-Ну и вымахал же ты, парень! Думаю, нынче ты уже сможешь пойти с нами на Лофотены, — сказал Андерс.

Значит, ему не придется сразу после Рождества возвращаться в Тромсё!

Андерс видел и понимал многое, но помалкивал об этом. Он просто принял решение.

— Тебе надо развеяться, — сказал он. — Напишем в Тромсё знакомым людям, так что, когда ты вернешься туда, у тебя будет новое жилье. Это все мелочи, — прибавил он.

Вениамин плохо представлял себе лов на Лофотенах. Он слышал рассказы Андерса о свободе, о волнах, о мужском братстве и о рыбе. Об этом сказочном серебре, которое поднимали из черных морских глубин. Но Андерс забыл рассказать ему об адской боли обожженных морозом пальцев, простуде и вечно мокрых чулках. А изрезанные сетями руки! Они были точь-в-точь как руки библейских прокаженных, о которых ему рассказывала матушка Карен. Пока их лодка часами дрейфовала в море, Вениамин просто не чувствовал своих рук. И это как раз было неплохо. Но стоило ему попасть в теплое помещение, как начиналась пытка. Тогда уже не оставалось ничего, кроме его рук.

Рыбак из Вениамина получился никудышный, хотя он из кожи лез, чтобы всем угодить. Однако, несмотря на это, он то и дело попадал впросак, потому что опрокидывал и разбивал все, что попадалось ему на пути. Он без конца ронял что-нибудь за борт и, ослепленный горем, а также бьющей через край энергией, ничему не мог научиться.

Сперва рыбаки мрачно поглядывали на его книги и советовали поднять их на мачту, чтобы чайки тоже могли чему-нибудь научиться. Убедившись в его полной непригодности к делу, они стали бросать на него косые взгляды. Потом послышались обидные замечания.

Чтобы лишить эти слова их обидной силы, Вениамин громко повторял их вслух, и это пугало рыбаков.

Его долго не трогали. У Вениамина было неприятное чувство, что его просто жалеют. Да и уважение к Андерсу тоже не позволяло рыбакам проучить Вениамина.

Но однажды в субботу вечером грянул гром. Андерс уехал по делам в поселок, а рыбаки поставили на железную печку котел с ухой.

Пришел Вениамин и начал развешивать для просушки свою одежду, опасаясь, как бы не уронить в котел рукавицы. Беда пришла неожиданно. Он задел ручку котла, и тресковая уха вылилась на пол.

В ожидании ухи рыбаки успели пропустить по рюмочке. А кое-кто и не по одной. Их гнев и досада оказались искрой в сухом сене.

Двое схватили Вениамина за руки и кричали, что сейчас он языком вылижет пол. Третий придумал наказание похлеще:

— Лучше мы окунем этого ведьмина выродка в бочку с печенью! Так сказать, окрестим его!

Вениамина поволокли в другое помещение. Он закрыл глаза и, насколько мог, задержал дыхание. Наконец его вытащили из бочки, чтобы он не задохнулся.

Удовлетворенные своей работой, рыбаки осмотрели Вениамина. Он растерянно моргал, в волосах у него застряла ледяная печень. Он не смел шелохнуться, боясь, что любое движение навлечет на него новое наказание.

Жалкий вид Вениамина вызвал у рыбаков новый прилив злобы. Кто-то крикнул, что парня следует вымыть, пусть станет чистым, как скалы, на которых вялят рыбу.

— Да, да, да, — закивали остальные, точно женщины на молитвенном собрании..

Вениамина перевязали прочным канатом, оттащили на причал и бросили в воду. В феврале это было нешуточное наказание.

Вениамин приготовился к смерти еще тогда, когда его сунули головой в бочку с печенью. Теперь же он просто умер. Он задохнулся от ледяной воды, сомкнувшейся у него над головой. На какое-то время он перестал существовать. Потом открыл глаза в потустороннем мире и услышал поднимавшийся из глубины слабый звон колокольчиков. Он не только слышал звон, но и видел, как этот звон колышется. Это было непостижимо и очень красиво.

Пусть он умрет, но тот, кто слышал этот звон, уже никогда его не забудет.

