Мартин умолк, переводя дыхание, а мы, все четверо, засыпали его вопросами. Нас особенно волновало, как Мартину удалось узнать правду о Кейроне.

– Когда два года назад я был в Юриване, – продолжал Мартин, – я решил навестить одного университетского профессора, у которого сам когда-то учился. Он представил мне молодого коллегу, который вместе с ним занимался историей культуры северного Валлеора. Разумеется, это был Кейрон. Мы понравились друг другу и несколько раз за неделю вместе выезжали на прогулки.

Однажды мы встретили молодое семейство с новорожденным ребенком, родители по возрасту и сами были почти детьми. Они умирали от голода и изнурительной лихорадки, ютясь в заброшенной хижине в лесу сразу за землями Ферранта. Мальчишка предупредил нас, что рядом с ними нельзя оставаться, и в приступе отчаяния умолял дать ему нож, чтобы он мог разом покончить с несчастьями своего семейства.

Я бы выполнил его просьбу, но наш друг сказал, что существует другой выход. Он пытался прогнать меня, говоря что-то о нехватке у меня познаний в медицине и риске заражения, но, как всем вам известно, я упрям и чертовски любопытен, я подсмотрел за ним. То есть я видел, что Кейрон сделал со всеми тремя. Стоит ли говорить, что ему пришлось рассказать мне о том, что вы услышали этой ночью.

Мартин вздохнул.

– Мы думали, на том все и закончится, но юный дурак не выполнил просьбы Кейрона молчать, он перевез выздоровевшую жену и ребенка в город, рассказывая всем о произошедшем чуде. Болван думал, что его спасителя будут считать героем, а вместо этого в доме Ферранта мы услышали, что где-то в окрестностях ищут чародея. Мне удалось тайно вывезти Кейрона обратно в Юриван, устроить знакомство при иных обстоятельствах и пригласить его сюда. Я не думал, что окажусь настолько глуп и снова подвергну его той опасности, от которой увез.

День первый, год первый правления короля Эварда

Когда Мартин завершил рассказ, небо уже порозовело, в саду защебетали птицы. Томас заберет меня утром, и после событий этой ночи уезжать будет еще тяжелее.

Танаджер, несмотря на все свои старания, заснул на полу, Юлия с Мартином отправились в кухню поискать какой-нибудь еды. Мартин сказал управляющему, что слуги могут быть свободны на весь день. Тенни метался по библиотеке, бормоча что-то себе под нос и бросая поверх очков такие похоронные взгляды на нас с Кейроном, что мы ретировались в сад. Немного погуляли, но говорить было не о чем или же нужно было говорить обо всем, а мы никак не могли начать. Оставив попытки, мы пошли в кухню к Мартину и Юлии.

Мартин сунул мне в руку нож и велел нарезать апельсины, выложенные горкой в медной миске, и тут в кухню ворвался Тенни.

– Мартин, у тебя есть «Кодекс Вестовара»? Наверняка есть. Не говори, что нет.

Граф Гольтский был поглощен намазыванием масла на хлеб.

– Ты с ума сошел, Тенни? «Кодекс Вестовара» в шесть утра? Мы только что провели ночь, какая редко выпадает в жизни, а ты уже готов снова засесть за книги.

– Не смейся, Мартин. Мартин пожал плечами.

– Он на верхней полке. Черный кожаный футляр. Через некоторое время Тенни снова появился в дверях кухни.

– Сейри, ты не выйдешь на минутку? Мне нужно с тобой поговорить.

Вытерев руки полотенцем и сунув липкий нож Кейрону, я пошла вслед за Тенни в библиотеку. Он склонился над хрупким пергаментом, разложенным на столе, и, когда я подошла, развернулся ко мне, сжимая в тонких пальцах карандаш. Я ни разу не видела его таким взволнованным.

– Ты любишь его, Сейри? Я была ошеломлена.

– Скажи честно. Кейрон, ты его любишь? Это не простое любопытство.

– Да, да, люблю, но…

– Ты не боишься?

– Кейрона? Не больше, чем тебя или Мартина. Он кивнул, словно другого ответа и не ожидал.

– Если бы, пойдя на большой риск, ты смогла избежать брака с Эвардом, ты сделала бы это?

– Я пошла бы почти на что угодно.

