– Нет. Подушка. На моем лице была подушка. Я не могла дышать!

– Вы сопротивлялись?

– Пыталась. Но он слишком сильный.

– И он над вами надругался.

– Я уже говорила. Да.

– Полностью.

– Да.

– И что потом?

Глаза Карлотты злобно сверкнули.

– Что потом? – переспросила она. – Что потом?! Когда он использовал меня, изнасиловал, то исчез.

– Он сбежал?

– Нет, его просто… просто… не стало.

– Вышел за дверь?

– Нет. Дверь была закрыта. В одну минуту он был на мне, а в другую пропал. Потом пришел мой сын.

Шнайдерман отстраненно кивнул. И ненадолго задумался. Затем снова повернулся к Карлотте, скорее слушая, чем наблюдая за ней.

– Ваш сын, он кого-то видел?

– Только меня. Он забежал в ванную. Я кричала.

– Что случилось потом?

– Мы все, и девочки тоже, остались в гостиной. Я испугалась.

– Вы боялись, что он все еще в доме?

– Нет. Его не было.

Теперь врач смотрел на нее в тишине. Карлотта видела, что он не знал, как это воспринимать.

– Скажите, Карлотта, – медленно начал Шнайдерман, – почему вы думаете, что вас изнасиловал не настоящий мужчина?

– Он просто… испарился, когда Билли включил свет.

– Может, он вылез в окно.

– Нет. Окна были закрыты. Он исчез.

– Но вы его чувствовали?

– Определенно.

– И это был мужчина?

– Большой мужчина.

– Вам было больно?

– Да. Конечно.

– Ладно. Что произошло после?

– Той ночью уже ничего. Но следующей…

– Это повторилось?

– На этот раз сзади.

Шнайдерман потер бровь. Теперь он казался еще моложе, чем в начале. Карлотта подумала, что он, должно быть, очень умен, раз так рано стало врачом.

– Что подумал ваш сын?

– Он пришел с соседом. Они решили, что у меня галлюцинации.

– С чего бы им так думать?

– Потому что я кричала, но там никого не было.

– Вы когда-нибудь принимали наркотики?

– Никогда.

– Хорошо. А что подумали вы?

– Я… я не знаю. Я… точно чувствовала боль. Внутри все горело. Такое не спутаешь. Я чувствовала на себе его запах…

– У него был запах?

– Да. Мерзкий.

– Понятно.

– Я не уверена, что он…

– Эякулировал?

– Да… Кажется, да. Но когда включили свет, я словно проснулась. Вынырнула из тьмы. И больше никто не испугался. Никто не думал, что в комнате был посторонний.

Шнайдерман кивнул. Кажется, он смог разговорить Карлотту. Теперь он снова наблюдал за ней: за мимикой, языком тела, тоном голоса. Ему нужно было подтверждение тому, о чем он думал.

– Вы сказали, это произошло в третий раз.

– Не совсем. Я услышала, как он идет. Почувствовала запах. И выбежала из спальни.

– Что было потом?

– Я схватила детей и убежала как можно быстрее. Мы поехали к моей подруге.

– А потом?

– Ничего, – пожала плечами Карлотта. – Мы неделю жили у Синди. Мне стало лучше. Да всем нам. Но я не могла там остаться. Вчера я вернулась домой с детьми. Синди ночевала у меня. Все было хорошо. Я проснулась, мы позавтракали, а потом я села в машину. Поехала на свои курсы секретарей в западном Лос-Анджелесе.

– И тогда вы услышали голоса в машине.

Карлотта кивнула. Ее глаза, как у кролика, время от времени ловили его взгляд в поисках какой-то поддержки.

– Ну, что вы думаете? – спросила она. – Отвечайте честно. Говорите.

Она достала сигарету. Зажигалка дрожала в руке. Шнайдерман подождал, пока она затянется. Ему нужно было сохранять ее доверие. Не врать.

– Карлотта, – сказал он, – разумеется, все очень серьезно.

– Думаете, я сумасшедшая?

– Сумасшедшая? Все воспринимают это слово по-разному.

Он ей улыбнулся. Но Карлотта видела, что он не поддался. Он все еще оставался профессионалом, скрывал свои чувства. Не расслаблялся.

– Кто-то может остаться с вами? – спросил доктор.

– Мой сын, Билли.

– Сколько ему лет?

– Пятнадцать.

– А что насчет вашей подруги, Синди?

– Не сегодня. Может, через несколько дней.

