Орбита его имеет еще одну хитрость: он вращается вокруг полюсов Луны (ладно, извините — это всем известно), но и эта орбита, чуть эллиптическая, полностью открыта Солнцу, то есть всегда обращена к нему своей плоскостью, а внутри ее вращается Луна. Точь-в-точь как маятник Фуко или орбиты спутников-шпионов.

Или, если другими словами, «Золотое правило» просто следует за линией терминатора на Луне, границей дня и ночи, а поскольку вращается оно бесконечно, то никогда не оказывается в тени. (Ну ладно, если уж вы намерены «вылавливать блох» в моих словах, согласен — на спутник падает тень во время лунных затмений. Но только тогда.)

Такое взаиморасположение метастабильно и потому не фиксировано жестко. На него влияет все, даже притяжение Сатурна и Юпитера. Но у нас есть некий маленький компьютер, который только и следит за тем, чтобы плоскость орбиты поселения всегда была направлена на Солнце — и тем самым обеспечивает «Ферме старого Мак-Дональда» обильные урожаи. Энергии его работа почти не требует: крошечные отклонения орбиты компенсируются такими же слабенькими импульсами.

Надеюсь, вы все это не читали. Баллистика интересна лишь тем, кто ею пользуется.

Мистер Кондо был невысок ростом, предков имел явно японского происхождения и весь состоял из мускулов, гладких, как у ягуара. Да и двигался он словно ягуар. Даже без комментариев дока Шульца я бы понял, что не очень бы хотел встретить Тигра Кондо в темном переулке. За исключением того случая, если он там окажется, чтобы защитить меня!

Дверь его заведения открылась полностью лишь после того, как я предъявил карточку Шульца. Но уж открыв ее, он приветствовал нас со всем положенным радушием.

Небольшой зальчик был заполнен лишь наполовину, преимущественно мужчинами, а женщины, сопровождавшие немногих из них, по моим понятиям, отнюдь не были их супругами. Но не были и шлюхами. Мне показалось, что они — равноправные партнеры своих спутников.

Окинув нашу компанию оценивающим взглядом, хозяин решил разместить нас не в основном помещении с завсегдатаями, а в боковой комнатке размером с будку, где мы втроем смогли бы все же усесться и даже втиснуть багаж. Затем он осведомился, что бы мы желали заказать. Я спросил, можно ли здесь пообедать.

— И да и нет, — последовал ответ. — Можем подать «суши», а моя старшая дочь приготовит «сикияки». Есть еще гамбургеры и сосиски. Пицца — только замороженная, надо разогреть. Сами мы ее не очень рекомендуем. У нас ведь, в основном, бар. Пищу мы можем подать, но не требуем от гостей, чтобы они, кроме выпивки, заказывали и съестное. Более того — вы можете всю ночь играть в карты, шахматы или «го» и вовсе ничего не заказывать!

Гвен положила ладонь на мой локоть.

— Можно мне вставить слово?

— Давай!

Она сказала хозяину несколько фраз на совершенно непонятном мне языке, но его лицо мгновенно просветлело. Он поклонился и вышел.

Я спросил:

— Ну?

— Я осведомилась, не может ли он подать то, что я у них ела прежде. Я не назвала какое-либо определенное блюдо, просто передала просьбу «маме-сан», чтобы она приготовила на свой лад. Заодно он понял, что хотя я здесь и бывала, но не хочу это афишировать, поскольку меня тогда сопровождал другой мужчина. Хозяин же сообщил мне, что наше обожаемое деревце — превосходнейший образец скалистого клена, какого ему не доводилось встречать даже в родной Японии… я попросила побрызгать его водой перед самым нашим уходом. Он пообещал…

— Ты не сказала ему, что мы женаты?

— Это не обязательно. Те выражения, которые я использовала, позволяют и такое истолкование.

Мне хотелось узнать, когда и где она выучила японский язык, но я промолчал: Гвен сама скажет мне все, что найдет нужным. (Сколько браков рушится из-за похожего на зуд стремления супругов «узнать все»?)

Как ветеран-сочинитель «подлинных любовных историй», могу заверить: интерес к добрачным похождениям супругов (а пуще того внебрачным!) — непременная основа семейных трагедий.

