— Доставай-ка наше вино, — сказал я Ярику.

— Это НЗ, — запротестовал тот. — Забыл? Предназначено для романтических вечеров в Яремче…

— Ярик, не будь жлобом, — нахмурился я. — Нам надо познакомиться с людьми или как?

— А без вина нельзя?

— Можно. Но это будет не знакомство, а протокольное мероприятие. Знакомиться насухую — все равно что зачинать детей в презервативе.

— Какая отвратительная фантазия, — поморщился Ярик.

Он достал из-под нижней полки сумку, расстегнул на ней молнию и вытащил бутылку «Каберне».

— Доволен? — спросил он.

— Нет. Еще одну доставай.

— У нас впереди целая неделя в Яремче! — возмутился Ярик. — Ты хочешь прямо в поезде пустить нас по миру?

— Все неудачливые предприниматели, — важно молвил я, — прогорали из-за того, что хотели вложить мало, а получить много.

— Много ты понимаешь в предпринимательстве, — хмыкнул Ярик.

— Во всяком случае, побольше твоего, — я подмигнул Ярику, незаметно кивнув на наших соседей.

— Почему это побо… А! Ну да, — до Ярика, наконец, дошло. — Американская кровь взыграла?

— Shut up, — ответил я. — Заткнись. И открывай вино. Я пока схожу покурю.

Я встал и шагнул в проход, удачно споткнувшись о чью-то сумку.

— Shit! — выругался я. — Извините.

И направился в тамбур, услышав напоследок шепоток одного из наших попутчиков:

— Слышь, а твой кореш — он чего не по-нашему?.. — Остаток фразы моих ушей не достиг, потонув в гуле вагона и перестуке колес.

Когда я вернулся, на столе в приятном соседстве расположились бутылки и стаканы, хлопцы о чем-то переговаривались с Яриком, еще несколько голов с любопытством заглядывали в наш отсек. Я присел возле Ярика.

— Слышь, — настороженно обратились ко мне попутчики, — твой кореш правду говорит?

— Иногда, — ответил я. — А что он такого сказал?

— Что ты, типа, американец.

— Ярик, — с укором произнес я, — ты трепло.

— Почему это я трепло? — обиделся Ярик.

— Потому что. Обязательно было афишировать?

— Чувак, так мы не поняли — ты американец или как?

— Ну, американец. Наполовину.

— Как это — наполовину?

— Одно мозговое полушарие западное, другое восточное. Как у глобуса.

— Какого еще глобуса?

— Обыкновенного. У тебя что, глобуса нет?

— Нет.

— А мозги есть?

— Допустим, есть.

— Тогда представим себе твой, допустим, мозг: у него есть левое полушарие и правое…

— Че ты мне про полушария втираешь! Ты американец или нет?

— Мать у меня американка.

— А батя?

— А у бати не получилось. Пацаны, давайте выпьем.

— Дело говоришь.

Мы разлили вино по стаканам.

— Будем знакомы, — сказал я.

— Будем. Серега.

— Павел.

— Ярослав.

— Миша.

— Миша? — удивился тот, который представился Серегой. — Как-то не по-американски звучит.

— Да Майклом его зовут, — вмешался Ярик.

— Так Майклом или Мишей?

— Ну, Майклом, — неохотно признался я. — Мне просто больше нравится, когда меня Мишей называют.

— Нет, — задумчиво произнес Павел. — Мы тебя Майклом будем звать. Миш полно, а Майклов…

— Еще больше, — перебил я. — В Америке, в Канаде, в Англии, в Австралии.

— Вот видишь, — сказал Павел. — Где мы, а где Майклы. Ну, пьем.

Мы выпили. По вагону тем временем пополз слушок.

— Американец.

— По-английски шпрехает.

— Тогда англичанин.

— Если шпрехает — значит, немец.

Ближе к тамбуру я, кажется, стал не то скандинавом, не то прибалтом. В наше отделение начали стекаться гости — кто с вином, кто с коньяком, кто с закуской. Те, что не смогли поместиться на наших полках, расположились на боковых местах. В основном это были парни, но имелись и две девушки, темненькая и светленькая, которые представились Лесей и Тасей. Липовый американец сплотил разрозненную кучку в одно целое. Визитом почтил нас даже «старший группы», как я окрестил представителя турфирмы. Карман его темно-синего пиджака приятно оттопыривался.

— Ну, — сказал он, — который тут швед?

