День летнего солнцестояния, четырнадцатый год правления короля Эварда

Утренний ветер трепал старую красную шаль, пока я преодолевала последние метры, пробираясь к вершине изогнутой серпом скалы хребта Браконьера, которую деревенские называли Палтарр. Короткий переход по правому краю, и я уселась на каменный трон, словно лейранская герцогиня, приготовившаяся наблюдать за празднованием летнего солнцестояния. Но пока подруги моего детства будут отмечать самый длинный день в году, глазея на жонглеров и глотателей огня и подсмеиваясь над дамами и рыцарями, выступающими чопорной вереницей в том, что называется «народными танцами», я буду любоваться формами и оттенками тянущихся до самого горизонта серых каменных глыб.

За хребтом, простирающимся к западу на две сотни лиг, поднимались покрытые снегом вершины Стены Дориана, их белое сияние слепило глаза. На севере колыхался темно-зеленый океан леса. На востоке, плавно понижаясь, местность образовывала лоскутное одеяло из лугов и ферм. Фермерские участки, разграниченные каменными оградами, спускались к отливающей бронзой реке Дан и окутанной дымкой деревне Данфарри, притулившейся к ее берегам. Место, достойное уединения.

Разгоралось утро, я сунула флягу с водой в холщовый мешок на поясе, стряхнула мусор с тряпок, намотанных на кисти рук, и принялась за дело, ради которого пришла, – поиск красящих растений, в деревне их можно на что-нибудь обменять. Первый урок, который я усвоила, придя в Данфарри, а тогда я с трудом понимала, что еда поначалу растет из земли, не говоря уже о том, что за нею необходимо ухаживать и готовить на огне, – у тех, чей живот сводит от голода, не бывает праздников.

Около полудня, спина болела, грязные руки ныли, несмотря на обмотки, я ушла с палимой солнцем и продуваемой ветром вершины в тень сосен и дубового подлеска. Съела несколько сушеных фиг, жестких и наполовину засахаренных, и наполнила флягу в журчащем на поляне ручье, пытаясь решить, стоит ли вернуться на вершину и попытаться накопать еще одну связку шершавых заскорузлых кореньев или же спуститься к дому и заняться бесчисленными хозяйственными делами, которые необходимо переделать до заката.

Паук пробежал по истертой коже моего башмака. Застрекотала сойка. За ручьем какое-то крупное существо зашуршало папоротниками, скорее всего олень Эварда. Хищников, ни из мира животных, ни из мира людей, в лесистых холмах за домом Ионы не встречалось. Вражеских солдат тоже. Бесконечные сражения Лейран вел в далеком Искеране. Даже магических заклинаний, способных опорочить душу, не было в диком лесу. Как требовали на протяжении четырех с половиной веков жрецы и народы Четырех королевств, темные искусства и их приверженцы были истреблены.

Я подняла голову. Шорох явственнее, ближе, теперь его сопровождали размеренные приглушенные удары. Топот бегущих ног… человеческих… шаги замерли за деревьями справа от меня.

– Кто там? – позвала я, поднимаясь на ноги.

И тут из ниоткуда и отовсюду послышалось пение рога, с трех сторон сразу приближались звуки погони – топот копыт, позвякивание упряжи и голоса, выкрикивающие приказы, раздавались уже метрах в десяти от того места, где я стояла. Беглец был ближе.

– Не подходи ко мне, – негромко произнесла я, пытаясь разом посмотреть во все стороны, – иначе я закричу, и они узнают, где ты.

Треснула ветка. Я развернулась, но ничего не увидела. Медленно удаляясь от погони и двигаясь к склону, уводящему с поляны вниз, я так же медленно сунула руку в карман юбки, нащупывая зачехленный нож. Но ничего не успела сделать своим жалким оружием. Мускулистая рука протянулась сзади и обвилась вокруг моей шеи, вторая рука обхватила меня за талию, вдавливая в ребра мой собственный локоть. Я пыталась удержаться на ногах, пока противник тащил меня вниз по течению ручья, по воде, в густые заросли кедра, сосны и можжевельника. Ветки и нижние сучки цеплялись за волосы и хлестали по лицу.

