– Я пойду туда, – сказал он. – Передвину гелиевый распылитель.
– Да, – ответила она. – Да!
Крафт вышел из комнаты наблюдения и на ощупь направился в темноту коридора. Его рука схватилась за дверную ручку экспериментальной камеры. Ручка повернулась. Внезапно его парализовал страх. Послышался скрежет металла.
Крафт открыл дверь и взбежал на мостик. Он проскользнул к решеткам под контейнером и начал их раскручивать. Затем услышал, как дверь внизу захлопнулась. Он дрожал так сильно, что его пальцы соскальзывали с металлических деталей. Ему было страшно. Несмотря ни на что, ему пришлось посмотреть вниз.
Карлотта закричала на шар у стены. С каждым мерзким эпитетом он отшатывался, будто его физически ранили, и все же из массы стали выделяться безошибочно узнаваемые очертания рук, а затем проступили и плечи.
В оцепенении Крафт дернул канистры и спустил их с перил. Он опасно перегнулся вниз и начал раскручивать зажимы.
– Давай, ублюдок! – закричала Карлотта. – Покажи свою уродливую рожу! Или ты боишься? Ведь теперь со мной армия!
Фигура дергалась и вздымалась, словно увлеченный проповедью жестикулирующий священник, обращающийся к равнодушному миру… Карлотта рассмеялась.
– Мерзкий придурок! Трус!
Она не видела Крафта над собой, не видела, как к ней поворачивается распылитель.
Внутренние полосы световой формы переливались мириадами нежных цветов, и Крафт видел их все насквозь, вплоть до мебели и стен. Но он был заворожен скручивающейся желеобразной массой, не в силах ни убежать, ни приблизиться к Карлотте.
Было похоже на чужую галлюцинацию. Расходящиеся пустоты являли собой тысячи сложных форм, которые испарялись по мере того, как застывали. Словно сама мысль формировалась из пустоты в энергию…
Свет завис, словно выжидая, и стонал так тихо, что микрофоны не могли уловить этот звук.
– Умри! – внезапно закричала Карлотта. – Умри! Умри!
В этот самый момент снизу раздался выстрел, взрыв. Мимо уха Крафта пролетели осколки керамики. Что-то глиняное – сувенир с Олвера-стрит – разбилось вдребезги о железные перила подиума, и все похожее на пещеру помещение содрогнулось от низкого грохота. Мостик закачался под ногами Крафта, когда фигура изогнулась в сторону Карлотты.
Оглушительный звук поразил все приборы в комнате. Механ сорвал с ушей наушники. Затем снова наступила тишина.
Правой рукой Крафт ухватился за перила, чтобы не упасть, а левой направил гелиевую форсунку в сердце существа. Он держал палец на кнопке, желая нажать, но не решаясь. Карлотта была не с той стороны ленты.
– Где теперь твой напор? – крикнула она. Ее лицо исказилось от ненависти, Шнайдерман даже не думал, что у нее может быть столь угрожающий вид. Карлотта никогда не вела себя так в его присутствии. Она выглядела ядовитой, опасной. Напоминала порочного монстра из классической литературы. Ее красивое лицо было неузнаваемо, в глазах светилось странное торжество. Будто, несмотря на ученых и снаряжение, она призвала его к себе. Через вселенную. В свой мир.
Крафт наблюдал за ней сверху. Ее тело двигалось ловко. Соблазнительно. Она прислонилась спиной к дальней стене, халат соскользнул с плеч, обнажив грудь…
Стена за ней задрожала, там пошла трещина, и от нее остались только осыпающаяся штукатурка и деревянные подпорки, и теперь сквозь облако распадающихся строительных материалов стала видна лаборатория.
Теперь Крафт понял, о чем говорила доктор Кули. Они словно играли с громоотводом в разгар грозы. Не могли справиться с тем количеством энергии, которое направлялось в лабораторию.