— Какой швед? — изумились остальные.

— Про которого в вагоне говорят. Я и сам не понял — то ли швед, то ли финн, то ли просто эстонец.

— Американец, — объяснили ему.

— Этого еще не хватало, — покачал головою старший. — И где он?

Ему указали на меня. Он проехался по мне оценивающим взглядом.

— Ты — американец? — осведомился он.

— Наполовину, — привычно отозвался я.

— Наполовину — это как?

— Ниже пояса.

— А выше?

— А выше — сотрудник пожарной охраны.

— Понятно, — сказал старший. — Шутник. Как зовут?

— Миша.

— Майклом его зовут, — не удержался Ярик. — Он действительно американец.

— Повезло. — Старший извлек из кармана бутылку. — Ну-ка, молодежь, подвиньтесь. — Он присел, так мощно двинув задом, что едва не впечатал сидевшего у окна Ярика в стенку вагона. — Видал? — снова обратился он ко мне. — Коньяк. Лучший советский коньяк «Белый аист». Понимаешь?

— Понимаю, — ответил я. — Молдавский.

Старший хмыкнул.

— Сечешь, американец. Майкл, значит? А я — Виктор Богданович. Можно просто — Витя. Ну, подставляйте стаканы.

Коньяк зажурчал по стаканам золотисто-коричневой струйкой.

— Первый тост — за встречу, — объявил Витя. — За знакомство, значит. Такая у нас традиция. Понимаешь?

— Понимаю, — снова ответил я.

— Молодец, американец. Пьем до дна. Не дрейфь — мы тебя научим пить по-русски.

— Спасибо, — сказал я.

Мы выпили.

— Неплохо, — похвалил меня Витя. — Для американца — очень даже неплохо.

— Правда? — зарделся я.

— Правда. У вас там, в Америке, я слыхал, наперстками пьют.

— Если бы наперстками, — вздохнул я. — Глазными линзами. Капнут на линзу из пипетки и слизывают.

— Варвары, — заявил Витя. — Повторим, американец. Между первой и второй перерывчик небольшой. Такая у нас поговорка. Традиция у нас такая. Понимаешь?

— Витя, не факай мне мозги, — сказал я.

Темненькая Леся и светленькая Тася хихикнули.

— Грубишь? — Витя косо глянул на меня. — Я слыхал, что вы, американцы, жутко… как это называется….

— Раскрепощенные, — подсказал Ярик.

— Во-во! — кивнул Витя. — Хамы. Ладно, на вашу раскре… раскрепощенность у нас свое оружие с винтом найдется. Напою я тебя, американчик. Так напою, что ты наутро пожалеешь, что на свет родился.

— Рискни, — пожал плечами я.

— Майкл, — робко спросила меня темноволосая Леся, — а как ты из Америки в Союз попал?

— Сейчас, — ответил я. — Хлебну еще одну — и поведаю.

— Поведаю… Какое необычное слово. — Леся улыбнулась. — А я сразу обратила внимание, что ты с акцентом говоришь.

— Да? — усмехнулся я. — Интересно, с каким?

— С легким. Почти незаметным.

— Ладно, — сказал я, — пусть будет с акцентом. Но только с очень-очень легким. Разливайте там.

Настал черед следующей бутылки, которую наш сосед Серега расплескал по стаканам.

— Рассказывай, Майкл.

— Да история, в общем-то, обыкновенная, — пожал плечами я. — Мама из Бостона, папа из Киева. Познакомились.

— Где познакомились?

— В Рейкьявике, — ответил я, подумав. — На симпозиуме по защите бактерий от человеческого иммунитета. Они у меня микробиологи, родители, в смысле.

— Как интересно! В Рейкьявике. А дальше?

— А дальше — влюбились друг в друга. Так влюбились, что обоим не то что не до бактериий — не до иммунитета сделалось. И вот, прямо в Рейкьявике.

Я бы даже сказал — непосредственно в Рейкьявике, в гостиничном номере. Я надеюсь, тут все взрослые?

— Все, — заверили меня.

— Отлично. В общем, симпозиум закончился, они разлетелись — папа в Киев, мама в Бостон. А кто-то из доброхотов — ну, типа, из группы сопровождения, — я покосился на Витю, — на папу моего настучал: мол, имел контакт с американской гражданкой. Папа тут же стал невыездным. Представляете, да? Беременная мама в Бостоне и невыездной папа в Киеве.