Нигде не было видно ни одного танка, ни одного человека.

Не успело солнце выпить росу с зеленой травы, как в воздухе послышался басовый гул моторов. Гул быстро усиливается. Это несутся японские бомбардировщики — шесть троек. С высоты перед ними Тамсык-Булак как на ладони — десяток небольших домиков и два десятка юрт. Но японцев интересует не это. Они ищут танки. И находят их: вот палатки, вот шалаши из древесных ветвей и травы, вот еще какие-то бугорки. Самих танков, правда, не видно, но они, конечно, где-нибудь здесь притаились. На землю с самолетов падают бомбы — залп за залпом. Земля дрожит. Палатки валятся. Шалашики опрокидывает воздушная волна. В домиках Тамсык-Булака со звоном вылетают стекла.

Сделав круг, самолеты еще раз зашли на цель, еще раз сбросили на землю сотню бомб. Улетая к себе, японские летчики весело смеялись:

— Хорошо же мы задали большевикам! Не починить им теперь свои танки.

Но еще веселее смеялись яковлевцы, сидя в узких окопах-щелях на расстоянии двадцати километров от того места, где падали бомбы, предназначенные для них. Тут же в земле в глубоких ямах скрывались и их танки, искусно закрытые сверху маскировочными сетями. Если бы стальные чудовища могли, они бы тоже раскатисто захохотали. Танкисты нарочно оставили на старом месте некоторые признаки своей жизни, и это обмануло японцев.

2 июля генерал-лейтенант Камацубара бросил свои войска в наступление. Силы у него были значительные. Японцам в одном месте удалось к вечеру прорваться из-за реки Халхин-Гол на эту сторону и после захода солнца захватить гору Байн-Цаган. Правильнее сказать, это не гора, а высокий обширный холм, господствующий над окружающей местностью. Байн-Цаган можно сравнить с высотой Заозерной у озера Хасан.

Не теряя ни минуты, японцы принялись быстро укреплять захваченную высоту, точь-в-точь как это было на Заозерной: рыли окопы, устанавливали многочисленную артиллерию, пулеметы, опутывали все проволокой.

Советское командование считало необходимым немедленно же контратакой оттеснить японцев с горы, чтобы не дать им закрепиться. Но пехоты, нужной для этого, не было. Она еще где-то только ехала на автомобилях. Тогда командующий фронтом Жуков решил двинуть на японцев танки Яковлева. Это был рискованный шаг. До сих пор танки всегда действовали вместе с пехотой. Существовало мнение, что без поддержки пехоты танки не могут решать крупных боевых задач. Однако Жуков пошел на этот риск. Он знал, что в данном случае успех зависит от быстроты действий и от силы удара.

Приказ о боевом выступлении комбриг Яковлев получил в одиннадцать часов вечера 2 июля. Предстояло проделать ночной марш в сто двадцать километров и к пяти часам утра сосредоточиться в районе колодца Кахейн-Худук, что в пяти километрах от горы Байн-Цаган.

В одиннадцать с четвертью сухопутные крейсера двинулись в путь. Дороги никакой не было, шли по целине. Высокая трава хлестала по бортам, как волны на море. В открытые люки струился свежий воздух, напоенный ароматом зелени. С темного неба на танки смотрели звезды и, казалось, вздрагивали от мощного гула моторов.

В движении прошла вся ночь. Первые лучи выглянувшего солнца застали танки на месте сбора. Здесь уже кипела работа: механики-водители заправляли машины бензином, водой, маслом, башенные стрелки и заряжающие протирали оружие, проверяли действие механизмов.

Гора Байн-Цаган, слегка затянутая голубоватой утренней дымкой, темнела у горизонта. Оттуда, как гром от дальней грозы, доносились раскаты орудийных выстрелов. Там кружили самолеты. А здесь заливались жаворонки, купаясь в первых лучах солнца. Кукин, небольшого роста, с продолговатым бритым лицом, стоя у машины, на минуту задумался. Перед ним встало родное село на Оке, близ Мурома. Вспомнились бесконечные корзины, которые искусно плели его отец, мать, братья и он сам, двенадцатилетний мальчик, потом завод, где он работал по ремонту паровозов, наконец бронетанковое училище в Саратове.

