Наступило молчание, потом Джебедия вздрогнул и заговорил снова.

– Более года назад я сделал вам одно предложение, Камбер-Алистер, – прошептал он, не решаясь нарушать торжественность этого момента громким голосом. – Тогда я еще не знал вас, хотя мне так и казалось, но я предложил вам помочь облегчить вашу ношу. Вы отказались. Теперь я вижу, что знаю вас еще меньше, чем тогда. Но, прошу вас, не отказывайтесь снова. Позвольте мне помогать вам.

В течение нескольких секунд Камбер смотрел в печальные глаза, красные от недавних слез, читая в них доверие и преданность, которые принадлежали Алистеру, а может быть, и ему тоже. Проверять это пока не стоило. Соединив правую руку с ладонью Джебедия, он соединил с его мозгом сознание Алистера, а потом и свое. Это было удивительное слияние трех личностей.

Никогда прежде он не распахивал настежь память Алистера, теперь ее живые образы переплетались с мыслями того, кто знал и любил Алистера Каллена больше, чем любой из живущих на этой земле. Джебедия был потрясен. Его воспоминания и переживания Алистера сливались с псевдо-Алистером, образуя контакт, который казался невозможным. Двое сидели так, протянув друг другу руки, восхищаясь своим открытием, печалясь, удивляясь и даже заливаясь смехом. В реальный мир они вернулись только через час. Камбер вновь принял облик того, кого только что узнал много лучше и больше, чем мог о том мечтать. А Джебедия, завороженный, смотрел, как его новый друг принимает обличие старого, который тоже не был потерян для него.

История канонизации Камбера продолжалась к его большому неудовольствию. Когда Совет епископов собрался на следующее утро в большой зале дворца, начали сбываться самые худшие опасения. Царило праздничное оживление. Какой-то монах сказал соседу, что сегодняшнее заседание может оказаться не очень интересным – вопрос уже не в том, был ли Камбер святым, а в том, насколько велика его святость.

Пока они с Йорамом пробирались среди собиравшегося духовенства к своим местам, эта мысль не давала покоя, хотя он и заставил себя смириться с тем, что канонизация была уже делом решенным. Он утешал себя тем, что, если это неотвратимо, то рассказы очевидцев «чудес» никак не могут поднять завесу самой главной тайны, хранимой такой огромной ценой. Его последователи, в их число вошел и Джебедия, получили самые полные инструкции, какие можно было дать за одну ночь. Если не случится чего-то неожиданного, слушатели придут к логическому заключению, к которому старательно направляли их Кверон и Слуги святого Камбера. По сравнению со вчерашним днем Камбер чувствовал себя почти в безопасности, по крайней мере оттого, что Совет может узнать от смертных, вовлеченных во все это. Бессмертные, высшие силы – совсем другое дело. Камбер так и не решил, сможет ли он остаться с Создателем после того, как он допускает такое кощунство.

Усевшись в кресло, он заметил Джебедия, поднявшегося на помост вместе с глашатаем Джеффрэя; они были увлечены спором – вероятно, о том, как следует расставить стулья секретарей, которые будут записывать ход заседания. Он не слышал содержания разговора, но несколько минут спустя архиепископ Орисс поднялся со своего кресла (на его прежнее место на помосте поставили трон короля), и спор сразу прекратился. Глашатай отвесил поклон, Джебедия поклонился в ответ, и стулья были расставлены окончательно. Пожав плечами и бросив взгляд в сторону Камбера, Джебедия вернулся в толпу, заполнившую центр зала, и исчез в боковой двери, откуда в скором времени появился король.

Большинство толпившихся в середине поспешили к креслам, стоявшим вдоль стен в три ряда, – занимать места. На галерее в противоположном конце залы, битком набитой народом, Камбер заметил огненно-рыжую голову Риса и тут же усомнился.

