах, господи, вот горе-то какое!

— Да будет вам! — Но все-таки в тревоге

Рванул он дверь, шутливо прогудев: —

— Встречай, жена! Домой вернулся лев! —

И замер, удивленный, на пороге…

Она сидела боком у стола,

Лица не поворачивая к свету.

Вся жизнь в тот миг, казалось, перешла

Лишь в пальцы, теребящие газету.

Пред ним была она и не она.

И близкая, и словно бы чужая:

Куда девалась нежно-золотая

Ее волос пушистая волна?

Уже не пряди, вешним солнцем сотканы,

Теперь, как странно глазу, у жены,

Как после тифа, крохотные локоны

Из-под косынки были чуть видны.

Вдруг обернулась, ко всему готовая,

И тотчас в сердце, как заряд свинца, —

Полоска шрама, тонкая, пунцовая,

От уха к носу поперек лица…

Хотела встать, но отказали ноги,

Он подскочил к ней, обнял, зашептал:

— Сиди, сиди… И к черту все тревоги,

Вот я и дома… Ехал… Тосковал…

Она к нему прижалась головой.

И он умолк. Какие тут уж речи!

И тотчас ощутил, как под рукой

Вдруг задрожали тоненькие плечи.

— Ну, будет, будет… Это ни к чему…

Не так все плохо… Нет, ты не права. —

Ах, что он говорит ей! Почему?

Куда вдруг делись главные слова?

Те самые, что, сидя у реки,

С любимой разлученный дальней далью,

Под шум тайги, в минуту злой тоски

Он повторял ей с тихою печалью?

Так что ж, он позабыл их? Растерял?

Иль чем-то, может, вдруг разочарован?

Да нет же, нет! Он попросту устал!

И этой встречей горькою взволнован!

Она, вдруг смолкнув, тихо руку мужа

Сняла с плеча и опустила вниз,

Туда, где пояс с каждым днем все туже:

— Ну вот тебе, Андрей, и мой «сюрприз»..

Рука его как будто испугалась,

Едва заметно дернулась назад…

Но нет, ей это только показалось!

Он крикнул: — Галка, я ужасно рад!

Нас будет трое! Превосходно! Славно!

А я-то там никак не мог понять…

Теперь уж вам, Галина Николавна,

Нельзя слезинки даже проливать!

Ну, я побреюсь, подзарос в дороге! —

Что рассказал, что скрыл любимый взгляд?

И сердце билось в страхе и тревоге:

Рад или нет он? Рад или не рад?..

3

Неделя прошла, а за нею другая,

Жизнь словно бы гладко и мирно течет.

Ни горя, ни песен, ни ада, ни рая…

Пусть так. Но чего же еще она ждет?

Веселья? Да нет же! Она не про это!

С весельем успеем. Веселье потом.

Иной холодок тут средь теплого лета:

Андрей… Что-то новое прячется в нем.

Нет, внешне он тот же: приветливый, ровный,

С рассветом он в главке, к закату — домой.

Порою обнимет, погладит любовно

И слово сердечное скажет порой.

А то вдруг пошутит: — А ну-ка, Галина!

Ты знаешь: ведь лжи я терпеть не могу.

Ты в самом ли деле подаришь мне сына?

Смотри, коль девчонку, на полюс сбегу.

И все-таки сердце все чаще сжималось:

Порою украдкой он глянет, вздохнет.

И вдруг точно грусть или легкая жалость,

Как тень, в его темных зрачках промелькнет.

Мелькнет, будто птица помашет крылом,

И снова все ровно, спокойно и складно.

Но женским, но тайным каким-то чутьем

Она понимала: «Нет, что-то неладно!»

Готовилась к школе, над планом сидела,

«Все думы тревожные — глупость, пустяк!»

Но сердце как будто иглой то и дело

Кололо: «Нет, Галка, здесь что-то не так!»