Мудрость прекрасного пола очевидна.

Безопасность путника – в долгом отсутствии.

Четверых недостаточно для настоящей дискуссии.

Из первой строки следовало, что Мартин считает правильным, что я не появляюсь в Виндаме. Интересно, есть ли у него более весомые доказательства моей мудрости по сравнению с теми, что были у меня. Я руководствовалась лишь инстинктом.

Вторая строка дала мне понять, что Кейрон ушел. Я не могла решить, что труднее: представлять его в далеких неведомых землях или же знать, что он в Виндаме, совсем близко, но мне вход туда запрещен. Мысли, что он может никогда не вернуться, я не допускала. Только не после розы.

Третья строка говорила, что по мне скучают, и от этого стало особенно тяжело.

Летом распространилась удивительная новость о помолвке Эварда и дочери Дагоберта, последнего валлеорского короля. Это был блестящий ход со стороны Эварда, узаконивающий власть Лейрана над Валлеором. Принцессе Мариель было шестнадцать, ее «укрывали» в дальнем монастыре с того дня, когда у нее на глазах была обезглавлена вся ее семья.

Обычно лейране не казнили женщин в память о священной жене Арота Мане, которую пощадили чудовища земли и небес, бившиеся в Началах с Аротом. Но для королевы Валлеора сделали исключение. Когда головы ее мужа и сыновей еще сжимали в руках палачи, королева Маргарет поклялась лечь с первым попавшимся валлеорцем, не важно, знатным или нет, и тогда ребенок мог бы стать гораздо более законным претендентом на престол, чем любой лейранский король. Ее обезглавили тут же. Но дочь король Геврон разрешил оставить в живых, если ее надежно запрут в монастыре и запретят даже смотреть на мужчин. Может быть, даже жизнь с Эвардом окажется лучше заключения в подобной тюрьме и отсутствия жизни вообще.

Свадьба состоялась в конце лета. Светловолосая девочка тонула в роскошном наряде, который Эвард счел подходящим для его невесты. Она была невысокой и тонкой, с вытянутым худым лицом и огромными, постоянно моргающими глазами. Она ни на кого не произвела впечатления. Я пожелала ей терпения и самостоятельности, похоже, ей нужно и то, и другое.

Томас, разумеется, присутствовал на церемонии, как всегда великолепный и, кажется, нисколько не лишившийся из-за моей глупости расположения Эварда. Он уже семь раз выступал в качестве защитника Эварда, и о нем говорили, будто он непобедим. Когда я столкнулась с Томасом возле стола с напитками, его лицо словно окаменело. Он развернулся на каблуках и отошел. Здесь ничего не изменилось. Дарзид, как всегда находившийся рядом с ним, поклонился, но не ушел вслед за Томасом. Он хотел заговорить со мной, но я вежливо извинилась и ушла, прежде чем он успел произнести хоть слово. Мартин тоже был среди гостей. Он приветствовал меня официальным поклоном, а затем вернулся к прерванному разговору. Значит, еще не время.

Второй год правления короля Эварда

Во вторую осень моего «затворничества» мне исполнилось двадцать три. В свой день рождения я рано вернулась домой, чувствуя себя не более одинокой, чем в толпе людей, с которыми я не имела ничего общего. Мне все больше нравилось музицировать, и я решила отметить этот день таким образом. Когда Жуберт открыл мне дверь, он указал в сторону библиотеки.

– Прибыл подарок для вас, госпожа. Я отнес сверток в библиотеку. Я вернусь зажечь лампы, как только повешу пальто.

– Не нужно ламп. Я просто немного поиграю.

Я вошла в темную библиотеку, гадая, кто же из знакомых вспомнил о моем дне рождения. На полированном столе лежал длинный узкий сверток из тонкого зеленого шелка, перехваченный золотой лентой. Сердце бешено заколотилось. На этот раз роза оказалась белой с розовым налетом по краям лепестков, хрустальная капля росы сверкала на ней слезой радости. Я стояла у камина, вдыхая сладкий аромат и упиваясь совершенством цветка, а еще больше – его значением.

– Я не знал, какие тебе нравятся больше, красные или белые, – голос шел из кресла в углу, – а испытав на себе силу спорщиков Виндама, я меньше всего на свете хотел бы вызвать твой гнев, строя беспочвенные предположения. И я подумал, что лучше всего прийти самому и узнать.

