К Кудияру прибыли его дружинники, не все, конечно, – человек сорок. Галдели, поднимали рога, вращали на вертеле над большим костром тушу убитого оленя. И Кудияр был с ними – непривычно веселый, довольный, странно только смотревшийся в своей простой одежде и кожаной безрукавке среди одетых в булат вооруженных воинов.

Стемку скоро заметили. Рядом тут же оказался Бермята, похлопал приятеля по спине.

– А вот и ты. Поговори с батяней, парень. А то меня к нему в дружину отправили, а он все твердит: не вернусь да не вернусь.

Стемку окружили и другие воинские побратимы, толкали, обнимали, даже качать принялись.

– Живой! Да и крепкий, как прежде. А мы опасались, что проклятые варяги нарубили тебя как редьку.

– Да что ему сделается, лешаку чубатому!

– Ой, держите меня, Стемка в постолах древлянских, как простой смерд. А ведь, помню, раньше ты только в подкованных сапожках красовался перед девками. Пояс-то твой где? Об этом поясочке на Днепре уже басни слагать начали. Говорят, ты этим поясом саму княжну Смоленскую спасти умудрился.

– Это все басни, людьми сочиненные, – отозвался кто-то из толпы воинов. – А я сам тогда тут был и видел, что не поясом, а луком со стрелами и чужой секирой Стемка княжну оборонял. И сражался-то как! Будто Свято гор Богатырь! А теперь что? Похоже, и Кудияр, и ты к дрегве решили примкнуть да лягушек с ними есть. Нет, пора вам возвращаться, за вами и прибыли.

Под благодушные шуточки дружинников Стема нацепил свой пояс, ему поднесли рог с пивом, а Бермята протянул на длинном ноже кусок оленины.

– На вот, поешь. Это тебе не болотная гадость дрегвы. Отведаешь кусок мяса с кровью и просияешь, как древлянские боги улыбчивые. А то, погляжу, совсем ты с лица спал.

К сидевшему в стороне на бревне Кудияру все время боязливо жался олененок, спасенный когда-то Светорадой. Тот уже подрос, но терялся среди поднятого дружинниками гвалта. Кудияр указал на него сыну, сказал: видишь, кого побратимы мне доставили? Теперь, считай, два сыночка у меня. А воины шумели: что за блажь такая у воеводы возиться со зверем?

Стема стал нетерпеливо расспрашивать: как там у нас, как в Киеве? Как в княжеском тереме? Как отгуляли свадьбу младшего князя со Смоленской княжной?

– Да не было никакой свадьбы, – наконец ответил кто-то из них, и Стема так и застыл, не донеся кусок мяса ко рту.

Ему рассказали, что княжну Светораду Олег с Игорем поселили в Вышгороде у посадницы Ольги. Народ так и зовет тамошний терем – хоромина для невест Игоря. Ибо что Ольгу к нему привезли и он оставил ее, что Светораду. А ведь Ольга-то брюхата, сообщали Стеме. Теперь этого не скроешь.

– А как же договор со Смоленском? – поинтересовался Стема.

Ощутил, как внутри будто что-то оборвалось, а все тело наполнилось мелкой тревожной дрожью. Сам не ведал, отчего так разволновался, но одно понял: Светорада еще не княгиня Игоря.

Рассказывал ему Бермята. Дескать, что-то не ладится с тем договором после похищения княжны. Люди в Смоленске тоже волнуются, шлют гонцов в Киев, чтобы Игорь поспешил исполнить наказ их последнего князя Эгиля. Недавно и Асмунд отправился в Киев, поплыл на ладье. Этот, небось, все скоро уладит, он – голова. А вот Ингельда князья услали в Новгород. Очень недоволен Олег, что братец невесты Игоря упустил ее, и сказал, что Ингельд оправдается, только если в Новгороде порядок наведет, а то люди там что-то расшумелись. Но на то они и новгородцы, чтобы все время шуметь, дело-то уже привычное.

А вот то, что и мирный Смоленск гудит, это уже плохо. Так что не отвертится теперь Игорь от женитьбы. От Ольги отвертелся, но за ней такой силы, как Смоленск, не было, а за Светораду все кривичи встанут.

– Да поженятся они! – махнул рукой кто-то из дружинников. – Я слышал, как только Летопродавец[137] настанет, так и сыграют свадьбу. Разве сами не заметили, что приготовления идут?

– Заметить заметили, да только Ольга-то тяжелая. А она как-никак названая дочка самого Олега. И еще не ясно, кого он подведет к Игорю над текучей водой, кого волхвы осыплют зерном и кому люди вознесут здравницы.

Стема молчал, хмуря темные брови. В глазах какой-то острый блеск полыхнул, словно голубая зарница. А когда кто-то протянул ему рог с пивом, он принял его и выпил залпом.

– Ай да Стемид! Весь рог опорожнил одним махом! Узнаю прежнего удальца! – воскликнул кто-то.

Стема ощутил на себе внимательный, цепкий взгляд Кудияра, но только с силой вгрызся зубами в мясо. Вот, значит, как получается.

Хмель его будто и не брал. И когда половина захмелевших дружинников уже повалилась спать, а остальные пьяные воины что-то монотонно пели у костра, он встал и пошел прочь. Сел под дальним кустом, обхватив колени.

Вскоре к нему присоединился и Кудияр, за которым увязался олененок. Бывший воевода присел рядом с кряхтением, будто прожитые годы начинали тяготить, устроился на земле, привалясь спиной к стволу дерева и поглаживая примостившегося тут же олененка по выпуклому лобику. А сам все смотрел на сына.

– Я поеду с ними, отец, – сказал через некоторое время Стема. – У меня там душа, у меня вся жизнь там.

– Подле Светорады?

Стема не ответил. Зачем? Отец и так знал.

– Что ж, езжай. А я тут останусь. Меня волхвы к себе звали, обещались знаниями поделиться, вот мне и захотелось… Сколько еще можно кровь-то проливать? Мне в покое пожить любо. Лечить людей, узнавать мир, научиться угадывать судьбу по текучей воде, по полету облаков.

Стема молчал. Он уже понял, какая жизнь теперь в радость отцу. Пусть же так и будет. А ему в радость находиться рядом со Светкой, защищать ее. Отец поймет. Хотя поймет ли? Ведь Светорада все же княжна!

– Знаешь, сын, – негромко проговорил Кудияр, – я еще не волхв, но могу предсказать, что если ты уедешь, то мы можем и не встретиться больше. А если встретимся… ладно. Сам понимаю, что для тебя в жизни есть только она. И скажу: трудное дело ты затеял, Стемид. Однако если одни люди говорят, что от судьбы не уйдешь, то есть и такие, кто думает, что каждый творец своей Доли. Так что пробуй.

Стема был благодарен родителю за эти слова. Они позволяли ему решиться на невозможное. Чувством, не подвластным разуму, из всех предложенных путей он выбрал только тот, который вел к Светораде. И он хлопнул отца по плечу.