По дороге проехали два хорошо вооруженных всадника и две так же экипированных женщины, они сопровождали тележку, которую тянул мальчик с сосредоточенным лицом, приблизительно возраста Паоло. На тележке лежали бочки, в каких обычно перевозили сахар, ценный груз. Опасно. Я подождала, пока отряд не отъедет на приличное расстояние, прежде чем снова выходить на дорогу.

– Хорошо, что ты со мной, Паоло.

Мальчишка ковылял впереди.

– Нужно быть начеку!

Дорога некоторое время шла вдоль реки, затем свернула на юго-запад, петляя по опушкам густых северных лесов, прежде чем вывести в луга южного Лейрана. Мне не нравился путь через лес. Огромные дубы и ясени росли так густо, что закрывали солнце, у них были голые и колючие нижние ветви. Под ними почти ничего не росло, лежали лишь древние кучи гнилых листьев и трухлявые стволы упавших деревьев. Под этим мрачным пологом мы шли еще с час, и Паоло снова остановился.

– Всадники. Трое сзади, уже близко. Впереди тоже кто-то есть. Тише.

Я похолодела. Разбойники. Мы с Паоло быстро укрылись за стволом разбитого молнией дуба, двигаясь крайне осторожно, чтобы треснувшая ветка не выдала нашего присутствия. С дороги нас не было видно. Мы наблюдали.

Трое всадников были облачены в одеяния жрецов, двое в серых балахонах, один в черном, с тяжелой золотой цепью на шее. На лошадях богатые попоны, красные, расшитые золотом, с изображением восходящего солнца Аннадиса. С уздечек свисали золотые безделушки, мягко позвякивающие при каждом шаге.

Мне было плевать на лейранских жрецов после всех лет, в течение которых я слушала их лживые речи. Они учили, что Священным Близнецам нет дела до повседневных забот смертных, только до славных подвигов, похожих на их собственные. Жрецы Аннадиса благословили то, что сделали с Кейроном и моим сыном. Я не могу почитать богов, считающих подобное славным подвигом. А для простых людей подвиг заключался в необходимости работать до изнеможения, выплачивая церковные подати и королевские налоги, ни в коем случае не роптать и с готовностью умирать в бесконечных войнах. Неудивительно, что святилища в деревнях Лейрана заброшены, крупные храмы пустуют, за исключением праздничных дней, когда даже жрецы подают милостыню.

Разбойники выступили из-под деревьев и перегородили дорогу всадникам в капюшонах, когда те миновали наше укрытие.

– Стоять! – приказал плотный низкий человек. Его голова была обвязана лоскутом желтой ткани, в руке он сжимал длинный нож. Четверо его товарищей были вооружены как попало: дубина, копье, кинжал и заряженный арбалет.

– Спешиться!

Жрецы молча повиновались. Двое разбойников схватили лошадей под уздцы, а их товарищи присматривали за жрецами.

Плотный предводитель внимательно осмотрел лошадей, похлопав по холке красивого гнедого коня.

– Такие прекрасные кони нечасто встречаются у обычных странствующих священников. А упряжь… – Он потряс украшенной золотом уздечкой, потом переключил внимание на своих жертв, оглядывая с головы до ног застывшие фигуры. – Не слишком ли это роскошно для Жреца? – Быстрым движением ножа он приподнял золотую цепь на шее жреца и, намотав ее на длинный клинок, приставил острие к горлу жертвы. Три священника по-прежнему были удивительно спокойны и удивительно молчаливы.

– Очень вы тихие. Ни разу не встречал святого отца, который бы удержался и не начал говорить, как дурно я поступаю и как Близнецам нужна моя кровь и мои деньги. Тоска. Может, вы рождены не для этого. – Он еще раз крутанул цепь. – Но вы тем не менее преуспеваете. Наверное, настало время поделиться с бедными.

Я приготовилась увидеть смертоубийство – разбойникам нечего терять, приговор им уже вынесен, но только не то, что произошло. Внезапно от неожиданности захватило дух. Три лошади заржали и поднялись на дыбы, опрокинув одного разбойника и заставив попятиться другого. Два жреца в серых балахонах вдруг очнулись от своего оцепенения, развернулись и стали быстро и точно наступать на своих противников. Жрец в черном заставил предводителя опуститься на землю, угрожая его же собственным длинным ножом. Легко и нисколько не колеблясь, святой отец вонзил нож в грудь бандиту, затем вскочил и ввязался в общую свалку.

