Он предоставил заботы о шхуне другим, обнял Вениамина за плечи и ушел с ним с причала, толкуя о каком-то пакете, который привез с собой. Уйти с причала иначе он не мог.

На кончиках темных ветвей висели замерзшие капли. В навозе, разбросанном на полях, копались вороны. Приближались более светлые дни.

Вениамин засыпал Андерса вопросами. Андерс, смеясь, отвечал ему. Он слышал, что Дина идет за ними. Должно быть, у нее были новые башмаки. Они поскрипывали при каждом шаге. Но он не оглядывался.

Ящики со свежей треской вызвали всеобщий восторг, треску разделили между арендаторами и старыми покупателями. Бочки с соленой треской должны были опустить в погреб. Несколько ящиков трески предназначалось для вяления или слабого посола. Рыбаки рассказывали, сколько у них рыбы вялится на Лофотенах, и гордо похлопывали себя по карманам.

Постепенно у причала собралось множество лодок. Все, кто видел, как мимо прошли «Матушка Карен» и карбас, тут же поспешили в Рейнснес. Чтобы, как говорится, посмотреть, не завелись ли вши у рыбаков, вернувшихся с Лофотенов, и какой длины выросли у них бороды.

Торжественно отпраздновали возвращение. Мужчины рано разошлись на покой. В большом доме ночевал только штурман Антон. Остальные разъехались по домам или ушли ужинать к работникам.

У кандидата Ангелла было несколько свободных дней, и он уехал в Страндстедет. Служанки еще гремели на кухне посудой, а Вениамин ушел к себе в штурманской фуражке, которую ему привез Андерс. В этой фуражке он сидел даже за столом, но никто не сделал ему замечания по этому поводу.

Антон несколько раз зевнул и пожелал всем доброй ночи. Половицы на втором этаже заскрипели под его ногами.

Дина по обыкновению расположилась на кушетке, раскинув на спинке руки. Недокуренная сигара лежала в пепельнице. Глаза у Дины были прикрыты. Андерс кашлянул, потом спокойно сказал, что не прочь допить тот ром, который ему не удалось выпить перед Лофотенами.

Дина удивилась, но не подала виду и позвала из буфетной Tea.

Усталая Tea заглянула в дверь.

— Андерс хочет выпить рома, — сказала Дина.

Tea с удивлением посмотрела на бутылку, стоявшую рядом с Диной, но принесла рюмки и разлила ром.

— Можно мне пойти спать? — спросила она, сделав реверанс.

— Об этом ты спроси у Олине, — ответила Дина.

— Она уже спит.

— Тогда и ты можешь идти спать. Спасибо тебе. Сегодня был трудный день, — мягко сказала Дина.

Tea быстро подняла на нее глаза:

— Большое спасибо. — Tea наградила их беглой улыбкой, снова присела в реверансе и ушла.

— Смотри, какие уже светлые вечера, — весело сказал Андерс.

Дина промолчала.

Андерс невольно закашлялся. Потом заговорил о том, сколько они заработали на Лофотенах. Хотел тут же показать Дине счета, чтобы она их проверила.

— Цифрами мы займемся завтра, — сказала Дина. Потом она встала и подошла к столику, на котором стояла коробка с сигарами. Андерс хотел напомнить ей, что у нее уже лежит недокуренная сигара. Проходя мимо него, она ударила его по плечу. Совсем как в былые времена. Тогда ее не смущали даже посторонние. Так было до смерти русского.

Андерс слишком долго спал в холодной каюте и работал на морозе без рукавиц. Глаза его скользнули по Дининым щиколоткам — садясь, она не потрудилась поправить юбку. На ней были легкие туфли. Из-под юбки выглядывала стопа с высоким подъемом. Все это взволновало Андерса.

Он смотрел на Динины ноги и небольшими глотками пил ром. Потом понял, что надо что-то сказать, откинулся на спинку кресла и поглядел на Дину.

— Много гостей приезжало в Рейнснес, пока нас не было?

— Как обычно зимой, не больше. — Она ответила на его взгляд.

— А в остальном? Все в порядке?

— Как обычно.

Дина глубоко, с удовольствием затянулась новой сигарой.

— Ты так и не уехала?

— Нет.

— А почему?

— Поняла, что лучше подождать. По крайней мере до лета. Но я поеду с тобой в Берген.

Со стены за ними наблюдали часы. Маятник мешал Андерсу думать.