Я отвернулась, не обращая внимания на впивающиеся в пальцы шипы, и из тени в углу вышел чародей, подаривший мне в день рождения исполнение желаний.

– Эрен, кто ты?

Молодой человек отвернулся. Он не увидел того, что он сделал, и не услышал моего настойчивого вопроса – он в ярости швырял вниз с холма камни.

Я глубоко вдохнула и подошла, чтобы взглянуть на кинжал.

Якопо запричитал:

– Не трогай его! Огонь демонов, Сейри! Там нет никакого разлома, ничего.

– Все хорошо, Яко. Все кончилось.

Но ничего хорошего не было. Глаза меня не обманывали. Лезвие кинжала прочно засело в твердом камне.

– Эрен, – снова позвала я.

Взволнованный и красный, он выронил камни и подошел ко мне. Я указала на нож, он пожал плечами, нисколько не удивленный. Во что, ради всего святого, я ввязалась? Отрицать реальность произошедшего стало еще сложнее, когда Эрен выдернул нож из камня. Никакой отметины на камне, ни трещины, ни царапины, само оружие тоже не поцарапалось и не погнулось.

Тем временем деревья затрепетали от усилившегося ветра, тени заплясали на вершине холма, прогоняя тепло. Послеполуденные летние грозы были обычным явлением в этой местности, хотя и более редким в засуху последних четырех лет. Но ни одна природная буря не заставляла меня так тревожиться. Меня вдруг охватил озноб, я поймала себя на том, что пристально вглядываюсь в горизонт. Самое странное, что, несмотря на висящий в небе прямо над холмом солнечный диск и отсутствие облаков, никто из нас не отбрасывал тени.

Эрен схватил меня и Яко за руки и, прежде чем мы успели запротестовать или задать вопрос, потащил нас обоих вниз по склону под деревья, грубо толкнул в густой кустарник, не позволяя заговорить. Я сжалась в комок, и вскоре весь мир сконцентрировался в пыльных ветках у меня под носом и мускулистых руках Эрена, вжимающих меня в куст. Всем существом я ощущала угрозу. Время завязалось в узел. Ветер нес запах дыма и пепла, запах давящего душу одиночества…

Камень свалился с души, я спиной ощутила, что тень ушла. Солнечный луч проник сквозь листву, слепя глаза. Неподвижный воздух снова, как обычно, был наполнен запахом горячей хвои и сухих листьев; затрещала, взволновав остальных птиц, сойка. Мы с Якопо заговорили разом.

– Эрен, что это было?

– Что это за безумие, Сейри?

Я ни разу не видела, чтобы Якопо боялся.

– Не знаю, Яко, – ответила я. – Не знаю. Обеспокоенный Эрен не обратил внимания на наш вопрос, он звал нас вниз, к дому, часто оглядываясь на вершину холма. Я не собиралась ему возражать. Чтобы это ни было, испытать подобное еще раз не хотелось. Но к тому моменту, когда мы вышли на луг к дому, воспоминания о происшествии потускнели, оставив на душе странный осадок. Что же на самом деле за туча заслонила солнце?

Эрен вызывал у меня все больший интерес. Только на одном языке я не пыталась с ним говорить. Я знала всего несколько слов, остальные были давно погребены в глубинах истории, и я была уверена, что никто из живущих на земле не поймет их.

– Эрен, дж'эттанн и дизе?

Хотя он отрицательно покачал головой, его лицо оживилось, до этого момента я не видела его таким. Я произнесла еще несколько слов, некоторые он узнавал, но не все, словно и этот язык он тоже знал лишь фрагментарно. Он хочет сказать, что он не дж'эттаннин или что он не знает этого? Я размышляла, как сформулировать вопрос попонятнее. Оставалось только одно. Я четко сформулировала вопрос в уме, отбросив прочь все посторонние мысли, и сосредоточилась, пока не остались только необходимые слова, выделившиеся, словно каменные колонны посреди пустыни. Тогда я взяла руку Эрена и положила себе на голову, приглашая его жестом, которому научил меня Кейрон, прочесть мои мысли. Он отдернул руку и сердито затряс головой, потом сжатым кулаком быстро застучал по лбу. Значит, он не может этого сделать, но он прекрасно понимает, что я имею в виду.