— Радость моя, — неожиданно прозвучал бархатный голос моей спутницы, — ты, случайно, не знаешь, как называется морское животное из шести букв?

Я отложил ручку и задумался.

— Свинка, — наконец произнес я.

— Почему свинка? — удивилась она. — Какая свинка?

— Морская свинка.

— Разве морская свинка — морское животное?

— Давай рассуждать логически, — терпеливо предложил я. — Если морская свинка называется морской свинкой, то, разумеется, она — морское животное.

— Радость моя, ты что-то путаешь, — покачала головой она. — Морская свинка называется морской вовсе не потому, что она морская.

— Солнце мое, — несколько нервно заметил я, — ты хоть иногда слышишь саму себя? «Морская свинка называется морской вовсе не потому, что она морская»… Бога ради, объясни, где тут логика? Скажи еще, что она не свинка.

— Конечно, нет!

— Поздравляю. Оказывается, морская свинка, во-первых, не морская, а, во-вторых, не свинка. Эдак мы не знаю до чего договоримся.

— Ты шутишь?

— Хороши шутки! Морские львы — пожалуйста. Морские слоны — сколько угодно. Даже против морских коров не возражаем. А едва дело коснулось маленькой и беззащитной морской свинки — тут мы сразу на дыбы. Тут нам гордость не позволяет. Тут у нас принципы откуда-то берутся.

— Радость моя, ты идиот, — сказала она.

В этой жизни меня называли идиотом, может быть, реже, чем следовало, но чаще, чем мне хотелось. Сделалось очень обидно, но не мог же я унизиться до того, чтобы оскорбить в ответ женщину.

— Сама идиотка, — сказал я.

Я медленно и величественно вышел в прихожую, надел пальто и шляпу, обмотался шарфом и, не удержавшись на высоте собственного величия, выскочил на улицу, хлопнув дверью. На улице по-прежнему падал снег, кружась в фонарном свете и собираясь на земле в сугробы. Деревья изящно и хрупко чернели голыми ветками, отбрасывая такие же изящные и хрупкие тени.

Я шел, скрипя снегом и размышляя о природной гармонии и о морских свинках.

«Почему, — думал я, — так красиво и безупречно устроен мир и так нелепо устроены люди? Почему все в природе естественно и гармонично, кроме человека? Хорошо, пусть морская свинка никогда не видела океанских просторов и даже не умеет плавать, но, может быть, моряком был ее дедушка? Может, он мечтал, чтобы внучка унаследовала его просоленную морскими ветрами душу? И, в конце концов, разве это повод называть меня идиотом?»

Предаваясь этим печальным мыслям, я незаметно для самого себя дошел до автозаправки, уютно светившейся окнами ночного магазина. Я решил зайти внутрь и купить сигарет. Продавщица, еще молодая женщина, но с каким-то заранее усталым от всего на свете лицом, положила передо мной на прилавок пачку «Винстон» и куда-то уставилась сквозь меня.

— Скажите, — неожиданно обратился к ней я, — как по-вашему, морская свинка — это морское животное?

— Вы меня об этом спрашиваете? — удивилась продавщица.

— А вы здесь еще кого-нибудь видите?

— Но почему именно морская свинка? — немного нервно спросила продавщица.

— А что, эта тема для вас запретная?

— Так, — в ее голосе зазвучали металлические нотки, — вы собираетесь платить за сигареты?

— Да, — с горечью ответил я. — И дайте мне еще бутылку водки.

Уже на улице я сорвал с водочной бутылки закрутку и сделал большой глоток из горлышка. Затем еще один. Легче не стало, но сделалось безразличней. Я шел и пил на ходу. Изредка мне встречались прохожие, и каждому из них я предлагал выпить со мной. Одни шарахались от меня, другие с удовольствием соглашались, но стоило мне после выпитого завести с ними душевный разговор о морских свинках, почему-то обижались и уходили, прибавляя к уже заработанному мною «идиоту» новые интересные прозвища. Допивать мне пришлось одному, сидя на какой-то полузаснеженной скамейке и размышляя о человеческом несовершенстве.