— Это из-за Вениамина… — сказала Дина.

— Я рад, что ты передумала!

Собственные слова удивили его. Неужели это произнес он?

— Мне не следовало говорить того, что я сказал тебе на шхуне, — проговорил он.

Она пожала плечами и выпустила дым, следя за ним широко открытыми глазами.

— А мне не следовало бить тебя! — Она не смотрела на него.

— Я, признаться, не ожидал… У тебя тяжелая рука! Он хотел улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Вениамин сказал мне, что ты обещал быть ему отцом?

Андерс медленно залился краской, но кивнул:

— Ему так хотелось.

— Ясно.

Маятник продолжал терзать Андерса.

Нервы у него были как старые пересохшие просмоленные нитки. Только бы они выдержали. Ему казалось, он висит на волоске. Он набрал полные легкие воздуха:

— Ты кое о чем спросила меня перед моим отъездом. Впрочем, может, теперь уже не стоит говорить об этом?

Дина подняла голову.

— Я там думал над этим… И решил, что приму твое предложение.

— Андерс?

Их разделяла курительная комната. Пушистый ковер, который матушка Карен привезла из Копенгагена, с узором из стеблей оливкового и бордового цвета. Андерс сидел возле столика с сигарами. Дина — на кушетке спиной к окну. Луны не было. Только чистое, синее небо.

— Да?

— Ты понимаешь, что говоришь? — прошептала она через минуту.

Он кивнул, прокашлялся. Но не шелохнулся.

— Ты понимаешь, что ты получишь?

— А уж это ты должна мне объяснить.

— Не знаю, смогу ли я дать тебе что-нибудь.

Она по-прежнему говорила шепотом, словно у обитых шелком стен были уши.

— Поживем — увидим, — сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней.

— Не похоже, чтобы ты очень обрадовался.

— Я еще не разобрался. Столько лет я даже думать не смел об этом…

— Ты считаешь, у нас получится?

— Все зависит от тебя…

Дина отложила сигару и подошла к Андерсу. Он обнял ее, положил ее голову себе на плечо и робко погладил по волосам.

— Я хорошо вымылся или от меня еще пахнет рыбой?

— От тебя пахнет Андерсом. — Она прижалась к нему.

— Откуда ты знаешь, как пахнет Андерс?

— Теперь знаю.

— Много же тебе понадобилось времени, чтобы это узнать.

— Сколько понадобилось, столько понадобилось. Ты все еще мой брат?

— Нет.

— Почему?

— Потому что это слишком много для одного человека.

Андерс сидел в курительной комнате в Рейнснесе. Он с детства мечтал, что когда-нибудь станет здесь хозяином. Курительный столик с подставкой для трубок и коробкой с сигарами. Горка со старинными голландскими рюмками. И вдруг он понял, что все это не имеет никакого значения. Выходит, счастье не в вещах?

Он чувствовал идущее от Дины тепло. Прижимался щекой к ее голове. Перед глазами у него проносились картины. Дина и Иаков. Дина и русский. Дина, отгородившаяся стеной музыки.

— Я должен задать тебе один вопрос, — сказал он.

— Задай.

— Ты покупаешь меня, Дина?

— Ты так считаешь?

— Нет, но люди будут считать именно так.

— Какие люди?

— Те, которые думают, что между нами уже давно что-то есть.

— И чем же я плачу в таком случае?

— Рейнснесом.

— А я сама? Что я приобретаю взамен? — Она высвободилась из его объятий и встала.

— Ты получаешь мужа, который возьмет на себя заботу о Рейнснесе и о твоем сыне.

— Андерс! Почему ты заговорил об этом именно сейчас?

Она стояла перед ним, стиснув руки. Он опустил голову и не смотрел на нее.

— Чтобы ты сказала мне все как есть.

Эти слова прокатились эхом по всем укромным уголкам.

В дыхании Дины слышались всхлипы, которые выдавали ее волнение.

— Ты думаешь, я у тебя в руках? — Дина проплыла обратно к кушетке.

— Нет. Но я уже не так молод, чтобы, не зная фарватера, в туман выходить в море на открытом карбасе. Поэтому мне нужно знать, как ты смотришь на наш брак. Мне ни к чему этот дом с его серебром, бархатом и плюшевой мебелью. Если у меня на карбасе есть парус и весла, мне больше ничего не требуется.