3

Месяц в родном поместье — не так уж плохо. Единственное, что действительно пугает: вдруг кузина Соланж всё еще не забыла кузена Констанса?

Милая Соланж — такая наивная и восторженная… и такая провинциальная! Кто спорит — она станет прекрасной женой и матерью. Но женитьба не входит в планы Констанса Лерона на ближайшие десять лет. А к тому времени Соланж давно выйдет замуж… или превратится в безнадежную старую деву. И растеряет даже то очарование, что есть в ней сейчас.

Конечно, она — миловидна, свежа, прелестна. И просто чудо — в сравнении с ее чудовищно жеманными кузинами. Но рядом с Соланж Констанс сойдет с ума за несколько недель. Воистину, домашнее воспитание делает из самых лучших девушек смертельно скучных кукол. Ни огня, ни загадки.

Но не жениться же на куртизанках! Если, конечно, не жаждешь обзавестись главным украшением лосей и оленей. И всю жизнь сомневаться в отцовстве.

Вот и получишь в итоге — добродетельную до зубовного скрежета супругу в поместье и вольных красоток в Лютене. В те редкие месяцы, когда будешь там появляться. Ибо тебе это станет не по средствам.

Скука!

Как можно даже мечтать о блестящем будущем — если не рожден сыном герцога? И что тогда остается? Пить, гулять и развлекаться. И напрасно прожигать жизнь — год за годом. Потому что тебе так никто и не дал шанса!

Глава восьмая.

Квирина, Сантэя.

1

Холод…

Здесь всегда холодно! Зачем его заперли⁈ Он всего лишь хотел поиграть. Той красивой игрушкой! Такой маленькой, круглой, с дырочками… В них можно продеть шнурок и носить на шее. И засыпать, положив смешной шарик рядом…

Почему они хотели отобрать единственное сокровище? Этих шариков здесь так много прямо под ногами. Почему нельзя взять всего один?

Ну ничего — всё равно удалось спрятать находку! Под старым, грубым платьем…

Как же холодно…

Жгучая боль безжалостно хлестнула по лицу…

Роджера подбросило на кровати — выдергивая из очередного привычного кошмара. Но прежде чем окончательно проснуться, он успел взглянуть на тот мир этими глазами. Своими. И едва не умер от ужаса.

Там, в сыром, холодном подземелье он держал в руках выбеленный известью…

О Творец!!!

…Они там лежат везде — ими можно играть. Такие маленькие, смешные, с дырочками для шнурка…

— Роджер! — У Тенмара — черные круги вокруг глаз. Не проходят с того самого боя. Когда кошмарами обзавелся и бедняга Серж.

И это Тенмар только что ударил Ревинтера. Спящего. Почему? И сколько подполковнику нужно выпить, чтобы назвать «Роджером» врага? Презираемого?

Мысли путаются, а голова кружится. Младший сын Бертольда Ревинтера осторожно коснулся горящей щеки. Распухнет к утру, конечно. Вот остальные-то обрадуются… И пусть.

А Серж встревожится. Но хуже другое. То, что…

— У вас опять начинался жар, — объяснил Тенмар.

Роджер вздрогнул. Тоже — опять!

— Вставайте! — приказал подполковник. — Выйдем.

Он, похоже, и не ложился. Железный, что ли?

Роджер натянул штаны и тунику и выбрел (почти выполз) в коридор. И тут же пожалел, что не взял плащ. За пределами спальни — более чем прохладно. Почти как в том подземелье…

Или это — просто озноб?

Зато остатки сна — как корова языком слизала.

Тенмар, не оглядываясь, шагнул в оружейный зал. Роджеру ничего не осталось, как плестись следом.

Серж рассказывал, что когда Ревинтер-младший в прошлый раз валялся в горячке, Тенмар водил мальчишку именно сюда. Может, на этой скамье и беседовали…

Две глиняные кружки. Большая бутыль причудливой квиринской формы. Амфора. Квириты такие не продают — предпочитают пить дома. Как тенмарцы — вино из Марэ. Вот и довелось попробовать…

— Пей! До дна.

Крепкое — не разбавленное. В голове опять зашумело — и хорошо. Только бы отпустил тот липкий, не проходящий ужас последнего мига полусна-полуяви! Только бы… Иначе Роджеру Ревинтеру больше никогда не закрыть глаза. Из ужаса перед тем, что увидит.

