Она прекрасно понимала, почему не могла уехать. А если бы и уехала, то почему никогда не смогла бы вернуться в Неваду.

На последние деньги Карлотта купила билет на автобус до Карсон-Сити. Он отправлялся раньше всех. Они с малышом Билли наблюдали, как пейзаж сменяется более изрезанной чередой долин и плато. Но еще до Карсон-Сити Карлотта увидела маленький городок под названием Ту-Риверс. В нем было так спокойно, что, когда автобус остановился там для перерыва на обед, она осталась.

Он стоял на дороге высоко над длинной пологой долиной. Время от времени владельцы ранчо заходили в кинотеатр, поужинать в кафе, поиграть в бильярд и выпить пива в тавернах. Она работала в местном кафе, а жила в комнате за кафе с другой официанткой, которая терпеть не могла Билли. В комнате царил хаос. Владельцы ранчо постоянно с ней заигрывали. К концу осени небо затянуло тучами, ветры разнесли по городу пыль, и долина становилась все мрачнее и мрачнее.

В кафе зашел пожилой владелец ранчо. Седые волосы, джинсовая куртка с шерстяным подкладом, лицо загорелое, обветренное и в глубоких морщинах. Мужчина был стройным и двигался с грацией человека, который находится в гармонии с собой. Карлотта предположила, что ему около шестидесяти.

– Да, – ответил он на ее вопрос. – Я знаю парочку мест. У Рашинг Спрингс есть парочка хижин.

– Туда можно переехать?

– За определенную цену. Я знаю владельца. Скажи ему, что ты от Боба Гарретта.

Хижина была крошечная и абсолютно изолированная. Владелец смотрел на Карлотту с подозрением. Что городская штучка может знать о жизни в пустыне? Но слово Боба Гарретта и правда помогло. Карлотта въехала, купила «Шевроле» 1954-го без колпаков для колес и бампера и каждый день ездила на работу по десять миль. Хижина была плохо утеплена. Во время ураганов электричество буквально гудело в помещении. Карлотта хотела, чтобы жесткие условия и угрюмые, неприветливые люди сделали ее кем-то другим. Она давила в себе все мысли о Франклине Моране и Пасадене.

– Как твой новый дом?

– О, мистер Гарретт, – ответила она. – Хорошо. Спасибо. Немного холодно. Ветер прямо продувает.

Гарретт хмыкнул. На его серебряном браслете сверкнула бирюза навахо. Его пальцы были скрюченными, как у старика, но предплечья – мускулистыми, с выпирающими венами, как реки в темных долинах.

– Прибей на стену ковер, – сказал он. – Не то чтобы красиво, зато тепло.

– Так и сделаю. Еще раз спасибо.

– У владельца есть в сарае. Попроси у него.

Карлотта смотрела, как он встает и идет к кассе. Казалось, он всегда думает о чем-то далеком, его глаза как-то странно прищуривались, словно он находил что-то смутно смешное в окружающих его людях.

– Подождите, мистер Гарретт, – нерешительно сказала она. – А вы случайно не разбираетесь в машинах?

– Собирал парочку двигателей. А что? Какие-то проблемы?

– Да, у моего «Шевроле». С тех пор как похолодало, он глохнет. Прямо на шоссе.

Гарретт посмотрел на хорошенькую официантку. У нее были такие искренние, наивные глаза, но за ними виднелось глубокое недоверие к людям и местам. Она была ранимой и настороженной одновременно. Полна решимости быть независимой, и все же ничего не смыслящая ни в автомобилях, ни в пустынях, ни в людях, которые там жили.

– Ну, не так уж и плохо, – сказал он. – Съезди к Джону, механику на перекрестке.

Карлотта замешкалась и увидела, что Гарретт собирался уходить. Она наклонилась через стойку и тихо продолжила.

– Мистер Гарретт, он мне не нравится.

– Джон? Почему, что…

– Он странно на меня смотрит.

– Неудивительно. Ему нравятся красивые девушки.

– В том гараже очень темно. И он меня пугает.

Гарретт выглядел озадаченным. Он видел страх в ее глазах. Какое-то время он не мог решить, что сказать; в его привычке было отмалчиваться. Но девушка была беспомощна и доверяла ему.

– Знаешь, – сказал он, – тебе тут не стоит бояться людей. Никто тебя не обидит.