– Я хочу, чтобы с вами кто-то был, Карлотта. Все время. Вы не должны оставаться одна.

– Хорошо.

– Нам нужно провести анализы. Психологические тесты. Это не больно.

– Сейчас?

– Можно завтра.

– Мне нужно идти на курсы секретарей. Я на соцобеспечении, там отмечают посещения.

– Поговорим с медсестрой на выходе. Обычно мы можем договориться с обеспечением.

Карлотта затянулась наполовину выкуренной сигаретой.

– Значит, вы ничего не можете сделать?

– Нет, пока не определю, в чем именно проблема. У меня есть версии, но нужны тесты, чтобы убедиться.

– К тому времени я уже умру.

– Нет. Я так не думаю.

– Сегодня они пытались меня убить.

– Думаю, если вы останетесь с кем-то, все будет хорошо.

Карлотта откинула волосы со лба. За дверью слышались отдаленные голоса.

– Я не знаю, что делать, – просто сказала женщина.

– Вы уже поступили правильно, обратившись к врачу.

– Вы так считаете?

– Конечно. Это первый шаг. И самый сложный.

Наступила зловещая тишина. Они немного подождали. Карлотта молча встала, распрямляя юбку. Они вышли за дверь.

Когда дверь открылась, ярко заблестел лабиринт коридоров. Карлотта не помнила, чтобы видела их раньше. Слева была приемная. Шнайдерман наклонился вперед, разговаривая с медсестрой. Карлотта не помнила и приемную.

Доктор вернулся к ней по оранжевому ковру. Внезапно он стал для нее единственным знакомым лицом во всем мире.

– Вот визитка, – сказал он, – на ней номер клиники. Здесь найдут меня, если я вам понадоблюсь. В любое время суток.

Карлотта положила визитку в сумочку. У нее были манеры воспитанной молодой леди, но при этом она была на соцобеспечении. Шнайдермана это заинтриговало.

– Спасибо, доктор, – тихо сказала она.

– Шнайдерман, – дополнил он. – Давайте я напишу на визитке.

Потом он наблюдал, как она уходит, неуверенно пробираясь по коридорам с полосками цветной ленты на полу. Она исчезла. Шнайдерман наконец выдохнул. Он так устал.

– Долго же вы там сидели, Гэри, – сказала медсестра.

– Что? А! Слушай, ты уверена, что она не обращалась к психиатрам?

– Она так написала.

– И не принимала.

– Если ей верить.

– Удивительно.

Он налил себе кофе в одноразовый стаканчик. Его сознание все еще занимала Карлотта.

– Я буду в библиотеке, – сказал он. – Мне надо все записать.

Шнайдерман быстро шел по коридору, прихлебывая кофе. Под мышкой у него была черная виниловая папка, пока без единой заметки. Его шаги эхом отдавались по пустынным плиткам клиники.

Шнайдерман закурил сигарету, выдохнул облако дыма и снял пиджак. Закатал рукава, обнажив мускулистые предплечья. У него была превосходная память. Весь визит отпечатался до последней детали. Он все записал в черную папку, подписав ее именем.

Вдалеке другой человек корпел над несколькими большими текстами, столь же безразличный к Шнайдерману, как и Шнайдерман – к нему.

Они сидели в огромной старой библиотеке с плиточным полом и деревянной резьбой на дверях и лестницах, ведущих на верхние этажи. Было тихо. Поздним вечером в этом крыле медицинского комплекса почти никого не было. Шнайдерман встал, поставил ногу на стул, наклонился и просмотрел, что записал.

Она обратилась сама. Не домохозяйка с неудавшейся карьерой. Не секретарша с ожирением, чье одиночество переросло в переедание или булимию. Другие пациенты Шнайдермана вылетели из головы. Он почти не мог поверить в то, с чем столкнулся. Доктор хотел пока поработать над этим сам, обдумать перед тем, как рассказать другим. Он дрожал от волнения.

Шнайдерман достал книгу с верхней полки и отнес обратно к столу. Одновременно зрительные, тактильные, слуховые и обонятельные галлюцинации – большая редкость. Скорее всего, это проявление либо психоза, либо истерического невроза. Шнайдерман был доволен, что смог успокоить Карлотту, унять истерику и дождаться, чтобы она не пошла на контакт. Он добился от нее связной речи, хотя сомневался, что это возможно, когда впервые увидел ее, потерянную и беспомощную, стоящую посреди кабинета.