– Я нашел лазейку. – Он кивнул на разложенный на столе пергамент. – Эварда, скорее всего, коронуют сегодня к вечеру, то есть не позже завтрашнего дня. Прошло уже два месяца со смерти Геврона. Тысячи знатных гостей съехались в Монтевиаль и праздно ждут, пока мы назначим преемника, а тем временем их арендаторы собирают урожай, а их менее родовитые соседи завистливо поглядывают на оставшиеся без присмотра поля и лошадей. Но самое главное – осенняя кампания против Керотеи не может начаться, пока нет короля. Я начал думать о том, что времени на празднования не будет – только на официальные церемонии, на коронацию. И тут я вспомнил кое-что об этом. – Тенни никогда не забывал однажды прочитанного, даже если оно утратило смысл за давностью лет. Никто в кругу Мартина не мог сравниться с ним. – Ты рискуешь вызвать ярость Эварда. Он не из тех, кто прощает.

Из кухни появились трое поваров с подносами, нагруженными поджаренным хлебом, вареньем, апельсинами и чаем.

– Что там насчет ярости Эварда? – поинтересовался Мартин.

– Я нашел для Сейри возможность отказать ему и выбрать… – он поднял на меня глаза, – жизнь, которая, наверное, нравится ей больше.

– Расскажи же, Тенни, – попросила я.

– В «Кодексе Вестовара» имеется дополнение, касающееся прошений, поданных королю сразу после коронации, «О десяти счастливцах». Пренебречь «Кодексом» означает подорвать саму основу власти. Эвард на это не пойдет. Не сможет. Этого не допустит Совет, а Совет ему необходим, чтобы продолжать войну. И если он соглашается с «Кодексом Вестовара», он обязан выполнить первые десять просьб, поданные в день его коронации. Если ты захочешь, Сейри, сможешь попросить его даровать тебе право выбирать мужа самой.

Когда этим утром Томас забрал меня из Виндама, я сказала, что хочу обратиться к Эварду сразу же после его коронации.

– Он скоро пошлет за нами обоими, – ответил брат.

– Но я хочу быть первой, кто признает его власть, разве я не могу? – Насколько я поняла, в приложении к «Кодексу» говорилось, что промедления быть не должно. Я не стану думать о возможном развитии событий – все будет зависеть от реакции Эварда. Но каковы бы ни были последствия, их я смогу перенести. Эварда – никогда.

Эвард, герцог Донкастрский, был объявлен королем Лейрана и протектором Валлеора в тот же день после полудня в присутствии лейранского Совета лордов, всех сколько-нибудь влиятельных дворян Лейрана, верховных жрецов Аннадиса и Джеррата и тех жителей Монтевиаля, кто подкупом, обманом или ловкостью сумел просочиться на дворцовую церемонию. Одна мрачная группа гостей, одетых строго и сдержанно, состояла из представителей знати Валлеора и Керотеи, их держали в Лейране под домашним арестом, а сейчас заставили наблюдать за коронацией их поработителя.

Свет проникал сквозь пурпурные и зеленые витражные стекла, бросал цветные пятна на серый каменный пол Большого зала. Резные капители колонн терялись в сумрачной вышине, так же как и покрытый фресками потолок. Я стояла среди самых почетных гостей справа от трона, стараясь не сводить взгляда с замысловатых причесок дам, моя юбка все время цеплялась за украшенные камнями ножны кавалеров, от запаха благовоний было тяжко дышать. Но я, то улыбаясь, то пуская в ход локти, протиснулась вперед, откуда мне все было видно.

Церемония началась с пространных рассуждений жреца о Войне Начал, он особенно сосредоточился на части, где Арот удалился в мифический дворец в Кадоре вместе с женой Маной. Пока два его сына охраняли мир от врагов в воздухе и воде, нам, живущим на земле, было приказано защищать свои жилища и богатства, служа сильным и надежным королям-воинам. К тому моменту, когда жрец добрался до жизнеописания нового короля, Мартин очнулся от дремоты. Эварду было всего двадцать пять, это не займет много времени.

Я, со своей стороны, не чувствовала себя ни сонной, ни взволнованной. На самом деле я больше беспокоилась не об Эварде, а о Томасе, ведь то, что я собираюсь сделать, сильно заденет моего брата. Нас у родителей было только двое, мы были близки по возрасту и интересам и из-за уединенности Комигора, поместья нашего отца, постоянно общались друг с другом. Я горячо любила брата, уважала его как воина, признавала его авторитет и главенствующее положение в семье. Но он ни разу не спросил меня о моих желаниях, прислушивался к моим возражениям не больше, чем если бы это была его лошадь, жалующаяся на слепней. Ему и в голову не приходило выслушать меня, хотя я открыто заявляла, что мое мнение о его друге ухудшилось. А Мартин научил меня ценить свое мнение.