Господи, нет.
— Оуэн?
Джек пошёл по дороге в направлении Третарри, не обращая внимания на поднимающуюся из желудка тошноту, борясь с ней.
Клоун, которым, как подумал Джек, был Оуэн, оказался окружён толпой детворы и под звук рожка исчез, унесённый толпой кричащих и смеющихся детей.
Джек сделал глубокий вдох. Шаг, ещё шаг.
Одну ногу вперёд.
Оуэн. Ему нужно было добраться до Оуэна.
Вторую ногу вперёд.
Чёрт побери, ему было плохо, он чувствовал вкус желчи во рту.
Если Оуэн был здесь, то, возможно, Тошико, Гвен и Йанто — тоже.
Ещё шаг.
Йанто!
У дома номер шесть по Кобург-стрит стоял молодой человек. Джек видел его. Парень смотрел в сторону, и Джек видел его только в профиль. Мог ли он поймать его взгляд?
— Йанто, — заорал он.
Несколько человек повернулись и посмотрели на Джека, а потом — на человека, которого он окликнул и который не отозвался. Маленькая девочка удрала от своих родителей, подбежала к Йанто и потянула его за рукав. Достаточно для того, чтобы он повернулся лицом к Джеку.
Правая сторона его лица была разрисована, как у клоуна.
Джек задумался, почему только половина. Оуэн был клоуном полностью (во многих отношениях, вскользь подумалось ему). Йанто по-прежнему был в своём костюме. Почему?
Но того, что Йанто был в беде и, возможно, ему причиняли боль, было достаточно для Джека. Достаточно, чтобы преодолеть головокружение, тошноту, рвоту. Впервые в жизни он оказался способен войти в Третарри, пройти мимо толпы, уличных артистов, мимо всех. Пока не добрался до Йанто.
Он прикоснулся рукой к его ненакрашенной щеке.
— Йанто?
— Джек?
Джек повернулся. Это был Билис. Он стоял в дверях дома номер шесть по Кобург-стрит.
— Думаю, мы должны поговорить. Здесь мы сможем это сделать.
Джек нахмурился.
— Пройдём в мой кабинет?
Билис пожал плечами.
— Месть за Будущее?
И Джек вошёл в дом следом за ним.
На другом конце улицы стоял совершенно не подозревающий о Джеке, Йанто, Оуэне и Билисе Идрис Хоппер.
Зачем он пришёл? Джек возбудил в нём такое любопытство, что Идрис решил отпроситься с работы под предлогом плохого самочувствия и пойти сюда, чтобы проверить, действительно ли Третарри сто́ит всей суеты, которую поднял Джек.
Однако здесь не было ни следа Джека.
— Чёртов Торчвуд, — пробормотал он. — Я должен был лучше знать.
К нему подошёл парень с белым лицом и в полосатой рубашке. Мим. Он протянул Идрису цветок, но валлиец покачал головой и прошёл мимо него, слабо улыбаясь.
Перед группой хихикающих девочек-подростков стоял мужчина в костюме. Он держал в вытянутой руке колоду карт. Девочка выбрала одну. Парень в костюме перетасовал карты, сунул их в карман, хлопнул в ладоши и указал на окно ближайшего дома.
Девочки заохали, увидев, что карта приклеена к оконному стеклу.
Мужчина молча поднял вверх палец, снова вытащил колоду и протянул её другой девочке. Она выбрала другую карту. Четвёрку червей. Мужчина показал её всем.
Он вынул чёрный маркер, и девочка написала на карте своё имя. Никки, заметил Идрис.
Мужчина перетасовал карты и на этот раз отдал колоду девочке, показывая на её сумочку. Никки положила карты в сумку, и он осторожно взял её у девочки и комично потряс.
Затем он притворился, что наблюдает, как что-то невидимое поднимается из её сумочки, и все стали следить за его взглядом, пока он не остановился на сумочке первой девочки, выбиравшей карту.
Мужчина указал на её сумку, которую она открыла и, конечно, обнаружила там карту. Четвёрку червей. С небрежно написанным на ней чёрным маркером именем «Никки».
Раздались аплодисменты и крики, и артист поклонился.
