После рождения Джорджи в день свадьбы Бетти Лу я, как обычно, провела некоторое время дома, но, как только почувствовала, что могу встать, оставила свой выводок на Бетти Лу и отправилась в город. Я хотела ехать на трамвае, но не удивилась, когда Нельсон вызвался довести меня на своем «рео». Я согласилась и закуталась поплотнее — «рео» чересчур хорошо вентилировался. Его прабабушкой, должно быть, была открытая двуколка.

Я вознамерилась снять деньги со своего счета. Перевела я их в Миссурийский сберегательный банк в 1899 году, когда мы поженились и переехали в Канзас-Сити, из Первого государственного банка города Батлера (в славном городе Фивы банков не было). Отец помог мне открыть там счет, когда мы вернулись из Чикаго. Ко времени замужества у меня скопилось больше сотни долларов.

Сноска: если у меня было больше сотни долларов на счету, почему же я тогда подавала своей семье на ужин жареный маис? А потому, что я еще не сошла с ума. На американском Среднем Западе в 1906 году самым верным способом для жены духовно кастрировать своего мужа было дать ему понять, что он не способен прокормить семью. Я не нуждалась в докторе Фрейде, чтобы это узнать. Мужики живы гордостью. Убей эту гордость, и они больше не смогут содержать жену и детей. Должно было пройти еще несколько лет, прежде чем мы с Брайаном научились держаться друг с другом вполне легко и откровенно. Брайан знал, что у меня есть счет, но никогда не спрашивал, сколько у меня там денег, а я готовила жареный маис или делала нечто подобное, когда приходила нужда, и даже не думала покупать деликатесы на свои деньги. Сбережения — это на черный день. Мы оба это знали. Если Брайан вдруг заболеет, если ему придется лечь в больницу — вот тогда я и буду тратить свои накопления. Излишне было говорить об этом. Пока что нашим кормильцем был Брайан; я не вмешивалась в его обязанности, он не вмешивался в мои.

А как же выплаты Фонда, спросите вы? Разве они не ранили его гордости? Возможно, что и ранили. Позволим себе заглянуть в будущее: в конечном счете каждый цент, который мы получили, «выбивая чеки», достался нашим же детям при их вступлении в брак. Брайан не говорил мне, что таковы его намерения — в 1907 году говорить об этом было бы глупо.

К началу 1907 года сумма моих сбережений превысила триста долларов благодаря пятакам, пенни и строжайшей экономии. Теперь, когда я работала дома и не могла больше посещать занятия в центре, мне пришла идея перевести свой вклад в маленький банк по соседству, рядом с Южным почтамтом. Кто-то из нас четверых каждый день ходил вынимать почту из ящика и мог вносить в банк мои сбережения. А если бы понадобилось взять деньги, на почту пошла бы я.

Нельсон поставил машину на Гранд-авеню, и мы прошлись до Уолнат 920. Я показала свою книжку кассиру — ждать мне не пришлось, в банке было немного посетителей — и сказала, что хочу закрыть счет.

Кассир направил меня за перегородку к старшему клерку — некоему мистеру Смейтрайну. Нельсон опустил газету, которую просматривал, и встал.

— Какие-то сложность?

— Не знаю. Кажется, они не хотят отдавать мне мои деньги. Пойдешь со мной?

— Ну конечно.

Мистер Смейтрайн вежливо поздоровался со мной, но поднял брови при виде Нельсона. Я представила их друг другу.

— Это мистер Нельсон Джонсон, мистер Смейтрайн. Компаньон моего мужа.

— Здравствуйте, мистер Джонсон. Садитесь, пожалуйста. Миссис Смит, мистер Уимпл сказал мне, что вы хотели меня видеть.

— Пожалуй. Я хотела закрыть свой счет, и он направил меня к вам.

Мистер Смейтрайн обнажил в улыбке фальшивые зубы.

— Нам всегда жаль терять старых друзей, миссис Смит. Вы недовольны нашим обслуживанием?

— Вовсе нет, сэр. Просто я хочу открыть счет в банке поближе к дому. Не слишком удобно все время ездить в центр, особенно в такую холодную погоду.

Он взял мою книжку, посмотрел адрес на обложке и сумму счета.

— Могу ли я спросить, куда вы желаете перевести свой счет, миссис Смит?

Я уже собралась ответить, но перехватила взгляд Нельсона. Он не то чтобы покачал головой — но я знала его жесты с давних пор.

