Днем он играл в другие игры – проказливые, озорные и смертельно опасные. Без всякого предупреждения стакан внезапно слетал с полки и разбивался о стену, едва не задев кого-то из детей. Тостер поднимался со стола, зависал в воздухе вопреки силе тяжести, а потом мягко, как перышко, постепенно опускался обратно. Джули и Ким визжали от страха, а Билли выкрикивал ему ругательства. Унитаз всегда смывался сам, иногда несколько часов подряд. Однажды – ближе к вечеру, девочки смотрели телевизор – телевизор внезапно начал светиться, затем пульсировать и, наконец, взорвался мелкими осколками, но, к счастью, только после того, как Джули и Ким с криками выбежали из комнаты.

Стало ясно, что дети в опасности. Девочки переехали к Гринспанам и проводили там почти все время. Билли все чаще оставался у Джеда. Но Карлотте некуда было бежать. Неважно, спала она у Синди или в своем доме. Он приходил к ней ночью.

Разбуженные ее жалобными криками, Джордж и Синди притворялись спящими, потому что однажды ночью Джордж подошел к двери, чтобы проверить, в чем дело, и был яростно выброшен в коридор устрашающей и неестественной силой. Теперь, слыша мучительные стоны, ритмичное покачивание матраса и шелест простыней, Джордж и Синди замирали, дрожа в своей постели и боясь, что он проберется к ним сквозь стену.

Джордж перестал спать и теперь сам был похож на привидение. Руки и лицо Синди начали дрожать от такого стресса. Через полторы недели они держались друг друга, как выжившие после кораблекрушения.

Тогда Синди, не выдержав ужасного давления, попыталась убедить себя, что ничего не видела. Джордж, и без того сбитый с толку, задумался, не поступить ли ему так же.

– Что значит «я ничего не видела»? – зашипела Карлотта, разинув глаза.

– Ну, – замялась Синди, – было темно… все летало…

– Думаешь, я сама это делала?

– Нет, но…

– Синди, – настаивала Карлотта, – скажи, что ты видела…

– Было темно. Я не знаю. Ты кричала. Может, поэтому я решила, что видела…

Карлотта взглянула в глаза подруги. Она понимала, что Синди страшно. Страшно иметь дело с неизвестным. Та пыталась отнекиваться, чтобы сохранить свой рассудок.

– Может, мне вернуться к врачу, – тихо проговорила Карлотта.

Синди не ответила, почти виновато. Но Джордж резко поднял голову.

– Ну, – сказал он, – пожалуй, ты права. Он поможет тебе все пережить.

Карлотта молчала. Мысль о возвращении в этот крошечный белый кабинет, к постоянному потоку вопросов и беспокойству была невыносимой. И все же Шнайдерман был по-своему экспертом, он многое знал о ней – о том, как ей нужна стабильность.

Следующее утро выдалось жарким и душным, желтая дымка заполняла легкие и скрывала холмы всего в миле от кампуса. Карлотта вышла из автобуса у клиники университета. Знакомый розовый камень зловеще возвышался вокруг нее, а вместе с ним и вся чудовищная тревога, которую доктор привнес в ее жизнь, в каждую клеточку ее мозга.

Карлотта несколько раз подходила к дверям, затем уходила на скамейку перед фонтаном. Ординаторы, пациенты и врачи заходили в клинику. Женщина начала потеть. Массивные колонны, заполненные лабораториями и больницами, кабинетами и коридорами, нависали над ней, угрожая раздавить. Внезапно она увидела мужскую фигуру в белом халате, поднимающуюся по ступенькам. Думая, что это Шнайдерман, она быстро отвернулась, встала со скамейки и спустилась по ступенькам обратно.

Только когда Карлотта обошла весь комплекс и оказалась перед кофейней и медицинским книжным магазином, она осмелилась посмотреть внутрь. Это был не Шнайдерман. Дрожа, она вошла в кофейню.

Карлотта выпила чашку кофе. Беспокойство прошло, но на смену пришла странная тошнота. Она попыталась собраться с мыслями. Как ей сказать Шнайдерману, что это произошло рядом с посторонними, не родными, и они тоже это видели? Карлотта заставила себя съесть кусочек вишневого пирога. Но тошнота не проходила.

