Полине отец подарил алые розы в день свадьбы. А больше возлюбленная Леона их никогда в руки не брала. Предпочитала более скромные цветы. В отличие от Карлотты. Карлотты и Ирии. Сестра любила всё яркое…

Юноша успел рвануть шпагу из ножен. И горячая боль прожгла живот. Глубоко-глубоко… насквозь.

Серое небо качнулось — застиранной простыней на ветру. Предательская земля ударила в спину. В лицо рванулись грязно-пепельные тучи. Готовые пролиться целым морем погребальных слёз…

— Добей его, — донеслось откуда-то сверху. Голосом негодяя и предателя, чье имя сейчас не вспомнить…

— Зачем? — Красная пелена осеннего заката заволокла небо. Сквозь нее голос Клода (а вот этого зовут Клод!) почти не слышен. — Он не заслужил легкой смерти. Уходим.

— Вы разве нас не отпустите? — Какой жалобный, умоляющий голос…

— И куда же вы пойдете — предатели, нарушители присяги? Нет, вас мы берем с собой.

— Но вы обещали…

— Жизнь, а не свободу, — Клод сухо, неприятно засмеялся. Совсем тихо…

Его почти не слышно — и хорошо. Леон не собирается слушать этого секретаришку. Лорд Таррент сейчас немного отдохнет и…

Юноша попытался встать… нет — пошевелиться. И на миг небо вдруг стало совершенно алым. Ярким, как былые платья Карлотты.

Вино из разбитого графина…

А потом исчезло всё.

2

Небосвод горит закатными красками. Неповторимой сине-алой хрупкой гранью весеннего вечера и ночи.

Небо — невозможно красиво, а тревога сжимает сердце. Где опять беда? С кем? Эйда⁈ Иден? Катрин? Старый герцог?

В последний раз такое было в зимний вечер у камина, рядом с герцогиней Тенмар. Под вой озверевшей вьюги за окном.

Кому было плохо тогда? А теперь? Не узнать. А значит — не стоит и разворачивать карету.

— Госпожа Ирэн! — Мари, шурша бледно-желтеющей прошлогодней травой, замерла чуть позади.

Ирия отступила на полшага влево. Не ко всем стоит поворачиваться спиной.

— Госпожа, мне страшно!

— Почему? — «Ирэн Вегрэ» обернулась к перепуганной служанке.

— Пойдемте лучше в дом. На такое небо нельзя смотреть!

Ну и не смотри.

— Это — просто закат. Очень красивый.

И зловещий, как… Ральф Тенмар.

— Когда такой закат — кто-то умирает! — Мари судорожно схватилась за свой диск.

Хорошо хоть не за фигурку — на другом шнурке. Надо будет на подъездах к Лютене снять с горничной все амулеты. Старик Тенмар разрешает двоеверие в своем герцогстве. А в Лютене — ну как леонардиты увидят?

И еще стоит объяснить наивной Мари: цвет неба, символизирующий неотвратимую смерть, — сказки старых бабок. Иначе небеса всегда оставались бы оттенка алого бархата. В подзвездном мире — миллионы людей. Кто-то да умирает — каждый час… даже минуту.

Потом Ирия обязательно всё это скажет. Но не сейчас. Для объяснений — слишком тоскливо на сердце. У обеих.

Папа погиб ночью — неба сквозь наглухо задвинутые ставни видно не было. И «баронесса» уж точно не напомнит служанке, что в ночь смерти Люсьена ни змеи с облаков не сыпалось. И оно было вовсе не алым. Просто черный холст, расцвеченный серебристой луной.

Все суеверия — глупости. Через три дня Ирия и Мари будут в Лютене. Там хватит и реальных опасностей. Совсем незачем добавлять к ним еще и придуманные.

3

— Джерри, Джерри, проснись! — Серж отчаянно пытался растолкать друга.

А тот мечется то ли в кошмаре, то ли уже в бреду. И никак не просыпается. А рука его — слишком горяча!

Кридель встревоженно приложил ладонь ко лбу Роджера. И чуть не отдернул. При всём отсутствии у Сержа лекарских познаний, ясно как светлый день — лихорадка.

Ничего не поделаешь — придется будить Анри. Хоть бывший корнет и предпочел бы не трогать сегодня командира лишний раз.

