Год траура подходил к концу, но я не была готова расстаться с предоставленной им свободой. Когда месяцы сократились до дней, я решила поговорить с Томасом.
– На следующей неделе год истекает, – сказала я однажды вечером, когда мы вдвоем сидели в столовой Комигора.
– Это так. Вероятно, Эвард сделает тебе предложение. – Похоже, Томаса больше интересовала жареная свинина, он отрезал себе еще кусок.
– Ты знаешь о его намерениях лучше меня.
– Он намерен преуспеть во всем. Геврон слабеет с каждым днем.
Я передала брату компот, наблюдая, как сладкое темно-красное пятно растекается по белой скатерти.
– А что, если Эвард не победит, как он надеется?
– Он победит.
– Но что, если не победит, а я окажусь помолвлена с ним? – Кусок мяса у меня на тарелке лежал нетронутым.
Мой вопрос явно заставил Томаса задуматься. Он чувствовал, что обсуждать возможное поражение Эварда нелояльно. Томас же был каким угодно, только не нелояльным, но богатая девица, молодая, привлекательная, с титулом, представляла немалую ценность, ее нельзя было отдать просто так даже во имя дружбы и верности. Я осознавала собственную значимость.
– Хороший вопрос.
В этот вечер и в следующий он больше ничего не сказал. Но когда год траура завершился, Эвард не сделал мне предложения. Через несколько недель я снова завела разговор, но Томас ответил только, что Эвард согласился с его мнением – у него нет времени на помолвку и женитьбу. Не раньше чем укрепится его положение.
На данный момент этого было достаточно. Я жила ради поездок в Виндам, не питая никаких иллюзий по поводу собственного будущего. Я была гарантом успеха Томаса, так же как его крепкая рука с мечом. Многие братья не дали бы сестре такой свободы, которой пользовалась я, поэтому я ценила дружбу с Кейроном и компанией Мартина и не интересовалась ничем больше.
Тридцать первый год правления короля Геврона
Король Геврон надул всех, протянув еще два года. Хотя Эвард был в бешенстве, он не бездействовал. Как он и предсказывал, ошеломленного графа Венника признали виновным в присвоении налогов и с позором сослали в провинцию. Некий свидетель подписал документ, что жрец Джеррата, заключивший брак между сестрой Геврона, леди Катериной, и сэром Чарльзом Колбурном, самозванец, не известный ни в одном храме Лейрана. Таким образом сын леди Катерины Фредерик, герцог Ворбернский, оказался бастардом и не мог притязать на трон.
С немалым беспокойством я следила, как Эвард все сильнее привязывает к себе Томаса. Эвард сказал моему брату, что тому настало время набрать собственных воинов. Владелец такого большого поместья, как Коми-гор, Томас должен заменить старых капитанов своего отца на молодых людей, которые будут верны только ему одному. Эвард даже одолжит ему капитана Дарзида.
Мысль о том, что командиры отца будут изгнаны, семеро благородных воинов, которые нянчили меня в младенчестве, учили натягивать лук и до сих пор привозили мне из походов экзотические безделушки, была невыносима. В последний год, когда Томас с Эвардом все больше увязали в своих интригах, я все больше времени проводила в обществе капитана Дарзида. Мне нравилось его остроумие и забавляли саркастические замечания в адрес лейранских придворных. Накануне смены командования я разыскала его в городе и высказала то, что думаю.
Он втиснул мне в руку стакан вина, восхитительно описав, как будет поражен мой брат и как возмутятся придворные сплетницы, если узнают о моем визите в дом холостяка, и искренне проникся моими печалями.
– Но что вы хотите от меня, сударыня? Я полностью в вашем распоряжении, вы знаете. Но если я откажусь от назначения, это никак не поможет старым воякам. Кроме того, герцог Томас совершенно прав: ваша собственная безопасность зависит от преданности ему воинов.
– Ты умный, Дарзид. Я знаю, что тебя не заботит никто, кроме тебя самого, – это мы обсуждали много раз, – но хотя бы один раз заставь себя проявить доброту. Я найду для тебя блестящую награду. Клянусь.
