– Войдите, – радостно сказала Карлотта.

– Вы хорошо спали?

– Прекрасно.

– Никаких проблем?

– Мне снилось, что я совсем маленькая. Посреди ромашкового поля. А вокруг лишь голубое небо и журчание речки.

– Какой чудесный сон, – мечтательно ответила доктор Кули.

Через час в комнату зашли Крафт и Механ.

– Мы бы хотели, чтобы во время эксперимента вы записывали свои мысли и чувства, – попросил Крафт. – Мы установили в вашей спальне часы, так что можете помечать время. Нам очень важно знать все ваши субъективные впечатления.

– И ваши сны, – добавил Механ. – Это особенно необходимо.

– Все абсолютно секретно, – убедил Крафт. – После эксперимента вам вернут дневник. А если мы будем публиковать вырезки, то не станем упоминать ваше имя.

Механ передал Карлотте толстый виниловый блокнот, а также упаковку ручек.

– Какими бы безумными ни казались мысли, какими бы отстраненными или даже несвязными, – сказал Крафт, – все они нам пригодятся.

– Если это поможет, – спокойно ответила Карлотта.

Три дня прошли без всяких событий.

Билли и девочки пока жили с Синди. Им можно было навещать Карлотту днем, после школы, но Крафт предпочитал держать ее как можно более изолированной. Он хотел, чтобы она расслабилась, забыла, где находится, и вернулась к нормальному психическому состоянию, насколько это возможно. Тем не менее встречи с детьми были единственной отдушиной для Карлотты в те дни, которые вскоре стали долгими и утомительными, и она с нетерпением ждала их приезда.

Карлотта начала привыкать. Это место стало казаться ей похожим на старый дом. Но не совсем. Слишком новый и чистый, с другими запахами и звуками. Карлотта растянулась на кровати. Ей хотелось спать. Ее охватила мирная, расслабленная дремота. Она начала засыпать. Комнату заполнили картинки с яркими цветами.

Карлотта открыла глаза, взяла блокнот и записала время – «2:34».

Очень тихо. Спокойно. Хорошо. Почти как дома до того, как все началось. Наконец настоящий покой. Мне снились цветы – снова желтые на поляне. Спать очень приятно.

Карлотта посмотрела на запись. Гарретт сумел бы облечь эти легкие мысли в слова, такие воздушные, передающие ощущение погружения в мягкое, чудесное будущее, чувственную атмосферу тепла и восторга, спокойствие одиночества и защищенности. Но она не была поэтессой, и написанные ею отрывки слов казались слабыми отражениями той нежной теплоты, которую она испытывала всем своим существом.

Когда Синди пришла с Билли и девочками, Карлотта спала.

На восьмой день Карлотта стала жутко восприимчивой ко всем звукам, будто боялась, что он придет. В остальном все было абсолютно нормальным.

Поздним утром того же дня Джо Механ вошел в эту симуляцию дома с большим блокнотом, в котором собрал множество изображений в ходе исследований психических явлений. Некоторые представляли собой наброски художников, другие – жертв, основанные на вербальных описаниях насильников. Целью Механа было точно определить размер, форму и общий вид посетителя Карлотты.

Механ открыл блокнот и начал извлекать изображения одно за другим.

– Что-нибудь кажется вам знакомым? – мягко спросил он.

– Нет, – ответила Карлотта.

– Как насчет этого? Об этом случае писали во Франции. Жестокая личность.

– Нет, он больше… выше.

– Может быть, этот? О нем писали в Патагонии.

– Немного, да. Но не такой круглолицый.

Механ задумался. Он сделал еще несколько набросков. Демонические призраки уставились на Карлотту, пугающие, безумные и все искореженные.

– Нет, – нерешительно заметила женщина. – Может, этот… нет… грубее. И глаза раскосые.

Механ закрыл блокнот.

– Никакие не похожи на то, что вы видите?

– Нет. Никакие.

– Тогда можно я нарисую сам? Основываясь на ваших описаниях.

– Конечно.

Механ достал несколько кусков угля и цветных мелков, а также большой лист бумаги. Он работал несколько часов, кисть умело двигалась по бумаге.

