И как насчет где-то скрывшегося Мидантийского Барса? Вместе с его женушкой Мидантийской Пантерой и обоими детишками?

3

Следующее письмо, вскрытое с теми же предосторожностями, прилетело из Квирины. Аврелиан Четвертый подозрительно долго засиделся на престоле. И теперь вдруг затеял в столице массовое строительство храмов. Эта новость — не первая, но тогда Ревинтер просто посмеялся. «Преторианским» императорам только на Творца и приличное посмертие надеяться и осталось. Последний просто вовремя об этом догадался.

Но теперь ситуация изменилась. Часть святилищ спятивший правитель почти в открытую посвятил языческим богам. И собрался возродить какие-то «древние обряды». Причем — вовлечь в это высшее дворянство. Суть обрядов пока держится в тайне — значит, часть своего исчезнувшего рассудка Аврелиан все-таки сохранил.

Гвардия — пока на стороне императора. (Еще бы — в противном случае он уже превратился бы в бывшего императора.) Плебс получает еще больше хлеба и зрелищ. Патриции либо принимают участие в увеселениях, либо тихо шипят по домам. Церковь делает вид, что ничего не происходит. То ли в Мидантии Патриарх при смерти, то ли Квирину скоро так шарахнет! Всеслав тихим агнцем покажется.

Еще вопрос: надолго ли Аврелиану при подобных тратах хватит государственной казны? И так уже изрядно растрачена предшественниками. И с кого он собирается драть потом повышенные налоги? Как бы месть Патриаршего Престола не опоздала и не ударила по какому-нибудь безвинному Юстиниану Седьмому. Кажется, так зовут Аврелиановского кузена…

Впрочем, терять нынешнему правителю Квирины всё равно нечего. Там престол равнозначен камере смертников. Аврелиану предрекали не дожить до Воцарения Зимы, а уже и весеннее миновало… Впрочем, если ему хватит ума не выгонять церковников, честно платить десятину Патриарху и вернуть храмам имена святых вместо языческих богов — церковь закроет глаза. Закрывает же в Словеоне и Ормхейме.

А вот что на Анри Тенмара покушались прямо на улице — плохо. Причем — чуть не день в день со скоропостижной кончиной его отца. А сын Дракона должен пока жить — потому что иначе, Тьма побери, не выживет Роджер!

И покушение какое-то глупое — старуха с отравленными розами. Швырнула в лицо. Солдаты, поднявшие змеевы цветы, скончались в ту же ночь. В муках.

Какая судьба хранит Тенмара, что его не задел ни один шип? Или это хранят Роджера?

Бертольд Ревинтер отложил и это письмо, потер вдруг занывшие виски. Старшие сыновья благополучны — хоть это радует.

На троне — почти совершенный идиот с садистскими привычками. Младший сын в плену, внучка — неизвестно где.

А Бертольд Ревинтер уже готов молить о помощи хоть Творца, хоть Темного. Еще бы поверить хоть в одного из них!

Глава двенадцатая.

Эвитан, Лютена.

1

Одна мысль о возвращении в Алисин цветник сейчас невыносима! Отослать бы Пьера, а самой остаться в саду! Бездумно смотреть на темнеющий пруд, коснуться ледяной воды. Или даже омыть ею лицо. И плевать на мидантийскую тушь, что обязательно потечет. И на квиринские тени для глаз — тоже.

Ни о чём не думать, забыться над безмолвием темно-весенней воды. Обнять столь же безмолвную статую и сидеть. Бесконечно, не шевелясь. Пока не придет решение, что делать дальше. И не появятся силы хоть подумать об этом…

Фрейлина принцессы Алисы не имеет права распоряжаться своим временем по собственному желанию. Фрейлина должна вернуться в гадюшник к другим ядовитым змеям.

Герцог умер. Бедная Катрин! И бедный сам Ральф Тенмар. Хоть он при жизни и не потерпел бы жалости… Железный старик говорил, что сильных она унижает.

Бедный — потому что схоронил дочь и двоих сыновей. И не дожил до встречи с третьим.

И потому что оставил жену одну среди шакалов, грызущихся теперь за его наследство. Старый волк умер — да здравствуют стервятники и гиены!