Идрис продолжил идти, мимо акробата на ходулях и женщины-клоуна, державшей в руках ведро, куда некоторые люди бросали монеты. Она не двигалась и даже не моргала.
Он бросил в ведро монету в пятьдесят пенсов и пошёл дальше, не видя, как женщина-клоун повернула голову, чтобы посмотреть на него. Он не видел, как она поставила ведро на землю и потянулась рукой к задней части своих брюк, словно ожидая, что в них что-то будет заправлено.
Проходя по Уорф-стрит, Идрис увидел в центре одной из прилегающих улиц статую. Он не помнил такого в планах. Статуя была бронзовой и изображала танцовщицу кабуки[35] — в кимоно, одна нога подобрана, ладони подняты, в каждой из них по вееру, голова чуть повёрнута и смотрит вверх. Лишь благодаря слабой дрожи Идрис понял, что на самом деле это был разрисованный человек. Живые статуи всегда казались ему немного жутковатыми. Не только потому, что неподвижность делала их непохожими на людей, но и потому, что лишь люди определённого рода могут получать удовольствие, так долго стоя без движения.
Мгновение он смотрел на кабуки. Она по-прежнему не двигалась. Идрис пожал плечами и отвернулся.
И потому не увидел крошечных шипов, появившихся на верхушках каждой складки вееров. И того, как подогнутая нога вернулась на землю. И как статуя, не улыбаясь, повернула голову и посмотрела на него чёрными, как нефть, глазами и отвела назад один из смертоносных вееров, готовая бросить его, как сюрикен[36].
Когда Идрис свернул за угол и исчез из поля зрения кабуки, она вновь приняла прежнюю позу, а шипы на веерах исчезли.
И шарманочная музыка продолжала играть, смешиваясь со смехом счастливых семейств.
Глава девятнадцатая
В какой момент всё пошло не так?
Этот вопрос мучил Йанто Джонса уже почти восемнадцать месяцев. Теперь он думал, что знает ответ — это был день, когда он заметил, что Гвен ждёт ребёнка.
Они все сидели в конференц-зале Хаба, и Джек вёл себя как задница — как самая настоящая распоследняя задница. И Оуэн ушёл.
Позже в тот вечер Оуэн разговаривал с Йанто о Джеке. О Хабе. О Торчвуде. И о Разломе. Мечты, идеи, планы. Использовать Разлом, чтобы помочь человечеству.
Всё это казалось хорошей идеей в теории, но не в практике.
— Посмотри, что произошло, когда мы открыли Разлом в последний раз, — сказал он Оуэну. Но у Оуэна был ответ и на это. Что-то про Джека, про использование бессмертия Джека для постоянной подпитки Разлома.
— И сегодня днём, всего на секунду, я это сделал. Я добрался до Разлома, заглянул внутрь и увидел его потенциал.
— Что ты сделал?
— О, я его закрыл. Господи, всего на секунду, даже оборудование Тош вряд ли это зарегистрировало. А вы в конференц-зале точно ничего не заметили.
Йанто был удивлён. Сначала он подумал, что Оуэн шутит. Но впоследствии понял, что Оуэн был серьёзен.
Возможно, жизнь Оуэна изменилась после того случая. Возможно, в тот день, когда Торчвуд собрался, чтобы помочь ему, во времени произошёл какой-то переломный момент. Они направили Оуэна не на тот путь. Но что, если Оуэн считал, что идёт в правильном направлении? И именно это привело его к тому, что происходит теперь. К его словам о том, что он собирается поиграть в Бога с помощью Джека.
Однако Йанто знал, что Джек никогда в жизни не скажет «да».
Он пытался переубедить Оуэна, умолял его. Увидеть смысл. Поговорить с Джеком. Позволить себе поговорить об этом.
Но Оуэн не хотел слушать, и в ходе их спора, который становился всё более жарким, Йанто понял, что стало причиной для этого.
— Для тебя всё нормально. У тебя есть Джек. У Гвен есть Рис — помоги нам всем Бог — но что есть у меня? Сломанная рука — и у меня нет Тош.
Йанто засмеялся.
— Тош? Ты мог бы получить её в любое время, когда захотел бы. Она без ума от тебя.
— Уже нет.
— Да!
— Нет. Она была от меня без ума. Но теперь она хочет большего. А я не могу ей этого дать.