Хорошее вино. Не хватает лишь бокалов из мидантийского хрусталя — ну да это в прошлом. Обойдетесь теперь кружками, господин гладиатор!

— Рассказывай!

Отец расспрашивал бы не так. Медленно, обстоятельно, осторожно. Постепенно входя в доверие. Чтобы собеседник выложил не только необходимое, но еще и порывался что-нибудь добавить.

Тенмар — прямолинейный солдат. Но Роджер слишком хорошо знает отца, чтобы позволить тому хоть что-то у себя выведать.

И слишком жаждет сейчас хоть с кем-то разделить сегодняшний ужас. Не с Сержем же. Тому и своего хватит.

А между благородным врагом и менее благородными выбор очевиден.

— Я вижу во сне камни. То раскаленные, то ледяные. Там или жарко, или очень холодно.

Про трясину Роджер решил умолчать. С ней всё до рвущего душу безумия жутко, но понятно. А вот стужа и жар…

Каменные плиты — вот что это было!

— Эти камни — двор. Во сне я не могу с них встать…

Тенмар молчал целую вечность… наверное, минуту или две. Ревинтер даже успел набраться решимости и поднять на врага-собеседника взгляд. Но в полутьме что-то разобрать на лице — не сумел.

— Надеюсь, ты понимаешь, Роджер, что это — не просто сны, — нарушил, наконец, молчание подполковник. Глухим тяжелым голосом.

«Роджер». «Ты». Такое Тенмар позволяет лишь со своими. А сейчас просто пытается разговорить Ревинтеровское отродье. Но как же хочется поверить в иллюзию! Как когда-то — что мама сама упала с лестницы.

А сейчас — ты решил, что тебе вдруг простили не прощаемое? То, что ты никогда не простишь себе и сам?

— Ты действительно при этом мерзнешь или мечешься в лихорадке. Попробуй вспомнить, Роджер: там, во сне, ты — это ты?

Теперь черные глаза прожигают душу. Ревинтер видел такие в детстве на гравюре. Тенмарские глаза… из древних легенд. На старинном гербе Лиара — рысь и волк, а Тенмара — золотой дракон.

Анри Тенмар, ты хочешь помочь глупому подлецу, но что ты знаешь о самом себе? Ты же…

— Нет, я… будто смотрю чужими глазами… — Ревинтер-младший, не выдержав, отвел взгляд… пока не сгорел на самом деле!

И наваждение пропало.

Просто старые книги, в которых копался мальчишка-неудачник… А с Тенмаром он знаком давно. И прежде такое из глаз врага не глядело. Ненависть, ярость, презрение — сколько угодно. Но выжигающее… непонятное нечто?

Выжигающее. Душу… или гниль в ней? Если там вообще еще осталось что-то, кроме гнили…

— Я… будто… — взгляд Роджер больше поднять не пытался. На всякий случай.

Завтра всё будет иначе. Когда кончится эта ночь кошмаров! Она же когда-нибудь кончится?

Он вздрогнул, пытаясь изгнать из памяти… или хоть засунуть в самые дальние ее закоулки…

Огромные фигуры в серых плащах. Капюшоны скрывают лица. В тусклых рыбьих глазах — высохшее равнодушие. Громадные, страшные руки хватают, несут на камни!

Больно!..

Гиганты. Великаны. Всегда молчаливые и неотвратимо безжалостные, как эти камни. Жестокие великаны… нет, великанши!

— Я… я там — ребенок! Мне… — Роджер попытался понять. Честно. — Мне не больше трех лет. А… раньше было еще меньше…

— Трех⁈

Глаза Тенмара уже не кажутся потусторонними. И в них больше не горит мрак с древней гравюры. Перед Роджером вновь — только жесткий, непреклонный подполковник эвитанской армии. Но и ему, а не только недавнему непонятному… потомку Тенмарских властителей, сейчас лгать невозможно. Даже нечаянно. Да и незачем уже.

— Трех… Или, может, двух. Но ходить я там умею… и говорить. Сейчас зима… вторая зима моей жизни.

— Роджер, попробуй ответить точно: этот ребенок — мальчик или девочка?

Ревинтер чуть не ошалел от подобного вопроса, но воспоминания оказались сильнее.

Серое платье… Под него так удобно прятать… выбеленную известью игрушку.