…Вчера, когда гладиаторов несли на опостылевших носилках под вой опостылевшей толпы плебеев, к ним сквозь людское болото пробилась старуха. Чисто одетая, с убранными под платок волосами. В руках — цветы. Пунцовые розы.

Только потому стража и пропустила, иначе бы… Серж слышал, какие ругательства изрыгал потом центурион — тот самый.

Потому что старая мегера вместо того, чтобы увенчать героев дня розами, с яростью швырнула злополучный букет в лицо Тенмару. Оглашая площадь воплем:

— Проклятый убийца!

Тот привычным движением фехтовальщика увернулся. Лишь один цветок задел по виску — мгновенно выступила кровь…

Сидевший рядом Кридель успел это заметить — прежде чем несчастная роза отлетела уже в него. И намертво вцепилась в край позолоченного плаща. Растерянно отдирая ее, Серж с непонятной обидой ощутил боль сразу нескольких уколов. Не цветок — зверь! Под стать хозяйке.

Старуху уже волокут прочь крепкие руки стражников. Под ее отчаянные вопли:

— Мерзавец! Подонок! Ты убил моего сына, ты! Будь проклят, умри сотню раз! Пусть тебя предадут все! Пусть тебя зарежет твоя шлюха — если она у тебя есть! Пусть ты увидишь смерть своего отродья! Пусть гиены, что породили тебя, умр…

Молодой страж замахнулся на сумасшедшую копьем. И только тут белый как смерть Анри рявкнул:

— Отпустите ее!

— Господин гладиатор, она пыталась вас убить, — неуверенно возразил тот. — И потом, проклятие…

— Чем убить — цветами? — Тенмар, соскочил с помоста. Перешагнул через жалкий ковер умирающих роз. — А в проклятия я не верю. Отпустите ее!

Старуху аж затрясло:

— Мною от грехов откупаешься⁈ Не выйдет! — Едва выскользнув из солдатских рук, она отступила к толпе на три шатающихся шага. — Не выйдет!

Миг — и выхватила из-под ворота белоснежной туники кинжал. И — себе в грудь. По самую рукоять.

Анри опоздал на долю мгновения. И теперь старуха оседает ему на руки, пятная их кровью:

— Будь проклят!.. — кровь пузырится и на губах… — Пусть и твоя мать… не дождется тебя. Пусть тебя убьет… та, кого ты полюбишь, а ты — ее!..

— Анри не виноват! — Серж наконец понял, в чём дело. И справился с собственным пересохшим горлом. — Иначе бы твой сын умирал много доль…

Ледяной взгляд центуриона заставил прикусить язык. Змеи! Здесь же могут быть шпионы мерзкого генерала — того, что вынудил Анри!..

— Ее есть, кому похоронить?

Кридель, вздрогнув, резко вскинул голову. Подполковник Тенмар с мертвой женщиной на руках в упор смотрит на центуриона. И лица Анри — не видно.

— Похоронят рядом с сыном — если вы этого хотите, полковник, — склонил голову квиринский офицер.

Какой страшной казалась она, когда выкрикивала проклятия. И какая маленькая и хрупкая сейчас…

— Даже не прошу — настаиваю. — Тенмар осторожно передал ношу одному из солдат. И туника того тоже окрасилась тёмно-багровым.

Внезапно закружилась голова. Один из полузнакомых товарищей по помосту — кажется, Сэмюэль — едва успел поддержать. Теплые руки подхватили… прежде чем накрыла спасительная мгла.

Потом Сержу рассказали, что Анри вернулся обратно на помост. И носилки вновь тронулись к амфитеатру. Под те же ликующие вопли. Будто ничего и не случилось. Будто не было ни старухи, ни криков, ни роз, ни проклятий…

В себя юноша пришел по дороге. От криков толпы мутило. А ей всё равно. Чем больше крови — тем лучше!

Но Серж не сможет сегодня взять в руки оружие. Не сможет! Как он сейчас понимает Роджера…

Сильная, загорелая рука сжала его запястье. Окровавленная рука.

— Ты — в паре со мной, — ободрил подполковник. — Отменить твой бой я не могу. Так что тебе придется взять в руку меч. И выйти на арену. Я помогу. Главное — держись.

Юноша вымученно кивнул.

Когда вдали показались старые стены амфитеатра — возведен в прошлом веке одним из самых любимых в народе императоров — Кридель уже более-менее пришел в себя.