4-го и 5-го японцы, невзирая на большие потери, продолжают яростные атаки. Непрерывно льет дождь. Болота вышли из берегов. Дороги размокли. Японцы такой погодой были довольны, считая, что само небо пришло им на помощь.

— Теперь большевики утонут в грязи! — говорили они.

Но большевики не утонули. Ночью прибыли новые войсковые части. Дождь, ливший двое суток, прекратился. 6 августа, когда рассеялся утренний туман, бой возобновился. И японцы почувствовали полную силу советского удара. На сопки налетели наши бомбардировщики и засыпали их бомбами. Начала бить тяжелая артиллерия. Пошли танки. А за ними двинулась красная пехота.

Жарко пришлось японцам. Кровавый бой длился весь остаток дня и всю ночь. С рассветом на сопке Заозерной вспыхнул красный флаг. Его водрузил заместитель политрука Семенов. Потом к первому флагу присоединились другие. Вершина расцветилась, будто маками.

А еще через три дня ожесточенных боев перешла в наши руки сопка Безымянная.

11 августа военные действия у озера Хасан прекратились. К этому моменту на нашей земле не осталось ни одного чужеземного солдата.

Схема операции в районе озера Хасан с 28 июля по 11 августа 1938 года: 1 — граница между СССР и Маньчжоу-Го, 2 — направление ударов частей Красной армии, 3 — направление удара танковых частей Красной армии, 4 — места действий бомбардировочной авиации Красной армии, 5 — пути подхода японских войск и направление их удара, 6 — позиции японских войск, 7 — пути отхода японских войск.

У озера Хасан наши танки и наши танкисты получили первое боевое крещение.

Ближайший танковый батальон находился от озера Хасан на расстоянии ста километров. Лишь только японцы в первый раз полезли на сопку Заозерную и захватили ее, как батальон получил приказ немедленно выступить к месту событий и оказать помощь пехоте. Это было во второй половине дня 29 июля.

По сигналу тревоги быстро собрался весь личный состав части. Командир батальона сообщил о случившемся. По рядам танкистов пробежала буря возмущения. Меньше чем через час колонна машин тронулась.

Путь был хоть и не очень далекий, но трудный. Сырая, болотистая почва глубоко оседала под гусеницами. Машины вязли. Иногда казалось, что дальше не пройти. Но механики-водители, давая моторам самый малый газ, каким-то чудом вырывали машины из цепких объятий грязи.

Поздно ночью 1 августа танковый батальон прибыл к озеру Хасан. Командиры машин тотчас же отправились на разведку. Оставшиеся экипажи принялись чистить танки от грязи, дозаправлять баки бензином, проверять действие механизмов.

Последние два-три часа ночи можно было отдохнуть. Но у многих напряжение перед боем было столь велико, что, несмотря на усталость и закрытые глаза, они не могли заснуть. В памяти вставали близкие, дорогие лица, родные колхозы, деревни, шумные города, сосредоточенные заводы. И сердце наполнялось любовью к социалистической родине. Потом мысль невольно переходила к тем, кто с оружием в руках ворвался в наш Большой Дом. Тогда в жилах закипал гнев, а руки сами сжимались для удара.

Когда небо на востоке чуть посветлело, танкисты были уже возле машин. В предстоящую атаку должна пойти только пятерка танков — взвод лейтенанта Подчеимова. Командир батальона кратко определил задачу: проложить пехоте дорогу через проволочные заграждения, уничтожить огневые точки противника, помочь пехоте захватить высоту 60,1.

Потом прозвучала команда:

— По машинам!

И через две минуты пять советских сухопутных крейсеров устремились в сторону противника. Танки шли клином, или углом, вперед. Переднюю, командирскую машину вел комсомолец Коник. Сам Подчеимов был у орудия. В батальоне он считался одним из лучших стрелков. Мало кто умел так ловко, как он, на ходу поражать без промаха фанерные пушки и пулеметы. Теперь ему предстояло показать свое искусство в боевой обстановке. Рядом с башенным стрелком приготовился к боевой работе заряжающий Богданов.

Все три человека в этом танке, как и их товарищи в других танках, немного волнуются. Все трое остро чувствуют, что они не на полигоне, а перед настоящим противником, что им нужно действовать быстро, сноровисто и точно.

