Костюмы, на которые мы эти бейджики цепляли, нам тоже американцы выдали, кстати. Как бедным родственникам каким-нибудь. И, несмотря на нулевое количество предварительных примерок, сидели эти костюмы неплохо.

Безопасник, конечно, остался в своем.

Но так как на самом деле ни за какую безопасность мы не отвечали, находится мы могли где угодно, главное, чтобы в бронежилете и при оружии. Мы со Стеклорезом предпочитали патрулировать в собственном номере, изредка делая вылазки в сторону бассейна. Когда еще доведется в таком роскошном месте пожить?

Но с безопасностью тут и без нас было все нормально. Куча людей, как приезжих, так и местных, патрули с собаками, рамки металлоискателей на всех входах, противотанковые заграждения на подъездах к отелю, для полного комплекта только самих танков в поле видимости не наблюдалось, но я бы не удивился, если бы они стояли на соседней улице или на подземной парковке.

Ну и «Рональд Рейган» по-прежнему бултыхался в заливе, одним своим видом внушая надежду и уверенность.

План американцев был прост, как удар топора, и мы все в нем были лишь статистами. Щепками, разлетающимися после каждого удара и валяющимися на земле, если вы позволите мне продолжить метафору с топором. Как мы, гости из далекой и заснеженной России, так и хваленый американский спецназ.

На самом деле, Ветра Джихада должны были уконтрапупить Безопасник и ракетный крейсер. Безопасник, с его феноменальной живучестью, равной которой, как оказалось, ни у кого не было, был способен подобраться к Ветру и засветить цель. И ракетный кресйер должен был эту цель поразить. На нашу долю же выпадали разборки с Сынами Ветра и прочими боевиками, которых он решит с собой притащить.

— Как ты думаешь, — спросил я у Стеклореза во время нашего очередного патрулирования зоны ношения бикини. — Если мы засечем Ветерка где-нибудь поблизости, жахнут американцы прямо по населенному пункту или таки остерегутся?

— Я думаю, не жахнут, — сказал Стеклорез. — Не совсем не они отмороженные.

— А я думаю, жахнут, — сказал я. — Они такие, они могут, вон по Хиросиме же жахнули.

— Ну, так с японцами вроде бы война была, а тут нет. Тут союзники.

— У любой сверхдержавы есть два союзника — ее армия и флот, — слегка перефразировал я цитату какого-то из русских императоров. — Все остальные — это только временные стратегические партнеры, которыми в случае чего и пожертвовать можно.

— Просто ты мрачный и никому не веришь, — сказал Стеклорез.

— Так никому верить и нельзя, только Мюллеру, а тот, как назло, помер.

Стеклорез вздохнул.

Я давно заметил, что в разговорах со мной люди часто вздыхают, пожимают плечами и захватывают глаза. Интересно, есть ли объяснение у этого феномена? Жаль, что я вашу реакцию сейчас не вижу. Через стены-то я прозревать способен, но, увы, не в таких подробностях.

Но первыми по населенному пункту жахнули таки не американцы. Это сделали люди Ветра Джихада.

***

Примерно около полудня мы получили очередное штормовое предупреждение. Причем американцы, некоторые из которых торчали здесь уже не первый год и на песчаный бурях съели не одну стаю собак, утверждали, что со стороны пустыни на нас движется не просто буря, а отец всех бурь. Или, может быть, даже дед.

Все, естественно, напряглись. Потому что хотя песчаные бури тут явление довольно частое, но сейчас шел саммит, и человек, обещавший всех его участников поубивать, как раз черпал свои силы из чего-то подобного.

Мы перешли на режим повышенной боевой готовности, или как это там называется. Я еще раз проверил бронежилет — он, кстати, был достаточно легким, но под рубашкой все равно мешал неимоверно, и почесать какой-нибудь участок, им прикрытый, была настоящим испытанием — засунул гарнитуру еще глубже в ухо и убедился, что пистолет достаточно легко выхватывается из кобуры.

Нельзя сказать, чтобы я прямо-таки ждал возможности кого-нибудь пристрелить, но пистолет, как ни крути, мог повысить мои шансы на выживание.

