Мы не можем ждать. Столица Протектората где-то недалеко от того места, на котором прежде стоял Сент-Луис. Мы просто НЕ МОЖЕМ пройти весь путь до Скалистых гор, с мальчиками на руках. И мы не имеем возможности узнать (и никаких причин надеяться), что нас всех четверых пошлют в Летний Дворец на будущий год.

Так что мужайся. С этого времени не прикасайся к Счастью, в какой бы оно ни было форме. Возможно, что единственная наша надежда на то, что в решительный момент мы будем готовы действовать.

Я люблю тебя, Хью."

Вошла Киска; он велел ей смотреть телевизор и не отвлекать его. Девочка повиновалась.

Она уже спала, когда Хью кончил составлять это письмо на странном жаргоне. Затем он порвал оригинальный текст и спустил его в водоворот. Потом лег спать. Через некоторое время он вспомнил глупое хихиканье Дьюка, его бессмысленное лицо человека, одурманенного наркотиками. Пришлось встать и в нарушение указаний, данных им самим Барбаре, утопить свои печали и страхи в бутылке со Счастьем.

Ответ Барбары гласил следующее:

"Дорогой!

Когда заказываешь три при бескозырке, мой ответ будет семь при бескозырке, и рука не дрогнет. И тогда будет большой шлем – или мы влетим, но не заплачем. Как только наберешь четыре взятки, мы будем готовы сыграть. Любовь навеки… Б."

Больше в этот день ничего не случилось. И на следующий тоже… и еще через день. Хью привычно диктовал перевод, хотя мыслями был далеко. Он стал очень осторожен в еде и питье, поскольку знал теперь – каким гуманным способом хирург овладевает жертвой. Он ел только блюда, которые до него попробовал Мемток и всегда старался как можно незаметнее не брать фрукт или пирожное, которое лежало ближе всего к нему, особенно, если блюдо подносил слуга. За столом он ничего не пил, а пил только воду из-под крана. Он продолжал завтракать у себя, но отдавал предпочтение теперь неочищенным фруктам и яйцам в скорлупе.

Он сознавал, что все эти предосторожности не спасут его. Даже не такой специалист, как Борджиа, легко перехитрил бы его – да и в любом случае, если бы поступил приказ кастрировать его, он попал бы к ним в руки после того, как его основательно обработали бы хлыстом – в случае, если бы не удалось усыпить его. Но зато, может быть, у него останется время опротестовать приказ, потребовать, чтобы его отвели к Лорду Протектору. Что же касается хлыстов… Он начал вспоминать уроки карате, упражняясь в своей комнате. Удар, нанесенный достаточно быстро, заставил бы заскучать даже обладателя хлыста. Впрочем, надежды у него не было никакой. Просто ему не хотелось сдаваться без боя. Дьюк был прав: лучше сражаться и погибнуть.

Он и не пытался встретиться с Дьюком.

Он продолжал запасать пищу, припрятывая часть своих завтраков – сахар, соль, черствый хлеб. Он предполагал, что такая пища не должна быть отравлена, хотя сам и не ел ее, а судил по тому, что она никак не действовала на Киску.

Обычно он ходил босиком, а когда выходил на улицу, одевал фетровые шлепанцы. Теперь он пожаловался Мемтоку, что гравий причиняет ему боль сквозь тонкий войлок – неужели в имении нет чего-нибудь получше?

Ему была выдана пара кожаных сандалий, и теперь наружу он выходил в них.

Он приручил Главного Инженера имения, поведав ему, что в молодости отвечал за проектирование у своего прежнего хозяина. Инженер был весьма польщен, потому что, будучи самым младшим из ответственных слуг, привык больше выслушивать жалобы и нарекания, чем видеть дружеское участие. Хью сидел с ним после обеда и пытался выказать осведомленность просто тем, что внимательно слушал.

