— И это ещё не всё, — добавил Брендон. — С формальной точки зрения он, как сын нашего старшего брата, имеет больше прав на престол, чем мы с тобой.

— Чем дальше, тем хуже, — сказал я. — Харальд живёт вместе с Александом?

— Уже нет. Пять лет назад он покинул Землю Аврелия, видимо, что-то не поделил с отцом. А может, ему просто надоело жить в мире простых смертных, захотелось приобщиться к колдовской цивилизации. Как бы то ни было, он явился в Солнечный Град, к родне.

— И как его приняли?

— Весьма благосклонно. Амадис осыпал его милостями, лично провёл обряд посвящения Митре…

— Ого! — изумился я. — Сын Александра принял митраизм?

— Причём с полным отречением от христианства. Говорят, Харальд очень увлёкся своей новой религией, даже стал одним из лидеров радикальных митраистов.

— Этой секты фанатичных молодчиков?

— Теперь это не секта, а весьма влиятельная организация, — заметил Брендон. — Политическая партия с сильным религиозным уклоном. На словах радикалы декларируют лояльность к существующему режиму, но втайне противодействуют ему. Не решаясь объявить их всех скопом вне закона, королева Рахиль расправляется с ними поодиночке, преследуя самых неугодных ей. В прошлом году против Харальда было выдвинуто обвинение в государственной измене, но арестовать не успели — он вовремя смылся.

— Однако не примкнул к оппозиции?

— Нет, он вообще где-то пропал, и с тех пор о нём ничего не слышно. Полагают, что он возвратился к отцу.

— Когда я в последний раз разговаривала с Александром, — отозвалась наконец Юнона, — он утверждал, что это не так. По-моему, он был очень обеспокоен исчезновением Харальда.

— Или обеспокоен тем, — сделала предположение Бренда, — что замыслил его сын.

— В любом случае дело дрянь, — подытожил я. — Заявился новый родственничек с претензиями на престол.

Тут мои чувства забили тревогу, сигнализируя о том, что установленные Агнцем блокирующие чары внезапно исчезли и где-то поблизости открылся Туннель. Превозмогая усталость, я резко вскочил на ноги. Мир на мгновение померк в моих глазах и закачался со стороны в сторону, как палуба корабля в штормовую погоду. Передо мной повис Образ Источника, а издали, будто сквозь плотный слой ваты, донёсся голос Юноны:

— Успокойся, Артур, это наши. На всякий случай я вызвала родственников из Страны Сумерек.

— Слава богам… — пробормотал я, бухнулся наземь и наконец позволил себе отключиться.

У него были густые тёмные волосы, лохматые брови на широких массивных дугах и чёрная с проседью борода. Он был коренастый, среднего роста, гораздо ниже меня, но я всегда смотрел на него снизу вверх. Фигурально выражаясь, конечно.

В его больших карих глазах светилась мудрость тысячелетий. Его взгляд завораживал, гипнотизировал, казалось, проникал в самые глубины моего существа, разгадывал самые потаённые мысли. Он был почти ясновидец, ибо был мудр, и за свою долгую жизнь научился понимать людей лучше, чем они — сами себя. Я считал его добрым, и так оно было в действительности, потому что он не смог бы прожить столько веков, если бы не любил жизнь и людей, принимая их такими, какие они есть. Возможно, на определённом этапе своего существования он был циником, но впоследствии его характер стал настолько сложным, что первоначальный цинизм под давлением филантропии постепенно сменился глубоким и благожелательным знанием человеческой натуры, всех её сильных сторон, слабостей и недостатков.

Мой дед Янус, король Сумерек, старейшина Властелинов, навестил меня в моих покоях, что в Замке-на-Закате, когда я, проснувшись после двадцатичасового восстановительного сна, сидел в постели и жадно поглощал обильный завтрак. Компанию мне составляли Бренда и Пенелопа, которые попеременно дежурили возле меня, пока я находился без сознания, и тётя Помона, самая искусная в Сумерках врачевательница, с чьей помощью я так быстро оклемался.