Размышлять над оптическим обманом не пришлось – епископ Юстас с теплым приветствием занял место возле Камбера. Шутник Юстас не мог не заметить краткости ответа. Пришлось объяснять утомление часами ночных молитв. Можно было считать, что в определенном смысле это не совсем неправда. Да это и не интересовало коллегу-епископа. Зато он узнал о посетившем отца Алистера во время бдения решении: во время голосования присоединиться к мнению большинства. Юстасу только того и надо было – он был человеком и деринийским вниманием к тонким оттенкам чувств никогда не отличался.

Юстасу не терпелось поговорить. Он сообщил о том, что Йораму после вчерашнего остается только сидеть смирно. Вот сестра и зять, не видевшие неопровержимых свидетельств, могут вмешаться. Кстати, они сейчас на галерее в свите королевы. Оспаривать святость Камбера лично он, Юстас, не советовал бы ни родне, ни прочим. Он готов поручиться, что сегодня будут убеждены даже законченные маловеры.

Сам он уже убедился. Того же мнения придерживаются еще по крайней мере трое епископов. Эвайн Мак-Рори-Турин, любящая дочь покойного графа, если и усомнится в его святости, то только по незнанию. У ее мужа тоже не будет сомнений, все прекрасно знали о преданности Целителя Риса Турина тому, кто стал ему тестем. Королева же до замужества была подопечной Камбера.

Звук фанфар заставил разговоры стихнуть (к немалому облегчению Камбера), а потом в залу с противоположных дверей одновременно вошли король и примас-архиепископ, сопровождаемые пением Те Deum. Все собравшиеся встали, чтобы поклониться, а король и примас направились к помосту в сопровождении секретарей. На короле была темно-зеленая мантия и корона из переплетенных листьев и крестов, поблескивавшая на посеребренной черноволосой голове, Джеффрэй был одет в полное церковное облачение: митру, расшитую драгоценными камнями ризу. Вчера он, как и любой другой епископ, был в пурпурной сутане и шапочке.

Все это не ускользнуло от зрителей, когда двое сели на места – Синил чуть-чуть раньше архиепископа, Это был дворец Синила, но Совет Джеффрэя. Как примас Гвинедда архиепископ Джеффрэй имел преимущества в делах церкви.

После вступительной речи Джеффрэя и кратких итогов предыдущего дня Кверон представил двоих Слуг святого Камбера, которые сопровождали его во время визита к могиле Камбера в Кэррори, и предоставил им самим рассказать завороженному собранию о своих находках (или отсутствии таковых).

Двое дружно рассказали довольно захватывающую историю о том, как летом, темной, безлунной ночью, они тайно пробрались в фамильную часовню Мак-Рори и проникли в склеп, к могиле покровителя. Пришлось убрать обычные деринийские преграды, выставляемые с целью защиты могилы от грабителей, а потом они заглянули внутрь.

Подняв крышку гробницы, они, ожидавшие увидеть закованный в свинец гроб графа Кулдского, ничего подобного не увидели! Могила была пуста?

Слушатели изумленно вздохнули, словно услышали это впервые, – настолько их захватила красочная история. Кверон заметил произведениями эффект, но решил развить успех, обратившись к расспросам свидетелей: «Откуда им известно, что Камбер вообще был в этой могиле?», «Может быть, она всегда пустовала?».

Нет, напомнил ему один из свидетелей, некий Чарльз, прежде бывший пекарем в деревушке рядом с Кэррори. Он собственными глазами видел, как тело Камбера привезли из Валорета, видел погребение, нет никакого сомнения, что могила не могла быть пустой с самого начала.

Однако ни один их двоих свидетелей не мог объяснить, каким образом человек (здесь это слово использовалось в значении «простого смертного», не обладающего сверхъестественными способностями) мог перенести тело из могилы. Не брались они и судить о мотивах некоего секретного перезахоронения тела отцом Мак-Рори, о котором тот говорил. Напротив, Чарльз видел, как несколько месяцев назад Йорам и лорд Рис приходили навестить могилу. А он был послан братьями проследить: не знает ли кто-нибудь еще о том, что могила пуста. Зачем Йораму и Рису понадобилось являться к могиле, если они знали, что теле там нет, как заявил Йорам? Чарльзу оставалось сделать вывод, что Йорам и Рис не знали об этом.