Она вышла в жаркую, ослепительную реальность города. Но потом остановилась. Она пока не могла подняться к нему в кабинет. Карлотта поискала парк, скамейку, где можно посидеть в тени. Таких не было. Она обернулась, увидела университетский книжный магазин, уютную гостиную и тихих профессоров, пролистывающих огромные тома. Нерешительно вошла в магазин.

Там было прохладно и пахло кондиционером. Ей было неловко. Мужчины и женщины стояли у полок или пили зеленый чай за столами, заваленными научными журналами, – все они выглядели такими интеллигентными и одетыми с иголочки. Карлотта украдкой взглянула на свои простые юбку и блузку. Она боялась, что к ней подойдет продавец и что-то у нее спросит, поэтому быстро вошла. Постепенно приятные ковры и спокойные дружеские разговоры вокруг оказали успокаивающий эффект. Она медленно начала расслабляться.

На высокой полке стояли иллюстрированные тома с человеческими скелетами на фоне невероятных пейзажей, каждая кость или мышца были четко очерчены. На другой был изображен человеческий мозг, вскрытый на блестящих страницах. Карлотта вздрогнула и перешла в другую комнату. Это был отдел психиатрии. Карлотта нерешительно потянулась к книгам. Там было полно диаграмм. Фотографий детей с косоглазием и высунутыми языками. Затем женщина увидела знакомую книгу. Ту самую, которую показывал Шнайдерман. На страницах были изображены стальные гравюры летучих мышей. Старые собаки, с клыков которых капала слюна. Блуждающие огоньки над сырыми болотами. Карлотте вдруг пришло в голову, что где-то в этой библиотеке есть книга, даже целый раздел, где выставлялись рисунки того, что она видела, или объясняющие абзацы, целые главы.

Но попавшиеся несколько книжек с картинками ничем не отличались от той, которую показывал Шнайдерман. Разочарованная, Карлотта положила томик обратно. Мысленным взором она увидела себя уже поднимающейся по лестнице в коридор, смущенно стоящей перед Шнайдерманом после стольких дней.

Карлотта уже собиралась уходить, когда услышала разговор за полкой, в нише, где на круглом столике лежало несколько журналов. Нерешительно она заглянула в просвет между томами и увидела двух опрятно одетых молодых людей, вполголоса спорящих о каком-то эксперименте.

– Мы не установили связь между эмоциональным состоянием испытуемого и частотой событий, – сказал тот, что пониже ростом. – По крайней мере, мне этого недостаточно.

– С другой стороны, – ответил второй, – анализ вероятности безупречен. И были сообщения о холодных пятнах.

– Я не вижу связи.

– А как же запах? Гниющей плоти? Это все задокументировано.

– Я все еще не допускаю, что дело зашло так далеко, – возразил первый. – Такое редко происходит одновременно с хаотичным перемещением объектов.

Карлотта наблюдала, как они, погруженные в спор, листают страницы глянцевого журнала, пробегая пальцами по приведенным там графикам. Она осторожно обошла книжную полку и встала перед ними.

– Простите, – сказала она почти шепотом.

Оба повернулись и сразу же поняли, что не знают ее.

– Простите, – повторила Карлотта, дрожа, – я… то, о чем вы говорите… Это происходит со мной.

Объект нашего расследования, миссис Карлотта Моран, впервые встретилась с нами совершенно случайно в университетском книжном магазине на углу Ла-Гранж. Мы с моим коллегой Джо Механом просматривали недавнюю критику эксперимента Роджерса-Макгиббона, когда миссис Моран, по-видимому, нас услышала. Она казалась нервной, даже испуганной, и начала задавать вопросы. Как правило, они касались довольно элементарных проявлений активности полтергейстов.

Миссис Моран призналась, что подобное происходит в ее доме. Поскольку мы каждый месяц получаем сотни подобных заявлений и большинство из них ложные, мы отнеслись к этому скептически. Однако было очевидно, что она по-настоящему напугана, поэтому мы согласились навестить ее в тот же день.

Сам дом расположен в пригороде и совершенно неприметен. Внешне его ничто не отличает от других, построенных по той же модели, за исключением того, что внутри потолок, стены и двери покрыты множеством отметин, оставленных в результате мощных бросков разных предметов. Каждую метку миссис Моран комментировала датой, объектом и способом нанесения. Как правило, предметы домашнего обихода весили от двух до десяти фунтов, такие как тостер, подсвечник, радио и т. д. Траектории, казалось, были беспорядочными и непредсказуемыми, и подобными следами был покрыт весь дом.