Рука моего врага сильно обгорела на солнце, кожа ободрана и поцарапана. Сердце, так близко прижатое к моей спине, бешено колотилось, блуза промокла от его пота. От него несло немытым телом, и он источал страх.

Я ударила незнакомца свободным локтем в живот, выдираясь из его рук, опустила башмак туда, где должна была находиться его нога, и замолотила его по боку, с изумлением обнаружив, что он, кажется, совсем голый. Я вскинула руку, пытаясь вцепиться ему в глаза, но он отбил мою левую руку моей же правой рукой и сильнее сжал горло.

Погоня ломилась сквозь заросли, всадники были так близко, что я почти ощущала запах кожаных доспехов и холод стали их клинков. Но даже если бы я могла закричать, я не стала бы этого делать. Я нисколько не сомневалась, что преследователи окажутся не милосерднее моего захватчика. Таков уж был этот гнусный мир. Я всего лишь хотела освободиться, уйти и от преследователей, и от их жертвы. Нелепая схватка… безмолвная, отчаянная.

Грудь ныла. Слабея, я попыталась протиснуть пальцы между горлом и его рукой, но он схватил оба моих запястья широкой ладонью и прижал мне к груди. Когда черные пятна перед глазами уже сливались в одно сплошное пятно, он сделал несколько неверных шагов назад и замер, словно натолкнувшись на дерево. Колени у меня подогнулись, и я повисла у него на руке – то ли помогло новое положение, то ли то, что он ослабил хватку, но я смогла глотнуть воздуха.

Стояла странная тишина. Шум погони пронесся мимо, но обычные звуки, крики птиц и шуршание кроликов в сухой листве пока не были слышны: лишь слабое журчание ручья и дыхание моего врага. Его грудь тяжело вздымалась при каждом судорожном вздохе, а я свисала с его руки, словно тощий цыпленок, ожидающий, когда ему свернут шею. Грязная свинья. Я знала, что отчаявшиеся мужчины дают волю страхам и злобе, когда в их руках оказывается слабая женщина, но сейчас ничего такого не было. Легкая дрожь выдавала его слабость, мокрая от пота рука, сжимающая мои запястья, тряслась. Единственный шанс…

Я вырвала кисти из его хватки, царапаясь и пытаясь поднырнуть ему под руку. Но его слабость оказалась весьма относительна. С поразительной быстротой и силой, от которой у меня едва не хрустнула спина, человек зарычал и развернул меня к себе и снова, одной рукой схватив мои запястья и вдавливая меня спиной в ствол дуба, второй рукой вцепился мне в горло.

Он был крупный, высокий и широкий в груди и плечах. В лице смешивались белый, красный, коричневый: светлые волосы, кровь, солнечные ожоги, грязь, страх – нет, ярость, а не страх… Мне показалось, что я умру раньше, чем успею рассмотреть подробности. Но внезапно, словно отдернутый невидимой рукой, он отпустил меня и отшатнулся назад.

Я задышала глубоко, радостно, зрение прояснилось, если бы еще слушались ноги. Голый молодой человек, на нем действительно не было ничего, стоял неподвижно. У него были мускулистые руки и грудь, исчерченные кровавыми царапинами, растрепанные светлые волосы, поразительные синие глаза, глубокого насыщенного цвета лазури, впились в мое лицо, словно он впервые видел человека.

Стараясь удерживать на себе его взгляд, я чуть сдвинулась в сторону. Юбка зацепилась за сучок. Еще шаг, за спиной ничего. Я развернулась и рванулась стрелой.

Гром и молния! Два шага, и я растянулась на земле, в рот набились сосновые иголки и грязь, подбородок саднило. Я ползла, царапая землю, подтягивая за собой предательские ноги, оглянулась назад, снова ожидая увидеть тянущуюся руку. Но человек не сделал ни шага. Вместо этого он воздел к небу ладони, словно посвящая меч храму Аннадиса. Я отцепила юбку от кустов ежевики, поднялась на ноги и попятилась назад, затем развернулась и побежала вниз, на этот раз внимательнее глядя под ноги. Еще раз оглянувшись через плечо, я увидела, что он сделал шаг в мою сторону, пьяно пошатнулся и полетел на землю. Я не стала дожидаться приземления.