— А почему вы спрашиваете, сэр?

— В обязанности банкира входит защита его клиентов. Если вы желаете перевести счет — прекрасно! Но я хочу убедиться, что тот банк столь же надежен…

Во мне пробудились звериные инстинкты.

— Мистер Смейтрайн, я подробно обсудила все это со своим мужем (я этого не делала), и больше ничей совет мне не нужен.

Он сложил вместе кончики пальцев.

— Очень хорошо. Но, как вам известно, банк при закрытии сберегательного счета имеет право на трехнедельную отсрочку.

— Мистер Смейтрайн, я разговаривала именно с вами, когда открывала здесь счет. И вы сказали мне, что это правило — всего лишь формальность, предусмотренная положением о государственных банках, и лично заверили меня, что, как только мне понадобятся деньги, я их получу.

— Разумеется, получите. Превратим три недели в три дня. Возвращайтесь домой, напишите нам заявление и через три рабочих дня можете закрывать счет.

Нельсон встал и оперся руками о стол мистера Смейтрайна.

— Минутку, — громко возгласил он, — говорили вы миссис Смит или нет, что она может получить свои деньги сразу же?

— Сядьте, мистер Джонсон. И не повышайте голоса. В конце концов, вы не наш клиент и не имеете права здесь находиться.

Нельсон не сел, но голос понизил.

— Ответьте только — да или нет.

— Я прикажу вас вывести.

— Попробуйте. Только попробуйте. Мой компаньон, мистер Смит, муж этой леди, попросил меня пойти с миссис Смит (ничего подобного), поскольку слышал, что ваш банк несколько менее вежливо обращается…

— Клевета! Подсудная клевета!

— …обращается с леди, чем с бизнесменами. Итак, намерены вы исполнить свое обещание прямо сейчас? Или будете ждать три дня?

Мистер Смейтрайн перестал улыбаться.

— Уимпл! Выпишите чек по счету миссис Смит.

Мы подождали, пока кассир выполнял распоряжение. Мистер Смейтрайн подписал чек и подал мне.

— Проверьте, пожалуйста, по своей книжке, правильно ли.

Я подтвердила, что сумма верна.

— Очень хорошо. Возьмите этот чек и положите в свой новый банк. Деньги получите там, как только сумма очистится — скажем, дней через десять, — он снова улыбнулся, но без всякого тепла.

— Вы сказали, что я могу получить деньги сейчас.

— Вы их получили. Вот ваш чек.

Я повертела чек, расписалась на нем и вернула мистеру Смейтрайну.

— Я беру их сейчас.

Он перестал улыбаться.

— Уимпл! — и они начали отсчитывать банкноты.

— Нет, — сказала я. — Наличными. А не бумажками, которые напечатал какой-то другой банк.

— На вас не угодишь, мадам. Это законное платежное средство.

— Но я-то каждый раз вносила вам настоящие деньги. Не банкноты.

Да, настоящие — пятаки, десятицентовики и четвертаки, иногда пенни. Временами серебряный доллар.

— И хочу, чтобы вы мне тоже выплатили настоящие деньги. Можете вы это сделать или нет?

— Разумеется, — надменно произнес мистер Смейтрайн. — Но…э-э… двадцать пять фунтов серебром покажутся вам несколько обременительной ношей. Потому-то при большинстве сделок используются банковские билеты.

— А золотом вы не можете заплатить? Разве в таком большом банке, как у вас, нет золота в сейфах? Пятнадцать двадцатидолларовых монет нести будет намного легче, чем три сотни серебряных, — я заговорила чуть погромче. — Так можете вы заплатить мне золотом? Если нет, то где можно обменять эти бумажки на золото?

И они выдали мне мой вклад золотом, а мелочь серебром.

Когда мы ехали домой, Нельсон спросил:

— А в какой банк ты их хочешь положить? На Труст-авеню или в Юго-Восточный?

— Нелли, я хочу отвезти их домой и отдать Брайану.

— Чего? Я хотел сказать — да, мэм.

— Дорогой, мне почему-то вспомнился 1893 год. Что ты о нем помнишь?

— Сейчас. Мне было девять лет, и я только что начал замечать, что девчонки — не такие, как мы. Ага, еще вы с дядей Айрой ездили на Чикагскую выставку. Когда вы вернулись, я заметил, что от тебя хорошо пахнет. Но потребовалось еще пять лет, чтобы ты заметила меня, и то для этого пришлось подложить под тебя пирожное.