Он сглотнул, глядя вниз. Призрак явился им. Обрел форму и объем. Да, его стало видно невооруженным глазом. Резкие черты лица, мощная мускулатура, растущий фаллос, пылающий, пульсирующий шар воплощенного желания, и его единственная цель – Карлотта Моран, дергающаяся и извивающаяся, словно в объятиях сильного мужчины. Все было будто сон наяву. Все видимое было облечено в форму психическими рецепторами мозга. А то, из чего оно состояло, – вид энергии, с которой оно было связано, – было получено из огромного количества данных сканеров. Очевидно, это была мощная, может, даже вовсе и не волновая структура, принадлежащая к совершенно другой реальности. Мозг Крафта гудел, когда сущность сформировалась и постепенно начала окутывать объект своего извращенного желания. А он так и стоял с насадкой в руке, лицом к лицу с существом, держа трубку перед собой, как гарпун, тонкое ружье, абсурдное и слабое оружие, неспособное бросить вызов столь устрашающей мощи.
– Умри! – услышал Крафт крик Карлотты. – Умри!
Раздался скрежет металла.
Краем глаза Крафт увидел, как распадаются металлические планки, ведущие от смотровой к подиуму. Осколки болтов летели вниз, в комнаты. Они посыпались на Карлотту, отбросив ее из-под опьяняющего влияния существа к дальнему концу стены.
В смотровой экраны мониторов демонстрировали крайнюю деформацию формы, окрашиваясь в уродливый коричнево-фиолетовый цвет, переходящий в зеленый, когда холод в комнате начал приближаться к Карлотте.
Декан Осборн сглотнул, не в силах понять то, что видит.
– Что это за чертовщина? – пробормотал он доктору Веберу, стоявшему рядом.
Доктор Вебер сделал неопределенный жест.
– Массовая галлюцинация, – ответил он без особой уверенности.
– Бога ради, Джин! – крикнул Механ на мониторы. – Действуй! Стреляй в него!
В тот же миг Крафт перегнулся через перила и закричал:
– Миссис Моран! Отойдите!
Карлотта повернулась и посмотрела наверх. Сейчас она совершенно не представляла, кто находится перед ней.
– Назад!
Карлотта уставилась на него и отступила на шаг назад, за ограждение. Белая масса, не жидкая и не газообразная, медленно извивалась; отчетливо показалась голова; огромное, жилистое, мускулистое тело; пенис, похожий на продолговатый плод, угрожающе выпячивался в ее сторону. Крафт, вытаращив глаза от ужаса и изумления, поднял распылитель.
– Прыгайте! – крикнул он.
Защитное стекло с грохотом преградило ей путь. Крафт выпустил струю гелия. Раздался рев пара. Студента окутал ледяной холод, заслонив восточный сектор лаборатории. Он ничего не видел и не слышал, в ушах звенело от боли, тело сотрясалось от удара. Крафт понял, что его отбросило назад, к дальнему подиуму. Плечо пронзила пульсирующая боль.
– Умри, ублюдок! Умри! – закричала Карлотта из-за стеклянной перегородки.
Существо корчилось, словно в агонии, а затем начало яростно расширяться. Оно росло, вздымалось, сметая остатки оштукатуренных стен на землю, как сахарную пудру. Половина дома – кухня и спальня – была покрыта матовой глазурью. Стулья раскалывались, трещали и бешено плясали по полу. Абажур упал, заискрился и, словно стекло, разбился вдребезги, ткань разлетелась во все стороны, прямо как осколки, и рассыпалась на части.
Карлотта рассмеялась. В бреду она представила, как космонавты стреляют в него из лазерных пистолетов. Она представила, как дальний конец Кентнер-стрит растворяется в снегопаде. Она представила, как мир обрушивается на него, навсегда погребая. Она убьет его. Убьет его, которого каким-то образом призвала, хотя он был за миллион световых лет.
Телевизор отлетел от стены гостиной. Штукатурка полетела на подиум и ограждения, соединяющие смотровую. Куски электрической схемы остались болтаться на стенах, защищенных ниобием, или отскочили в коридор за лабораторией. Наступил его апокалипсис, и Карлотта смеялась.
Затем, словно металлический рев, словно сотрясение всего здания, они услышали голос:
– Оставьте меня в покое!
Это был стон из глубин ада.
– Господи Иисусе! – воскликнул доктор Вебер. – Кто это кричал?
– Ее галлюцинация, доктор Вебер! – победно завопил Механ. – Вот кто!
Внезапно единственное прозрачное окно перед ними взорвалось внутрь, словно волна, и мелкие, но тяжелые осколки стекла посыпались на приборы, сканеры и всех наблюдателей. Доктора Кули и Механа вжало в спинки стульев. Декан Осборн упал на доктора Вебера, который, в свою очередь, ухватился за Гэри Шнайдермана.