И больше никто и никогда не прикроет спину. Ты незаметно для себя успела привыкнуть к защите Тенмарского Дракона. Теперь начинай отвыкать. И вновь всегда оглядывайся, есть ли позади дерево или стена. Или хоть пропасть.

И не для того ли фрейлина идет сейчас к принцессе, чтобы та могла ее публично изгнать? Ну и змеи с ней, с Алисой! Выпустили бы живой, а там никто не помешает убраться из Эвитана. Хоть к Темному на рога. В Квирину, например! Рассказать Анри о последних месяцах жизни его отца.

— Госпожа баронесса…

— Езжай домой, Пьер.

— Госпожа баронесса, — парень мнет в руках собственную шляпу, непривычно краснея.

Хочет сообщить, что после смерти герцога больше не станет служить его племяннице? Что ж — этого следовало ожидать.

— Да, Пьер, — Ирия постаралась вложить в тон как можно меньше альваренского льда. — Говори, не бойся.

— Это… госпожа баронесса… — слуга, нервно сглотнув, поднял на нее взгляд. — Вы это… нас с Мари назад в Тенмар не отсылайте! Мы этой швали служить не хотим!

Они уже и поговорить об этом успели? Или… Пьер и так знает историю Мари?

«Шваль» — это, надо полагать, герцогские бастарды. Очень любезно со стороны простого слуги. По отношению к дворянам, один из которых — титулованный.

А разве нет? «Шваль» — она и в Тенмаре шваль.

Вот и думай после этого плохо о людях. Хорошо еще, Ирия краснеть не умеет. Зато умеет чувствовать себя последней свиньей. И вполне заслуженно.

— Оставайтесь, — усмехнулась «госпожа баронесса». И добавила, заметив вмиг просветлевшее лицо Пьера:

— Только как бы нас эта, как ты выразился, «шваль» не выставила из герцогского особняка.

— Так мы в гостиницу вместе с вами поедем! Вам там тоже слуги понадобятся, — затараторил лакей. — Я даже готов без жалованья… кормите только.

— Без жалованья только шпионы служат, — фыркнула Ирия. И, заметив его расстроенное лицо, уже мягче добавила:

— Но это, естественно, не про тебя, Пьер. Оставайтесь, если хотите. И… спасибо.

— Это вам — благодарствуем, госпожа баронесса! — слуга поклонился, что для него уж совсем непривычно. — Я Мари пойду скажу.

— И готовьтесь служить без жалованья… Шутка, — грустно улыбнулась Ирия.

— Так я же согласный. И Мари…

Что же он такого натворил в Тенмаре, что герцог отправил парня в Лютену, а теперь ему назад и возврата нет?

Интересно, а если Ирии и в самом деле придется спешно уносить ноги? Слуг тоже придется брать в бега? Похоже — да…

2

Придворные поэты прозвали Алису «Ормхеймской Лилией». И, видимо, в знак этого принцесса предпочитает светлые цвета в одежде, пастельную отделку покоев и вдобавок — белое вино. В прошлый «разговор по душам» — слишком сладкое, сегодня — кислое до горечи. Или это — из-за застывших комом в горле слез, которым никак нельзя пролиться весь бесконечный день и вечер? И сейчас — тоже.

Алиса опять отослала дам и слуг. Опять осталась с «Ирэн» наедине. Всё как в тот, первый, вечер. Только тогда принцесса щебетала на безобидные темы и задавала столь же безобидные вопросы. Не считая упоминания о… щекотливых слухах.

А сегодня — молчит. С того самого мига, как изъявила желание «остаться вдвоем с дорогой кузиной — разделить общее горе». И выслала всех прочих.

И теперь они вдвоем пьют кислое вино и молча смотрят друг на друга. Принцесса и фрейлина.

Чего же хочет от фрейлины принцесса? Отправить назад, в Тенмар? Разоблачить? Последняя мысль проскользнула почти равнодушно. Когда слишком давно живешь под нависшим мечом — устаешь бояться.

Убить себя Ирия так или иначе успеет. Не Алиса же помешает.

Себя… да и принцессу сначала — тоже. Жаль лишь, что прочие враги тогда не умрут. Ничего, Анри жив, а враги у них — общие.

Леон — мерзавец и слизняк, а у Анри уже нет сестер. Как несправедливо! На такого брата молилась бы любая сестра…

— За него! — Алиса сама долила в бокалы и подняла свой.