Когда я вернулся домой, с трудом открыв дверь ключом и ввалившись в квартиру столь же невеличественно, как я из нее выскочил, она спала в кресле под включенным торшером, а журнал с кроссвордом валялся на полу.

— Проснись, бесчувственная! — громко сказал я.

Она вздрогнула и открыла глаза.

— Стыдись, — продолжал я заплетающимся языком. — Я шляюсь неизвестно где, мерзну и пьянствую с какими-то сомнительными личностями, а ты преспокойно спишь в кресле и нет для тебя ничего важнее дурацких кроссвордов и нелепых морских животных из шести букв…

— Зачем ты напился? — поморщилась она. — Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты пьяный.

— Я напился… Потому что я свинья. Морская свинья… Запиши меня в свой кроссворд. Морским животным. Из шести букв. Ты не помнишь, сколько букв в моем имени?

— Тюлень, — проговорила она, улыбнушись.

— Пардон? — не понял я. — Какой тюлень? Ты снова обо мне? Тебе мало «идиота»?

— Морское животное из шести букв — тюлень.

— Это хорошее животное, — я одобрительно цокнул языком. — Тюлень — очень хорошее животное. Оно хлопает ластами и крутит на носу мячик. У тебя нет мячика, чтобы я покрутил его на носу?

— Нет.

— Тогда позволь я похлопаю ластами. — Я попытался хлопнуть в ладоши, но промахнулся.

— Наклонись, — велела она.

— Зачем? — подозрительно спросил я. — Хочешь перейти от слов к действию? Хочешь мне надавать по моей тюленьей морде?

— Наклонись, говорю.

— Ладно, бей.

Я наклонился. Она поцеловала меня в лоб, положила мою голову себе на колени и погладила по мокрым от снега волосам.

— Гыыым, — издал я какой-то невнятный звук.

— Помолчи, — сказала она.

Но мне не хотелось молчать. Водка развязывала язык, а оттаявшие с мороза слова просились наружу.

— Почему мы так странно устроены? — пробормотал я. — Мы поругались из-за какой-то морской свинки и помирились, потому что я напился пьяным. По-твоему, это нормально?

— По-моему, — сказала она, — это нормально.

— Тогда нам нельзя разгадывать кроссворды. Никому нельзя разгадывать кроссворды. Кроссворды нужно запретить законом. Они отвлекают людей от чего-то главного.

— От чего, например?

— Например, от того, чтобы пить водку. Водка людей сближает, а кроссворды разъединяют. Пусси, я должен записать эту мысль.

— Какой же ты идиот, радость моя, — проговорила она на удивление необидно.

— Ага, — согласился я. — Знаешь что, зачеркни своего тюленя. Я понял — это тупое животное. Ластами аплодирует, какие-то мячики на носу крутит… Пусси, я подарю тебе настоящее морское животное из шести букв.

Я приподнял голову с ее колен, поднялся на ноги, но тут же пошатнулся, рухнул на пол и застыл на нем, распластавшись.

Надеюсь, она поняла, что я из последних сил попытался изобразить для нее морскую звезду.

Сволочь

О том, что я сволочь, мне сообщили между закуской и горячим, которые были поданы на открытой палубе небольшого плавучего ресторана, расположившегося близ набережной Неккара[21], в мутно-зеленой воде которого плавали белоснежные лебеди. Я любовался, как они красивыми парами скользят по глади реки, наслаждался попутно теплым сентябрьским деньком и видом на Гейдельбергский замок, полускрытый деревьями, когда ухо мое выловило из звуков окружающего мира это далеко не лучшее слово.

— Наверно, глупо спрашивать, не ослышался ли я? — полюбопытствовал я, обращаясь к моей спутнице.

— Очень глупо, — ответила та. — Потому что ты не ослышался.

— Я почему-то так и думал, — кивнул я.

— И это все?

— А что еще?

— Тебе даже не интересно, почему я назвала тебя сволочью?

— Извини, — я пожал плечами, — я просто не знал, что для того, чтоб назвать меня сволочью, тебе нужен какой-нибудь повод.

Она ничего не ответила — просто взяла фужер с минералкой и плеснула мне на рубаху. И вот тогда-то, когда меня уже не только обозвали сволочью, но и облили, нам принесли горячее.