Коник, с долей любопытства во взоре, ощупывает глазами каждый бугорок впереди, каждую кочку, стараясь обнаружить противника. Но никого и ничего не видно.

Вдруг танк наполнился резким и дробным шумом. Впечатление было такое, будто по броне стал быстро-быстро колотить молоток. Коник даже вздрогнул от неожиданности. Подумал: «Это пулеметные пули».

Через триплекс смотровой щели стали видны наши бойцы в окопчиках. Они оглядывались на танки и, как заметил Коник, радостно улыбались бронированным помощникам.

Вот и колючая проволока, нагороженная противником. Командирский танк первым лезет на колья. За ним следуют другие. Колья трещат. Гусеницы вдавливают проволоку с острыми шипами глубоко в землю.

Прекратившаяся пулеметная очередь по танку возобновилась. Подчеимов уже искал этот пулемет. Теперь он его увидел впереди, возле куста, на расстоянии трехсот метров. Танк, преодолев десять рядов проволоки, на мгновение застыл на бугорке. Подчеимов в этот момент нажал спусковую педаль. Сухо грохнула пушка. Через полсекунды в том месте, где стоял пулемет, поднялся черный столб земли и дыма.

— Готов! — возбужденно крикнул Коник и дал газ мотору. Танк рванулся вперед.

Первый выстрел советского сухопутного крейсера оказался смертельным для противника.

Открыли огонь и другие танки. Башенные стрелки старались не выпускать снаряды впустую. Японцы подняли неистовую стрельбу из многочисленных пулеметов и пушек. Японские пули градом осыпали танки. Но танкисты чувствовали себя хорошо и уверенно за прочной броней. Пули ничего им не могли сделать, даже бронебойные. А снаряды почему-то ложились куда угодно, только не в танки.

Под объединенным ударом танков и пехоты противник стал подаваться назад. Подчеимов пускает в действие то пушку, то пулемет. Танк наполнился пороховыми газами. Сделалось жарко. Промокли от пота рубашки. Дышать было трудно.

Но Подчеимов неутомим. Он то и дело кричит:

— Ходу, Коник! Ходу!

И танк командира взвода все время впереди других машин. Он то забирается на левый фланг наступающих, к границе Маньчжоу-Го, то переходит вправо почти к самому озеру. Здесь грунт совсем мягкий, идти трудно, но из-за этого нельзя же отказать в помощи своей пехоте!

При втором подходе к озеру танк лейтенанта Подчеимова попал под обстрел трех противотанковых пушек. Снаряды густо падали вокруг машины, вздымая фонтаны земли и дыма. Коник нахмурился. Положение стало очень серьезным. Действуя рычагами управления, водитель быстро меняет курс машины. В голове шевелится мысль: «Если в этой каше уцелеем, то еще повоюем».

Вдруг Подчеимов крикнул:

— Стой, Коник!

Водитель нажал педаль сцепления и затянул тормоз. Танк остановился. И в то же почти мгновение пушка охнула. Заряжающий сунул в пушку новый снаряд. Последовал второй выстрел. Подчеимов скомандовал:

— Вперед, Коник!

Танк с ревом сорвался с места. Когда рассеялся дым и опустилась поднятая двумя взрывами земля, Коник увидел, что двух противотанковых пушек как не бывало. Через сотню метров танк снова на секунду остановился. И Подчеимов третьим выстрелом уничтожил третье орудие противника.

К полудню японцы были оттеснены более чем на три километра. У южной оконечности озера Хасан бой шел уже у подошвы сопки 60,1. У танков боеприпасы кончались. И машины направились в свое расположение.

Подчеимову очень не хотелось выходить из боя. Последний снаряд он решил пустить по окопу, откуда японские солдаты вели оружейный огонь. Вот у перекрестья прицела уже мелькнула вражеская голова в каске. К щеке прижата винтовка. Из ее дула вырвался язычок огня. Подчеимов уже приготовился к нажатию спусковой педали. Еще мгновение — и стреляющий противник будет разорван. Но вдруг страшный удар потряс танк. По людям будто проскочил электрический ток высокого напряжения. Конику показалось, что рычагами ему обожгло руки. Подчеимов упал. Богданов зашатался.