При появлении деда девочки дружно вскочили на ноги. Из вежливости я тоже сделал соответствующее движение, хотя по-настоящему вставать не собирался. Как я и ожидал, Янус жестом велел мне оставаться в постели и продолжать завтрак, а сам расположился рядом с кроватью в мягком плюшевом кресле, освобождённом для него Пенелопой. Он неторопливо раскурил свою неизменную трубку из красного дерева и лишь затем спросил:

— Как самочувствие, Артур?

— Спасибо, дед, всё хорошо, — с излишней бравадой ответил я, стараясь улыбнуться как можно бодрее. — Я почти в полном порядке.

— Правда, нервишки у него ещё слабенькие, — заметила Помона, взглянув на меня своими бойкими чёрными глазами. — Но я интенсивно накачиваю его витаминами, так что скоро он будет в норме. А пока я решила оградить Артура от всевозможных посетителей.

Янус усмехнулся себе в бороду:

— Надеюсь, присутствующие не в счёт?

— Ну, разумеется.

— Тогда, детки, оставьте нас вдвоём. Я хочу поговорить с Артуром наедине.

— Только не сильно донимай его расспросами, отец, — предупредила Помона.

— Да, да, конечно.

Когда Бренда, Помона и Пенелопа вышли, дед уставился взглядом в открытое окно, за которым виднелось серое мглистое небо Ночного Предела Сумерек, и медленно проговорил:

— Я рад, что ты вернулся, Артур. Я уж не чаял увидеть тебя живым.

И тут я понял, что подсознательно боялся встречи с дедом, потому как знал, что отвечу на любой его вопрос — без малейшего нажима с его стороны, просто по привычке слепо доверять его суждениям, во всём полагаться на его опыт, знания и мудрость. Янус крайне редко проявлял властность, хотя он выглядел весьма внушительно, надевая на себя маску грозной непреклонности. Ему почти никогда не приходилось повторять свои распоряжения дважды или повышать голос, обычно он выражал свою волю в форме пожеланий — и все тотчас бросались исполнять их с большим рвением и энтузиазмом. В Сумерках (и не только в Сумерках) он был непререкаемым авторитетом, и остальные беспрекословно повиновались ему. Так повелось ещё с незапамятных времён; это казалось настолько естественным, что никому даже в голову не приходило задаваться вопросом, на чём же в действительности зиждется его безграничная власть над людьми. В Стране Вечных Сумерек не было официального наследника престола. Когда-то, в давние времена, этот титул существовал, но постепенно он утратил в глазах людей всякий вес, стал считаться архаизмом, а потом и вовсе канул в Лету. Янус пережил стольких своих наследников, что в конце концов все уверовали, что его правление будет длиться вечно.

Не дожидаясь, пока дед сам попросит меня, я начал рассказывать ему обо всём, что случилось со мной с момента моего исчезновения. Повесть моя не отличалась стройностью композиции, местами я очень спешил, перескакивая с одного на другое, местами вдавался в ненужные подробности, но дед слушал меня не перебивая. Прошедшие тысячелетия научили его терпеливо выслушивать людей, даже если подчас они несли откровенный вздор, пускались в пространные философские рассуждения, ударялись в длиннющие сентенции. Когда я делал паузу, чтобы перевести дыхание или поглотить очередную порцию завтрака, Янус не вставлял никаких замечаний, а молча ждал продолжения, пыхтел трубкой и всё так же смотрел в окно, лишь изредка обращая на меня свой острый, проницательный, будто читающий все мои мысли взгляд.

Он дал мне выговориться до конца и только тогда, после непродолжительного молчания, сказал:

— Я считаю правильным твоё решене не претендовать на корону Света. Но не потому, что ты обладаешь огромным могуществом. В конце концов, формальный титул не придаст тебе большей силы. Сейчас твоё место возле Источника. Тебе предстоят более важные дела, чем борьба за отцовский престол. Ты должен создать Дом, который будет стоять на страже стабильности и равновесия во Вселенной.

— Я рад, что вы разделяете моё мнение, — сказал я, и на душе мне полегчало. Поддержка деда развеяла мои последние сомнения насчёт целесообразности основания Дома в Срединных мирах.