Хью получил приглашение осмотреть его хозяйство и провел довольно утомительное утро, пробираясь между трубами и рассматривая чертежи. Инженер не умел писать, но немного умел читать и понимать чертежи. Само по себе такое времяпровождение и не было бы столь скучным, если бы Хью не обуревали другие заботы. Ведь он и сам имел кое-какое отношение к технике в прошлом. Но он сосредоточился на том, чтобы запомнить все те чертежи, которые показывал ему инженер и сопоставить их с теми ходами и переходами, которые ему были знакомы по памяти. Цели и намерения его были более чем серьезны: несмотря на то, что он большую часть лета прожил во дворце, знакомы ему были только небольшие его кусочки внутри и маленький садик для слуг снаружи. А ему было необходимо изучить весь дворец. Ему необходимо было знать любой возможный выход из помещений слуг, знать, что находится за охраняемой дверью, ведущей в помещения прислуги и в особенности то, где там располагались Барбара и малыши.

Он добрался даже до двери, которая вела на женскую половину. Инженер заколебался, когда часовой вдруг насторожился. Он сказал:

– Кузен Хью, я уверен, что со мной вы вполне имеет право войти сюда, но может, нам все-таки лучше сходить сейчас к Главному Управляющему и попросить его выписать вам пропуск?

– Мне все равно, кузен.

– Но в принципе, ничего по-настоящему интересного там нет. Обычные коммуникационные системы для бараков: водопровод, электричество, вентиляция, канализация, бани и все такое прочее. Все самое интересное: энергостанции, кремационные печи, управление вентиляцией и так далее, можно посмотреть и здесь. А ведь вы знаете нашего начальника – он страшно не любит, когда допускается хоть малейшее отступление от заведенного порядка. Так что если вы не возражаете, осмотр там я произведу позже.

– Ваше дело, вы и решайте, – ответил Хью с явно выраженным оскорбленным достоинством.

– Понимаете… любой знает, что вы не какой-нибудь там молодой противный жеребец. – Инженер казался расстроенным. – Я вот что вам скажу: вы прямо скажите мне, что хотите осмотреть все до конца… я имею в виду то, что входит в мое ведомство… и я тут же отправлюсь к Мемтоку и скажу ему, что вы изъявили такое желание. Он знает… Дядя! Да все мы знаем, что вы пользуетесь расположением Их Милости. Вы понимаете меня? Я не хочу сказать ничего обидного. Мемток выпишет пропуск и тогда я останусь чист, равно как и часовой и начальник стражи. Вы тогда подождите здесь. Располагайтесь поудобнее. Я мигом!

– Не стоит беспокоиться. Там нет ничего такого, что я хотел бы посмотреть, – солгал Хью. – Я всегда говаривал так: «Ха-ха! Видел одну баню, значит видел их все». Но мы еще не были в столярной и слесарной мастерских.

И они рука об руку отправились в мастерские. Хью не подавал виду, но внутри у него все кипело. Он был так близок! И все же никак нельзя было наводить Мемтока на мысль, что его интересуют женские помещения.

Тем не менее, время даром не пропадало. Хью не только, подобно взломщику, определил слабые места здания (например, дверь, через которую выгружались привозимые товары – ее запирали не так уж крепко и замок вполне можно было выломать), но и сделал два ценных приобретения.

Первое было куском стальной пружины длиной около восьми дюймов. Хью заметил ее в куче какого-то хлама в слесарной мастерской, незаметно подобрал и почти тут же, извинившись, прошел в туалет. Надежно привязав ее к руке, он вышел.

Второе приобретение было еще более ценным: отпечатанный план самого нижнего уровня, на котором были обозначены как все инженерные объекты, так и все проходы и двери – включая и женскую половину.

Хью стал восхищаться планом.

– Дядя! Какой великолепный чертеж! Собственного изготовления?

Инженер смущенно подтвердил это. Мол, сами понимаете, в основе чертежа лежит, конечно, исходный архитектурный план, но пришлось внести довольно много изменений и дополнений.

– Великолепно! – повторил Хью. – И как обидно, что он в единственном экземпляре.

– О, нет! Экземпляров сколько угодно, ведь они быстро изнашиваются.

Не угодно ли один?

– С величайшим удовольствием! Особенно, если на нем будет дарственная надпись автора. – Видя, что инженер колеблется, добавил: – Позвольте мне предложить текст? Я вот здесь набросаю его, а вы перепишите.