– Мне достанется.

– А пояс – мой, – тряхнул рыжими кудрями Ульв. Для себя они уже решили, что Стеме ни то ни другое больше не понадобится.

Гуннар медленно приближался, глядя на парня с улыбкой, больше похожей на волчий оскал. А в глазах – сама смерть.

– Разрежьте на нем одежду. Сейчас свежевать будем. Стругать мелкими кусочками.

Стема разглядел за его плечом Светораду. Она тоже как будто улыбалась, но эта вымученная улыбка напоминала гримасу.

– Это неправда! – рванулся в руках варягов Стема, едва нож Кетиля прорвал тесемки шнуровки у его горла. – Подумай, Гуннар, разве я похож на глупца, которому настолько недорога жизнь, что он решится довериться бабе? И разве я посмел бы… Она непорочна – клянусь милостью самого Перуна! Я сберег ее для тебя, она просто хочет отомстить мне.

Он в волнении выкрикивал все это на славянском, но в его голосе были такие интонации, что даже мало что понявшие из его слов викинги, помедлили. Переводили взгляд с пленника на о чем-то задумавшегося Гуннара Хмурого и нервно стягивавшую у горла шаль княжну.

– А он хочет спасти свою шкуру, – наконец подала она голос.

Этот хриплый полустон-полурык словно и не был голосом прекрасной княжны. Как будто сама Морена выдавливала из нее эти слова, и если бы не взгляд Светорады, Стема и впрямь поверил бы, что его детской подружкой завладел злой дух.

Варяги стали задавать вопросы, и Гуннар пояснил им. Тогда кто-то, кажется тот же Ульв, сказал, что и такое возможно. Ну не враг же себе Стейнвид? А как их обоих проверить… Варяги повернулись и теперь смотрели на Светораду. Она не сразу поняла смысл их взглядов, потом начала медленно отступать. Но замерла будто заколдованная, когда Гуннар повернулся к ней.

– Я не хотел вести себя с тобой, как завоеватель, Рада. Я хотел поступить благородно. Но сейчас… Мне важно, чтобы моя будущая жена досталась мне чистой… достойной уважения.

И он шагнул к ней.

Когда Светорада поняла, каким образом он собирается проверить подлинность ее слов, она хотела что-то сказать, но только и смогла, что с судорожным усилием вытолкнуть их себя воздух. Крика не получилось. И она стала молча отбиваться от Гуннара, когда он подхватил ее на руки и понес, несмотря на отчаянное сопротивление, в полуземлянку. Распахнул ударом ноги дверь, внутри хижины началась возня, послышались какие-то звуки, слабый стон. Дверь с тягучим противным скрипом затворилась.

Стему продолжали держать, но уже не так крепко. А Ульв даже сказал: возможно, они и продолжат начатое, то есть нашинкуют Стему для следующей трапезы, чтобы не думать о том, как добыть себе пропитание для очередной стоянки, но, возможно, и вернут ему оружие и даже попросят прощения. Стема поглядел на него затуманенным взором, будто не понимая. А потом перевел взгляд на покрытую лишайниками дверь в полуземлянку и больше не двигался. Дышал тяжело, дрожа мелкой дрожью.

Конечно, у него не было другого выхода, кроме как послать Светораде ее же отравленную стрелу, и сейчас Гуннар, насильно овладевая княжной, по сути, спасал его, но Стема не чувствовал облегчения. Эта возня внутри… Эти шорохи, глухие звуки, сопение и слабые стоны… лучше бы она кричала на весь лес… Тогда бы его не оглушали гулкие удары сердца, даже собственное дыхание, вырывавшееся со свистом из сведенного судорогой ужаса горла. Разве думал он когда-нибудь, что поступит так со Светлой Радостью? Да, они всегда наносили друг другу удары, пора бы и привыкнуть. Но Стема сейчас вспоминал только ее слова: «Никого и никогда я не любила больше тебя». И вот так возненавидела, что едва не предала казни. И теперь сама же получила в ответ на задуманное зло. Но Стема уже не испытывал ненависти к Светораде. Ему было плохо, как никогда в жизни. Лучше бы его и впрямь убили…

Это длилось долго. Птицы щебетали в ветвях, викинги деловито собирались в дорогу, о чем-то переговаривались. Стема же будто окаменел. Он вздрогнул, лишь когда на пороге землянки показался Гуннар. Поправил пояс, отбросил растрепавшиеся волосы от глаз, надел протянутый кем-то шлем.

– Отпустите его. Он честный человек. А Лисглада – моя жена. И досталась мне непорочной!