Он обещал подумать, и действительно, когда на другой день семерых капитанов заставили развернуть щиты и спороть с мундиров четыре кольца защитников Коми-гора, он вручил каждому прекрасный новый меч, молодую лошадь и бумагу, подтверждающую исключительную честность и боевые качества каждого воина, чтобы они могли поступить на службу в другие дома.
Когда я благодарила Дарзида за проявленную щедрость, он посмотрел на меня странным оценивающим взглядом, от которого мне стало не по себе.
– Я бы предпочел увидеть их на виселице, сударыня. Но перспектива получить от вас награду заинтересовала меня настолько, что я решился потратить немного денег и времени.
Междуцарствие
К тому моменту, когда король Геврон преставился и упокоился рядом с праотцами в огромной могиле на Пифийском холме, Мартин был первым претендентом на трон, за ним шел Эвард. Тенни говорил, это лишь до тех пор, пока против Мартина не выдвинули какого-нибудь обвинения, то есть вопрос времени. Даже после всего, уже мною услышанного, я отказывалась верить, что Эвард, уже почти наверняка мой будущий муж, или Томас пойдут на это. Но за несколько дней до того, как Совет должен был объявить преемника, кто-то прислал туда письмо – донос, что Мартин, герцог Гольтский, укрывает у себя мага. В письме говорилось о некоем человеке по имени Альфредо, обитавшем в Виндаме и умершем в прошлом году.
Я помнила Альфредо. Растрепанный и рассеянный математик, когда-то он был учителем Мартина. Мартин предложил ему пожить в поместье, когда тот потерял последнюю работу из-за испортившегося слуха и других неприятностей, связанных с возрастом. Альфредо частенько забывал, где он находится, нередко путал книгу с носовым платком и почти никогда не обедал за общим столом, стесняясь своих дрожащих рук, не способных удержать нож. Но несмотря на все это, он по-прежнему исключительно играл в шахматы и настойчиво и радостно добивался единственной оставшейся в его жизни цели – придумать шахматную задачу, способную поставить Мартина в тупик. Никто не мог представить Альфредо пополняющим свои черные силы кровью, убивающим детей, с тем чтобы использовать их тела в мрачных обрядах, вызывающих демонов, сводящих людей с ума, обращающих красоту мира в жалкую пародию или совершающих любое другое злодеяние, обычно приписываемое магам. И как кто-то мог поверить, что Мартин, такой мудрый и проницательный, мог приютить презренного еретика? Все это было абсурдно, но обвинение нельзя было просто отринуть. Этого не допускал закон.
Чародейство, мерзкое и злое искусство, возникло во времена Начал, когда первый бог Арот еще не победил тварей земли и монстров глубин и не передал власть над миром своим сыновьям-близнецам, Аннадису и Джеррату. В последние годы я выяснила, что некоторые образованные и благородные лейране скептически относятся к священным историям и ритуалам. Но сочувствовать чародейству означало содействовать возврату в мир хаоса и ужаса, отказаться от богов, тех самых богов, которые стоят рядом с нашим королем и его солдатами во время всех битв.
Оглашение имени наследника было отложено, Совет лордов собрался, чтобы заслушать дело. Главным свидетелем была горничная, которую год назад уволили из Виндама. Она прибирала комнату Альфредо, а это было нелегко, заявила она. Никто не понимал, почему герцог держит у себя в доме столь отвратительного жильца. Альфредо был невоспитан и имел дурные привычки, точно такие, которые, как ее всегда учили, бывают у всех магов. Старик покрывал листы бумаги какими-то символами и узорами, ругался и что-то бормотал над ними, когда она появлялась в дверях. Он постоянно прятал эти бумаги от нее и клялся, что она никогда не узнает его секретов. Он ел в своей комнате, сказала горничная, а не с остальным обществом, она частенько заставала его над куском мяса размером с младенца. Я в жизни не слышала более нелепых обвинений. Если знать старика, все эти глупые догадки легко опровергнуть.