Как там было хорошо!

Перед молодым курсантом Алексеем Кукиным, кандидатом в партию Ленина-Сталина, открылся новый мир увлекательной могущественной боевой техники. Раньше он только с завистью читал о танкистах и танках, а теперь сам становился танкистом. Водя машину по полям и оврагам или поражая мишени на полигоне, Алексей почти всегда думал: настанет когда-нибудь час, когда он, по призыву родины, вот так пойдет в бой, нужно только к этому часу как можно лучше подготовиться. И Кукин настойчиво готовился, в совершенстве овладевая боевой машиной.

Теперь в это раннее июльское утро час высшего испытания настал. Какой-то внутренний голос спросил:

«Готов ли ты?»

И Кукин мысленно ответил:

«Да, готов!»

«А если тебя убьют?» тревожно спросил тот же голос.

«Готов ко всему! — почти вслух еще раз ответил Кукин. — Если погибну, то моя кровь будет пролита за великое дело Ленина — Сталина, за дело трудящихся всего мира, за их радость и счастье».

Темное лицо Кукина посветлело. Левая рука его невольно поднялась к груди, и пальцы прощупали партийный билет, спрятанный во внутреннем кармане комбинезона. В этот момент к Кукину подбежал человек в таком же шлеме и комбинезоне. Кукин, выведенный из раздумья, выпрямился. Танкист, приложив руку к шлему, сказал:

— Товарищ старший лейтенант, третий взвод к бою готов!

Еще через несколько секунд было доложено о готовности первого и второго взводов. Теперь сам Кукин побежал к командиру батальона с докладом, что вторая рота к бою готова.

К пяти часам утра была готова к бою и вся бригада. Об этом доложили Яковлеву командиры батальонов. По сигналу тревоги — сбор. Комбриг, высокий, крепко сложенный, обращается к танкистам с краткой речью. Определив предстоящую задачу и выразив уверенность в ее блестящем решении, Яковлев взволнованно воскликнул:

— За родину, за нашего любимого Сталина вперед, товарищи!

В ответ прокатилось дружное «ура».

Потом прозвучала команда:

— По машинам!

Просигналил флажок: «Заводи!»

И стальная бригада тронулась. Командиры танков, высунувшись через открытые люки, руководили движением. Взводы, роты, батальоны, развертываясь на ходу, принимали боевой порядок. Через пять минут после начала движения Кукину представилось грозное и величественное зрелище: множество машин, образовав полумесяц длиной почти в два километра, неслось со все возрастающей скоростью.

Кукин слышал от старых буденновцев рассказы о кавалерийских атаках. Какой ужас должна была наводить на врага лава в несколько тысяч всадников, скачущих во весь опор с саблями наголо!

«А теперь, — подумал Кукин, — на врага несется лава стальных чудовищ. У них вместо сабель пулеметы и мощные пушки. Неужели японцы выдержат наш удар?»

В этот момент с танка командира бригады просигналили: «Закрыть люки!» Кукин опустился в машину и занял место у орудия. До горы Байн-Цаган осталось всего два километра.

Японцы открыли ураганный огонь из орудий. А когда танки подошли ближе, к орудиям присоединились пулеметы. Для живой кавалерии это море огня было бы гибельным, кони и люди усеяли бы землю трупами. Но чудовища со стальной шкурой неудержимо стремятся вперед. Теперь начали действовать их пушки и пулеметы. Через полосы колючей проволоки танки проходят без задержки. Впереди окопы. Машины «чистят» их своим огнем. В воздухе стоит грохот орудий, треск пулеметов, дикие крики японцев. Всюду взлетают столбы земли и дыма.

Кукин, сжав зубы, посылает в противника снаряд за снарядом. На его лбу выступили крупные капли пота. Солнце уже сильно пригревает. В танке стало жарко. Пороховые газы едят горло. Кукин иногда кладет руку водителю то на правое, то на левое плечо. В искусных руках Киркина танк, как живой, ловко маневрирует. Он уже раздавил несколько пулеметов, только что навалился на противотанковую пушку. Было слышно даже, как она хрустнула.