И только сегодня утром я придумала, что подарить Хью. Много лет я таскала в сумочке маленький блокнотик. На обложке золотом оттиснуто мое имя и цело еще более половины листков. Хью он может пригодиться – но самое главное – это мое имя на обложке.

Ну, мне пора бежать. Сейчас мы с Грэйс должны попытаться оставить с носом Хью и Джо; карты сданы.

Никогда в жизни у меня не бывало такого счастливого рождества.

Карен и Барбара мылись сами, мыли посуду и стирали белье. Над ними бдительно нес вахту Джо. Вокруг места, где они обычно купались, кусты и деревья были вырублены так, чтобы хищник, если он появится, не ускользнул от внимания Джо. Он непрерывно оглядывал окрестности, чтобы не пропустить приближение какой-либо опасности. Он не мог позволить себе отвлечься, наблюдая пикантное зрелище, которое должен был охранять.

– Барби, эта простыня не выдержит еще одной стирки. Она совсем обветшала, – сказала Карен.

– Ничего, ветошь нам тоже пригодится.

– Да, но что же мы будем использовать вместо простыней? А все это мыло, – Карен зачерпнула ладонью массу из миски, стоявшей на берегу. Масса была серой, мягкой, неприятной на ощупь и больше всего напоминала овсяную кашу. – Эта дрянь прямо-таки проедает белье насквозь.

– Простыня – это еще полбеды, а вот что будет, когда не останется ни одного полотенца.

– Да, притом последнее из них, непременно окажется мамочкиным, – с иронией добавила Карен, – наш хранитель обязательно выдумает причину для этого.

– Вот это ты зря, Карен. Не забывай, что Дьюк проделал колоссальную работу.

– Я знаю, знаю. Дьюк не виноват, что так получается. Это все его приятель Эдди.

– Какой еще Эдди?

– Эдипов комплекс, дорогуша.

Барбара отвернулась и стала полоскать пару заношенных голубых джинсов. – Ты согласна со мной? – спросила Карен. – У каждого могут быть недостатки.

– Только не у меня. Даже у папочки есть дефект. Его все еще беспокоит шея.

Барбара выпрямилась.

– Разве она еще не прошла. Может быть ему помог бы массаж?

Карен хихикнула.

– Ты знаешь, сестричка, в чем твоя слабость? Ты ни за что не заметишь шутки, если она касается тебя. Просто у отца несгибаемая шея упрямца и этого ничем не вылечишь. Его слабость в том, что у него нет слабостей. Не надо хмуриться. Я люблю папочку. Я просто восхищаюсь им. Но я рада, что не похожа на него. Я сейчас отнесу белье к кустам шиповника и развешу его там. Проклятье, почему отец не запасся вешалками для одежды. Эти шипы еще хуже, чем мыло.

– Без вешалок мы можем обойтись. Хью и так запасся невероятно большим количеством необходимого. Буквально всем, начиная с будильника с восьмидневным заводом…

– Который, к слову сказать, сразу же разбился.

– …и кончая инструментами, семенами и книгами и еще бог знает чем. Карен, сначала оденься.

Карен остановилась. Одна ее нога уже стояла на берегу.

– Чепуха. Старина Каменное Лицо не будет подглядывать. Издевательство, самое настоящее издевательство – вот что это такое. Мне кажется, что я сама когда-нибудь наброшусь на него.

– Чем ты недовольна? Просто Джо в экстремальной ситуации показал себя настоящим джентльменом. Так что не надо выходить из себя. Подожди, сейчас я закончу полоскать свое белье и мы отнесем сушить сразу все.

– Хорошо, хорошо. Но я все время спрашиваю себя: есть в нем что-нибудь человеческое или нет?

– Конечно есть. Готова поклясться в этом. Он настоящий мужчина.

– Хмм… Барби, уж не хочешь ли ты сказать, что наш святой Иосиф подкатывался к тебе?

– Господи, ну конечно же нет! Но он краснеет каждый раз, когда я прохожу мимо него.

– Откуда ты знаешь?

– Он немного розовеет. Карен, Джо очень хороший человек. Жаль, что ты не слышала, как он объяснял мне насчет Дока.

– Что объяснял?