– У меня другое мнение.

Гарретт не ответил, надел шляпу и пригладил седые волосы. Какое-то время его лицо казалось озабоченным. Его напрягало такое недоверие к людям. Так быть не должно.

– Знаешь что, – продолжил он, – есть способ, чтобы тебя не обижали.

Гарретт замолчал. Он словно нащупывал нужные слова. Гадал, как сказать лучше. Карлотта потом выяснила, что иногда он мог молчать целыми днями, если не находил нужные слова для своих мыслей.

– Если человек знает, кто он такой, – сказал Гарретт, – то не боится других.

– Возможно. В каком-то смысле. Но я все равно не обращусь к Джону.

Гарретт вздохнул. Это упрямство веселило и беспокоило его.

– Твоя машина здесь? Пригони ее к выходу. Я посмотрю.

– Боже мой, мистер Гарретт… я не к тому, что вам…

– Все хорошо. Я вернусь через пару минут.

– Я… спасибо… да, сейчас.

Осень сменилась снежными бурями, одной за другой. Карлотта и Билли, запертые на ночь в хижине, быстро поняли, что не могут выносить одиночества долгими безрадостными ночами. Она все больше и больше гадала, куда еще можно сбежать.

Затем долина превратилась в белое поле. Горизонт исчез в белых грозовых облаках. Внезапно Карлотта осознала всю глупость своего побега из Ту-Риверс. Она никогда не переживала таких зим. У нее не было достаточно теплой одежды. Мороз пробирал насквозь. Она купила новые куртки на последние деньги. А потом закрылось кафе. Был Новый год. Бури не заканчивались. Шоссе замело. Машина теперь была погребена под тремя футами снега.

Перспектива умереть с голоду в хижине посреди пустоши казалась такой нелепой. Вся ее жизнь вот-вот превратится в нелепое и потраченное впустую приключение. Снег все мягко падал, образуя за окнами высокие валы. Запасы дров подходили к концу. Владелец дома остался в Ту-Риверс. Запасы продовольствия иссякали. Малыш больше не мог сосать молоко из ее груди. Карлотта боялась мороза. Сначала замерз насос, и его было трудно отпарить кипятком. Потом замерзли трубы в раковине, и она не смогла найти их под домом. Металлические стоны смешивались с пронизывающим ветром. День и ночь они с Билли ждали, пока станет теплее.

Утром она почувствовала, как от голода болит живот. Она боялась, что иммунитет Билли ослаб из-за холода и голода и он заболеет. Но хуже всего было осознание того, что она застряла всего в десяти милях от города и вот-вот умрет голодной смертью. Дорогу так замело, что невозможно было понять, где она находится. Казалось, все подтверждало безнадежность попыток обрести независимость, подтверждало, что она недостойна существовать. Франклин Моран был прав. Он хорошо знал Карлотту. Она ни на что не годится. И родители были правы. Она лишь вредный ребенок, не имеющий права предъявлять миру претензии. Теперь поздней ночью она слышала их голоса в своей голове. Каждое утро облака проплывали над белыми полями, и сугробы становились все выше.

Послышался звук мотора. Он становился все ближе. Карлотта выглянула в окно и увидела владельца хижины в электросанях. Он помахал ей от входа во двор. Она слабо помахала в ответ.

– Я встретил в городе Боба Гарретта, – сказал хозяин. – Он подумал, вы тут застряли. Вы же новенькая.

– О, храни его бог. Так и есть, я такая глупая…

– Ничего, миссис Моран. Такое бывает.

Он занес ей в дом несколько коробок с едой. Почему-то из-за мужчины в хижине ей стало некомфортно. Она ждала, пока он уйдет. Но хозяин принес ей дров, проверил насос и трубы и только потом ушел. Карлотта наблюдала за ним с облегчением. Все мужчины, кроме Гарретта, казались ей животными, и она боялась оставаться с ними наедине.

Весной по мрачным улочкам Ту-Риверс, как вода, стекала грязь.

Гарретт заехал в заново открывшееся кафе. На нем была клетчатая охотничья куртка и ботинки с острыми носами. Карлотта ему улыбнулась.

– Большое вам спасибо, мистер Гарретт, – сказала она. – Вы спасли мне жизнь.

– Так и знал, что ты не из прагматиков, – сказал он.