– Такой? – спросил студент.

Карлотта взглянула на рисунок почти против воли. Она увидела, как изображение обретает форму. У нее перехватило дыхание.

– Это он, – прошептала женщина. – Но глаза… более жестокие.

– Вот такие? – спросил Механ, сделав несколько резких, яростных штрихов на бумаге.

– Да. И лицо выглядит… больше, он…

– Скуластый?

Механ приподнял скулы несколькими ловкими мазками бледно-голубого и белого мела.

– Да, – ответила Карлотта, отходя от жуткого лица. – Он выглядит так.

Механ положил финальный набросок в свою коллекцию. А также переписал описание Карлотты. Он передал фотокопии доктору Кули, Крафту и доктору Балчински.

Доктор Балчински отправил набросок доктору Веберу с запиской о том, что девять дней эксперимента закончились и что, если он, доктор Вебер, увидит что-либо похожее на прилагаемое изображение, его очень просят позвонить в отделение парапсихологии.

Доктор Вебер расхохотался.

– Пошли это Шнайдерману, – сказал он своему секретарю.

Шнайдерман забрал почту в тот же день. Он развернул рисунок, украшенный несколькими эпитетами доктора Вебера. Шнайдерману было не смешно ни от наброска, ни от нацарапанных комментариев. Лицо было пугающим. Ему стало дурно от самой идеи их «исследования».

Шнайдерман постучал в дверь доктора Вебера. Тот просматривал свою дневную почту. Ему предложили организовать программу стажировки в Гватемале, и он пытался уладить дела в клинике до начала лета.

– Заходите, Гэри, – позвал доктор. – Получили мое письмо?

– Да, – ответил Шнайдерман, угрюмо держа набросок. – Похоже на Балчински.

Доктор Вебер хмыкнул, подписал записку и потянулся к ножу для писем.

– Как думаете, все это, этот эксперимент, навредит ей? – спросил Шнайдерман.

– Вам правда интересно мое мнение?

Шнайдерман аккуратно присел на большое черное кожаное кресло.

– Наше главное преимущество в том, что они потерпят неудачу, – сказал доктор Вебер. – И тогда – а уж поверь, это случится – она не сможет прятаться от реальности. Ей придется вернуться к нам и встретиться лицом к лицу с тревогой. Вот и все.

Шнайдерман скомкал конверт и бросил его в мусорку. Некоторое время он наблюдал за медсестрами, проходящими мимо во дворе за окном. Доктор Вебер закончил печатать докладную руководителю программы по борьбе с наркоманией.

– Когда это будет? – спросил Шнайдерман.

Доктор Вебер пожал плечами.

– Осталось пять дней эксперимента. Плюс еще пара дней, пока Карлотта поймет, что ей некуда бежать.

– Пять дней, – вздохнул Шнайдерман. – Мне плохо от одной мысли.

– Успокойся.

– Может, мне зайти и посмотреть?

– Что решил совет?

– Посетители не запрещены.

Доктор Вебер серьезно взглянул на Шнайдермана.

– Тогда иди и проверь. Только не натвори там ничего.

Шнайдерман вышел из кабинета доктора Вебера, быстро пересек внутренний двор и вошел в психологическое крыло комплекса. Затем поднялся на лифте на пятый этаж.

Шнайдерман наклонился, чтобы попить из фонтанчика в коридоре. Он понял, что ревнует. Причем уже больше двух месяцев. У них была Карлотта, а у него – нет. Столь юношеские эмоции были для него мукой. Он не гордился своими чувствами, но они были, и не было смысла притворяться.

Шнайдерман тихонько постучал в дверь кабинета доктора Кули. Студент сообщил ему, что она сейчас на четвертом этаже. Шнайдерман медленно бродил, сунув руки в карманы, по крошечным лабораториям. Наблюдал за хомяками, к спинам и бокам которых были прикреплены электроды. И задумался, какие эксперименты проводятся над бедными животными под прикрытием очередной «теории». Шнайдерман услышал странный булькающий звук. Обернулся. Из зеленого аквариума на него смотрела рыба. Такая экзотическая и уродливая, она раскачивала плавниками воду у гальки на дне аквариума.