– Ну, понимаешь, Док начинает признавать меня, и вчера сидел у меня на руках и я кое-что заметила и сказала Джо: «Джо, Док что-то очень уж сильно растолстел. Или он всегда был такой?». Вот тут-то Джо и покраснел. Но ответил мне с очаровательной серьезностью: «Барбара, Док Ливингстон в сущности не такой уж кот, каким он себя считает, старина Док скорее относится к кошкам. Это вовсе не ожирение. Э-э-э… видишь ли, у Дока скоро родятся детки.» Он буквально выдавил это из себя. Наверное, ему показалось, что меня этим можно смутить. Смутить ему меня не удалось, но удивлена я была чрезвычайно.

– То есть, ты хочешь сказать, Барбара, что ТЫ НЕ ЗНАЛА, что Док Ливингстон – кошка?

– Откуда бы мне знать? Все называют его «он», да и имя у него… у нее… мужское.

– Но ведь доктор может быть и женщиной. Ты что же, не можешь отличить кота от кошки?

– Просто я никогда над этим не задумывалась. У Дока такая густая шерсть!

– Ммм. Да, у персидских кошек действительно сразу трудно разобрать кто есть кто. Но коты всегда отличаются весьма величественным поведением, да и прочие признаки у них довольно внушительны.

– Даже если бы я и обратила на это внимание, я просто подумала бы, что он кастрирован.

Карен, казалось, была потрясена.

– Смотри, чтобы отец этого не услышал! Он никогда в жизни не позволил бы кастрировать кота. Папа считает, что коты являются равноправными гражданами. Но ты все-таки удивила меня. Котята, надо же!

– Так мне сказал Джо.

– А я и не заметила, – Карен выглядела озадаченной. – Впрочем, если подумать, так я действительно уже давно не брала его на руки. Только несколько раз гладила его, да удерживала от опрометчивых поступков. А то он буквально не давал ничего сделать. Стоило открыть какой-нибудь ящик, как он уже оказывался там. Теперь я понимаю – это он выбирал место для котят. Мне следовало бы быть повнимательнее.

– Карен, а почему ты продолжаешь говорить «он», «его»?

– Почему? Но ведь Джо тебе все объяснил. Док СЧИТАЕТ себя котом – а почему я собственно должна разубеждать его? Он всегда так считал, и он был самым своеобразным из всех наших котят. Хмм… Кстати, Барбара, как-то раз, когда Док достиг зрелости, мы устроили ему встречу с котом-джентльменом самого что ни на есть аристократического происхождения.

Но он чем-то не понравился Доку и Док изрядно потрепал его. Поэтому мы потеряли всякую надежду и с тех пор никогда больше не пытались сводить его с кем бы то ни было. Ммм – Летописец ты наш, скажи-ка, сколько дней мы уже здесь?

– Ровно шестьдесят два дня. Я уже справлялась: нормальный для кошек срок – от шестидесяти до семидесяти дней.

– Следовательно, теперь это может случиться в любой момент. Готова побиться об заклад, что сегодня ночью мы не сомкнем глаз. Кошки никогда не рожают в нормальное время суток. – Тут Карен резко сменила тему разговора. – Барби, чего тебе больше всего не хватает? Сигарет?

– Я уже и думать о них забыла. Скорее всего, яиц. Яиц к завтраку.

– Отец подумал об этом. Оплодотворенные яйца и инкубатор. Но он не построил его, да и все равно, яйца разбились бы. Да, мне их тоже пожалуй не хватает. Но лучше всего, если бы коровы несли яйца, а отец бы придумал, как запасти их, чтобы они были в целости и сохранности. Представляешь?! Мороженное! Холодное молоко!

– Масло, – добавила Барбара. – Мелко нарезанные бананы со взбитыми сливками. Горячий шоколад.

– Перестань! Барби, я кажется, сейчас скончаюсь от голода прямо у тебя на глазах.

– Про тебя не скажешь, что ты похудела, – поддела ее Барбара, – ты вроде даже немного пополнела.

– Возможно, – Карен замолчала и принялась мыть посуду. Наконец, она тихо произнесла: – Барби, то что собирается сделать Док и вполовину не удивит всех наших, как тот сюрприз, который преподнесу им я.

– Что за сюрприз, милая?

– Я беременна.

– ЧТО?

– То, что слышала. Беременна. Жду ребенка, если тебе так понятнее!

– А ты уверена, дорогая?

– КОНЕЧНО ЖЕ УВЕРЕНА! Я сдала анализы, и очкарик, который занимался мной, получив результат, только вылупил глаза. Прошло уже четыре месяца, – Карен бросилась в объятия подруги, – и я очень боюсь!