Через миг все было кончено. Три разбойника неподвижно лежали на дороге. Два жреца в серых одеждах держали двух уцелевших разбойников, скручивая им руки за спиной с такой жестокостью, что я, казалось, могла услышать в неожиданно наступившей тишине скрежет костей. Черный жрец приблизился к пленникам. Его капюшон упал, под ним оказались светлые волосы и треугольное лицо с выпуклым лбом и длинным носом.

– Нужно осторожнее выбирать жертвы, волчата мои, – произнес он веско, в его голосе слышалось полное отсутствие эмоций. Не успели разбойники опомниться, как он полоснул ножом по их шеям. Два окровавленных тела упали на землю.

Жрец в черном огляделся и вперил взгляд под деревья, прямо в наше укрытие. Я не осмеливалась даже вдохнуть, пока он снова не надел капюшон, а затем развернулся и вскочил в седло. Упавший разбойник застонал. Черный жрец щелкнул пальцами. Один из его товарищей поднял копье и метнул в раненого, пригвоздив его к дороге. Древко копья еще дрожало, когда три жреца исчезли за поворотом впереди.

– Что, ради всех богов, это такое? – Я дрожала, хотя воздух казался раскаленным. Во рту остался привкус золы.

– Дерьмо, гады. – Паоло никогда не отличался многословностью.

Мы выбрались на дорогу. Я велела Паоло подождать, а сама подошла к пятерым, лежащим в иссохшей грязи.

– Ты с ума сошла? Уходим!

– Нужно убедиться, что они мертвы.

– Это же грабители.

– Но они люди.

То есть были людьми. Теперь они умерли. Разбойники, да, они сами, несомненно, много раз убивали. Но я поймала себя на том, что сочувствую им. Если бы у меня была возможность выбрать победителей в битве и вручить им свою судьбу, я бы рискнула поставить на грабителей.

В детстве я обожала зиму в Монтевиале. Множество народа, городская толчея, музыка, факелы и экипажи, даже леденящее кровь зрелище преступников, подвешенных в клетках или насаженных на кол, – все будоражило душу после деревенской скуки. Но теперь вонь и суета даже такого маленького городишки, как Гренатта, довели меня до головокружения. Повозки с сеном и дровами грохотали по булыжным мостовым, из кузниц доносился оглушительный звон. Перед дверью лавки стоял торговец в кожаном фартуке, громко переругиваясь с возницей телеги со шкурами, девчонка с разинутым ртом гнала через площадь стадо блеющих овец, выкрикивая ругательства в адрес человека, привязанного к позорному столбу и издающего душераздирающие стоны. Судя по всему, это был лжесвидетель – мухи кружились над кровавой дырой, оставшейся на месте его носа.

Я устало опустилась на ступеньки, у общественного колодца в центре городской площади. Паоло отправился обходить все гостиницы; он будет говорить, что ему заплатили, чтобы он передал сообщение человеку, разыскивающему украденную белую лошадь. Он скажет, что поручение ему дал темнобородый человек в красной одежде, который будет ждать на закате в общей зале «Зеленого льва». Я не собиралась сразу знакомиться, хотела лишь взглянуть на этого господина. Под конец утомительного дня мотивы собственных поступков не были мне так ясны, как утром.

Толпа нищих, исковерканные жертвы войны с Керотеей, приставали к прохожим в дальнем конце площади. Керотеанская кампания обернулась кошмаром. Жители Керотеи были независимы и набожны, эти отличные воины верили, что их горы – цитадели их бога. Только численным перевесом Эвард смог завоевать хорошо укрепленные города этой страны. Ходили слухи, что было положено двадцать пять тысяч лейран, чтобы взять Калламат, город златоглавых храмов, в которых вечно горели масляные лампы, зажженные в честь керотеанского бога. Город находился так высоко в горах, что людям там было трудно дышать. Эвард сказал своим воинам, что в каждом доме Калламата имеются набитые золотом сундуки, но простые солдаты не получили ни монетки из этих денег. Лейране видели только эти безрукие, безногие, безглазые обрубки – единственный результат двенадцати кровавых лет.