А потом в городе начали взрываться начиненные пластидом машины.

Всего местная полиция зафиксировала четырнадцать взрывов. Они происходили в разных местах, на парковках торговых центров, на подземных стоянках, просто на улицах. Начиненные стальными шариками для большей поражающей способности взрывные устройства унесли десятки жизней, и в городе началась паника.

Мы со Стеклорезом стояли возле панорамного окна и смотрели на поднимающиеся над городом столбы дыма и снующие по улицам машины с сиренами и проблесковыми маячками.

— Похоже, началось, — констатировал Стеклорез.

Я уже собрался ему ответить, как в наших ушах ожили гарнитуры.

— Сканеры партнеров фиксируют появление множественных целей, — сообщил он. — Повторяю, целей очень много, но указать они могут только примерное направление — пустыня. Расстояние неизвестно. Похоже, они идут под прикрытием бури.

— Вот теперь точно началось, — сказал Стеклорез.

— Когда начнешь стекла бить? — спросил я.

— Тут, похоже, их и без меня набьют предостаточно, — мрачно сказал он.

На улице действительно появились танки. Я видел два, они с разных концов перекрывали улицу, на которой стоял наш отель. Я почувствовал себя чужим на этом празднике жизни.

— Я чувствую себя чужим на этом празднике жизни, — сказал я Стеклорезу.

— Чего так?

— Ну, у них там тяжелая техника, танки, корабли, вот это вот все. А мы тут стоим, как два идиотика с пистолетиками. И какой от нас толк?

Он промолчал.

Я подумал о том, что праздник жизни очень скоро может превратиться в праздник смерти, на котором костлявая соберет неплохой урожай. Я вообще часто думаю штампами, однако вслух их стараюсь не произносить.

Ой, подождите…

— Я другого не понимаю, — сказал Стеклорез. — Их сканеры фиксируют множественные цели, так? Знают направление и примерное расстояние. Так почему бы им не запустить свои «томагавки» прямо сейчас? Отработали бы по площадям и всех дел.

— Ну, во-первых, потому что самого Ветра Джихада там может и не быть, — сказал я. — Он же не дурак, чтобы так подставляться. А без него удар «томагавками» по площадям потеряет всякий смысл. А во-вторых, это вообще может быть провокация. Они жахнут, а там вообще паломники в какой-нибудь хадж вышли или что-то в этом роде. И поднимется потом вопль до небес о жестокостях американской военщины.

— Как будто им не пофиг.

— Кто-то демонизирует противника, а ты демонизируешь временного партнера, — сказал я.

— Ты ж сам говорил, что они вполне могут и по городу ударить.

— Только если будут уверены, что главного злодея накроют, — сказал я.

— Поскорее бы все это закончилось, — сказал Стеклорез.

— Угу, — я отошел от окна и вставил капсулу в кофеварку.

— Ты какой-то поразительно спокойный, — сказал он.

— Ужас-ужас, мы все умрем, — сказал я. — Так лучше?

— Ненамного.

Я взял чашку и бросил в нее две ложки сахара.

— Все равно не понимаю, зачем все эти взрывы, — сказал Стеклорез. — Только заранее предупредил о своем визите.

— Паника и неразбериха, — сказал я. — Подобраться незаметно он все равно не смог бы, песчаную буру в стелсе не спрячешь, вот и хочет устроить как можно больше хаоса.

Я уселся в кресло. Неимоверно хотелось достать телефон и прошерстить интернеты, но при Стеклорезе делать этого не следовало. Да и не могли там новости так быстро появиться.

Это просто у современного человека рефлекс такой: случилось что-то непонятное, погугли. Помню, меня как-то почечные колики прихватили, а я тогда не знал, что это почечные колики, так полчаса в поисковике рылся, забивал симптомы и смотрел, что это может быть. Остановился на аппендиците, позвонил в «скорую».

Оказалось, ни разу не аппендицит.

Пока «скорая» доехала, у меня почти все прошло, кстати.

И тут в ухе снова прорезался Безопасник.