Должно быть, в это время в заливе показалась лодка Андерса. Вениамин увидал ее в ту минуту, когда его вытащили на поверхность. Рыбаки в панике подняли Вениамина так быстро, что у него чуть не лопнули барабанные перепонки. И все-таки он узнал Андерса. Андерс поднялся и стоял в лодке, не выпуская из рук весел. Они висели, уходя лопастями в море, как ободранные птичьи крылья.

Голос Андерса был подобен грохоту горного обвала, он звучал сразу со всех сторон. Приближавшаяся с ним буря разорвала воздух в клочья и разбила вдребезги остатки дневного света.

Рыбаки испугались. Они вовсе не собирались еще раз погружать его в воду. Но никто не хотел быть пойманным на месте преступления, и они одновременно выпустили из рук канат. Тут уж Вениамин пошел прямо на дно. Однако его быстро подхватили под мышки и вытащили из воды.

В гнетущем молчании его положили на причал. Сперва Вениамин пребывал в каком-то оцепенении. Потом его вырвало, хотя он был уже мертвый. Рыбаки оказались перевернутыми вверх ногами, небо находилось на месте моря, и все это с бешеной скоростью вращалось вокруг него.

Значит, ему предстояло не только умереть, но и быть вывернутым наизнанку.

Его отнесли в помещение и раздели. Андерс коротко приказал подать горячей воды, шерстяное белье и овчинные одеяла.

Юнга, помогавший коку, скулил, что он не виноват. Он отошел в сторону и хотел выйти на улицу, но голос Андерса распорол воздух:

— Сегодня никто не пойдет на берег! Все останутся здесь! Думаю, мне придется кое об кого почесать кулаки!

Недовольный ропот пробежал среди рыбаков. Но все остались.

Вениамина завернули в теплые одеяла и уложили в постель. Андерс выбрал четверых рыбаков, которые участвовали в развлечении. Теперь он был совершенно спокоен. Он вызывал каждого по имени, точно пастор, который собирался привести их к святому причастию. Вениамин лежал с закрытыми глазами, но все слышал — его позор был напялен ему на голову, словно мешок. Значения первых звуков он не понял — ему было еще слишком плохо. В голове у него все смешалось, как булавки в жестяной банке. Потом ему почудилось, будто Олине взбивает мясной фарш в деревянной миске. Значит, Андерс сперва расчистил себе место среди табуреток, снастей и бочек, а уже после этого заработал кулаками.

Вениамин забыл о своих испытаниях и открыл глаза.

Первый рыбак принял удары с какой-то мечтательной покорностью. Между ним и Андерсом вклинились другие рыбаки. Тогда Андерс превратился в мощную ветряную мельницу. Его руки и ноги били без промаху. Вениамин и представить себе не мог, что Андерс способен на такое.

— Да он спятил! — проговорил кто-то, но, получив удар в глаз, без звука осел на ящики.

Андерс налетел на следующего. Конечно, они скрутили бы его. Если бы было за что. Но перед его праведным гневом они как будто утратили всю силу. И позволили ему избить себя.

Рыбак, который почти не принимал участия в крещении Вениамина в бочке с печенью, а теперь стоял на ящиках, крикнул, не выдержав:

— Остановись, Андерс! Остановись, ради Бога! Андерс прыгнул на него с диким воем. Рыбак был невысокий, но плотный и сильный. Кроме того, он был почти не пьяный. Вениамин испугался за Андерса. Но когда Андерс наконец поднялся и привел в относительный порядок свою одежду, рыбак с окровавленным лицом лежал на неструганых досках пола. Он медленно вытер лицо, глаза и выдавил из себя улыбку, чтобы не потерять остатки собственного достоинства.

— Успокойся, Андерс! — выдохнул он. — Мы поняли, что ты способен навести порядок в собственном доме! Мы все поняли! Парень не рыбак, это всем ясно. Но ему чертовски повезло с отчимом! Я вместе с тобой буду следить, чтобы с ним больше ничего не случилось. А теперь остынь!

Потом Андерс заставил всех по очереди подойти к койке Вениамина и пожать ему руку. Это было ужасно. Вениамин не мог вымолвить ни слова. Но он никогда не сказал Андерсу, что они назвали его ведьминым выродком. Он был убежден, что это стоило бы жизни тому, кто придумал такое прозвище.