Вместо этого я обратился к Биллу:

— Парень, это твой последний шанс. Если хочешь оставаться на спутнике, то можешь уйти хоть сейчас, но, конечно, не раньше, чем пообедаешь. После обеда мы сразу же летим на Луну, можешь лететь с нами или остаться здесь.

Билл перепугался.

— А она тоже сказала, что я могу выбирать?

Гвен сразу же откликнулась:

— Конечно, можешь! Но если захочешь поехать с нами, я потребую, чтобы ты всегда вел себя как цивилизованный человек. А не захочешь, так можешь остаться, и вернуться на свою помойку, и доложить Фингерсу, что завалил порученную тебе работенку!

— Я не завалил! Это он!

Очевидно, он имел в виду меня. Я констатировал:

— Ну что же, Гвен! Он на меня в обиде. А мне он тем более не нужен, с ним же хлопот не оберешься. Не исключено, что он когда-нибудь подсыплет яду в мой ужин…

— О, Билл не способен на такое. Правда, Билл?

— Так уж и не способен? А ты помнишь, как быстро он выхватил оружие? Как я могу верить в невинность его намерений?

— Ричард, прошу тебя! Нельзя же ожидать, что он исправится так уж сразу.

Эта идиотская дискуссия была прервана появлением мистера Кондо, который стал сервировать стол, не забыв и подставку-зажим для нашего деревца. Одной десятой земного притяжения было достаточно, чтобы удержать еду на тарелках и кое-как удержаться на ногах, но не более того. Стулья были привинчены к полу, на них имелись пристежные ремни, которые можно было использовать по собственному желанию. Они могли оказаться полезными, например, если бы пришлось резать жесткий бифштекс.

Бокалы и чашки оказались закрытыми плотными крышками, а пить из них следовало через узкие носики. Последнее, возможно, наиболее полезное приспособление: ведь, подняв крышку с чашки горячего кофе, вы вполне могли обжечься, поскольку, несмотря на ничтожный вес, кофе, в силу инерции, мог вылиться на вас.

Мистер Кондо, раскладывая приборы, тихо проговорил мне:

— Сенатор, не участвовали ли вы в парашютных состязаниях в Солюс Лейкус?

Я воскликнул:

— Конечно, дружище! Вы тоже там были?

Он поклонился:

— Имел такую честь.

— А с чьим снаряжением?

— «Сокрушитель», Оаху.

— О, «Сокрушитель»! — почтительно откликнулся я. — Самый декоративный парашют в истории. Вы можете этим гордиться, старина!

— От имени своих коллег я благодарю вас, сэр! А вы?

— Я прыгал вместе с «Ликвидаторами Кэмпбелла».

Мистер Кондо присвистнул.

— Вот как! Вы, конечно, тоже можете гордиться!

Он вновь согнулся в поклоне и быстро вышел на кухню.

Я хмуро уставился на свою тарелку. Ясно — Кондо узнал меня! Но раз так сложилось и я отрекся от своих товарищей, то нечего щупать свой пульс и себя казнить. Просто надо выплеснуть себя на помойку!

— Ричард!

— Что?.. Ах да, слушаю, дорогая!

— Ты простишь, если я выйду ненадолго?

— Конечно! А ты нормально себя чувствуешь?

— Вполне, благодарю. Но мне следует кое о чем позаботиться.

Она встала и направилась к коридорчику, ведущему и в туалет, и к выходу, такой летящей походкой, которая больше смахивала на танец. При одной десятой притяжения нормально передвигаться можно, лишь используя магнитные подошвы и другие такие же приспособления. Либо иметь долгую практику: не прибегал же ни к каким захватам мистер Кондо: он просто скользил как кошка.

— Сенатор…

— Да, Билл?

— Она, что, свихнулась на мне?

— Не думаю.

Мне захотелось добавить, что я вряд ли буду сильно разочарован, если он упрется и не захочет лететь. Но тут же меня словно ударило: побуждать Билла остаться — все равно что выбрасывать ребенка. У него же не было никакой защиты!

— Нет, Билл, она просто хочет поставить тебя на ноги и сделать таким, чтобы тебя никто не смог порицать. Или за что-нибудь извинять.

Изрекши эту порцию махровой банальности, я вернулся в угрюмое состояние. Я сам себе приносил извинения. Нет, не вслух, а молча, в уме. Послушай, приятель, ведь то, что ты сотворил, и то, чем ты стал, — на все сто процентов результат твоей собственной вины. Целиком.