— Что?

— А то, что там и выбирать нечего. Ни в ком из нас…

— Как это нечего?

— Правда… Хотя, может, и не вся. Можно было исключить сенную лихорадку Марты — но это, пожалуй, и все. А о том, чтобы создать ребенка, способного на равных соревноваться со всеми генетически запланированными детьми, и речи быть не могло. Не было материала. Они составили идеальную карту всего лучшего, что могло быть скомбинировано из наших с Мартой генов, — и все же ничего хорошего у них не получилось. По общей шкале оценки сумма получилась лишь на четыре с хвостиком процента выше, чем у нас с женой. «Больше того, — сказал он нам, — вам и на это не приходится рассчитывать. Мы можем перебирать ваши зародышевые клетки на протяжении всего периода вашей половой зрелости — и ни разу не наткнуться на те две гаметы, которые могут быть увязаны в этой комбинации». «А как насчет мутаций?» — спросил я его. Он только плечами пожал. «Прежде всего, — говорит, — чертовски трудно зафиксировать мутацию в генетической структуре самой гаметы. Обычно приходится выжидать, пока новая характеристика не проявит себя в зрелой зиготе, и уже потом устанавливать изменения в структуре гена. А вам нужно не меньше тридцати мутаций сразу, чтобы получить ребенка, какого вы хотите. Это математически невозможно».

— И в результате вы отказались от мысли иметь запланированных детей?

— Мы вообще отказались от мысли иметь детей. Точка. Марта, правда, предложила стать приемной матерью любому ребенку, которого я смогу добыть, но я сказал — нет. Если это не для нас — значит, не для нас.

— Хм-м… Боюсь, что так. Если вы с женой оба дикорожденные, зачем вам держать этот бар? Дивиденды граждан плюс два пособия дикорожденных — вполне приличный доход. А вы не похожи на человека с экстравагантными вкусами.

— У меня их и нет. Сказать по правде, после того разочарования мы попробовали так жить. Но не вышло. Тоска одолела. Раздражительность. Однажды Марта пришла ко мне и говорит: «Как хочешь, Герберт, а я собираюсь опять открыть свою парикмахерскую». И я с ней согласился. Вот так все и вышло.

— Вот оно, значит, как все вышло, — кивнул Гамильтон. — В странном мире мы живем… Давайте-ка еще по одной.

Герберт продолжал протирать стойку.

— Мистер, — наконец сказал он, — я не могу налить вам еще, пока вы не сдадите мне под расписку оружие и не позволите одолжить вам повязку.

— Вот как? Ну ладно, если так — значит, мне хватит. Спокойной ночи.

— Пока.

Глава II

«Богач, бедняк,

нищий, вор…»

Телефон начал жалобно всхлипывать, едва Гамильтон вошел в дом.

— Фиг тебе, — сказал Феликс, — лично я собираюсь поспать.

Первые два слова были кодом, заложенным в аппарат, и тот горестно смолк на середине зова.

В качестве превентивной меры Гамильтон проглотил восемьсот единиц тиамина, поставил кровать на пять часов непрерывного сна, швырнул одежду куда-то в сторону робота-лакея и вытянулся на простынях. Под оболочкой матраса стала медленно подниматься вода, пока Феликс не всплыл — сухой, в тепле и уюте. Когда дыхание его успокоилось, колыбельная мало-помалу стихла. А как только работа сердца и легких с уверенностью засвидетельствовала глубокий сон, музыка умолкла совсем, выключившись без малейшего щелчка.

«Тут вот что, — говорил ему Монро-Альфа, — у нас избыток генов. В следующем квартале каждый гражданин получит по девяносто шесть хромосом…» «Но мне это не нравится», — запротестовал Гамильтон. Монро-Альфа радостно улыбнулся. «Должно понравиться, — заявил он. — Цифры не-лгут. Все получится сбалансированно. Я вам покажу». Он шагнул к своему главному интегратору и включил. Зазвучала и стала нарастать музыка. «Слышите? — спросил Монро-Альфа. — Это доказывает». Музыка стала еще громче. И еще.

Гамильтон почувствовал, что вода ушла, не оставив между ним и губчатой подстилкой ничего, кроме простыни да водонепроницаемой оболочки. Протянув руку, он убавил звук будильника, и тогда до него дошел настойчивый голос телефона:

— Лучше обратите внимание, босс! У меня неприятности. Лучше обратите внимание, босс! У меня неприятности. Лучше обратите внимание, босс! У меня неприятности…

— У меня тоже. Полчаса!

Аппарат послушно затих. Нажав кнопку завтрака, Гамильтон прошел в душ и, бросив по дороге взгляд на циферблат, решил воздержаться от длительной процедуры. К тому же он проголодался. Так что четырех минут хватит.

Теплая мыльная эмульсия покрыла его тело, потом была сдута потоком воздуха, который на исходе первой минуты сменился игольчатым душем той же температуры. Потом колючие струйки стали прохладнее, а затем хлынул сплошной мягкий поток, оставивший после себя ощущение свежести и прохлады. Комбинация эта была собственным изобретением Гамильтона, и ему было все равно, как посмотрели бы физиотерапевты.

Поток воздуха быстро высушил кожу, оставив минуту для массажа. Гамильтон поворачивался и потягивался под настойчивым нажимом тысячи механических пальцев, пока не решил, что вставать все-таки стоило. На секунду он прижал лицо к капиллотому, после чего душевая обрызгала его духами и на прощанье легонько припудрила. Гамильтон вновь почувствовал себя человеком.

Он выпил большой стакан сока сладкого лимона и, прежде чем включить обзор новостей, всерьез потрудился над кофе.

В обозрении не было ничего, на что стоило бы обратить внимание. «Отсутствие новостей, — подумал он, — делает страну счастливой, но завтрак — скучным». Дюжина сжатых видеосюжетов промелькнула перед Гамильтоном, прежде чем он переключил один из них на подробную версию. Не то чтобы там содержалось что-то важное — просто это касалось его лично.

— Игровая площадка Дианы[18] открыта для публики! — провозгласил диктор, и вид ущербной Луны на экране сменился контрастным пейзажем лунных гор; глубоко под ними взгляду открылось сияющее зрелище рукотворного рая. Гамильтон нажал на клавишу «расскажи больше».

— Лейбург, Луна. Игровая площадка Дианы, давно уже рекламируемая ее агентами, как высшее достижение индустрии развлечений, не имеющее равных ни на Земле, ни за ее пределами, ровно в двенадцать тридцать две по земному основному была оккупирована первой партией туристов. Мои старые глаза повидали немало городов удовольствий, но и я был поражен! Биографы рассказывают, что и сам Лей[19] не чурался веселых мест — оказавшись здесь, одним глазком смотрю на его могилу: а вдруг он появится?

Гамильтон вполуха слушал болтовню диктора, вполглаза поглядывал на экран, сосредоточив основное внимание на полукилограммовом кровавом бифштексе.

— …Ошеломляюще прекрасные, сверхъестественно чувственные танцы при малой силе тяжести. Залы для игр переполнены — вероятно, придется администрации открывать дополнительные помещения. Особенно популярны игровые автоматы, предложенные «Леди Лак, Инкорпорейтед», — они называются «Азарт Гамильтона». В действительности…

Видеооператору все-таки не удалось создать ощущения ликующих толп — Гамильтон почти физически ощущал старания, с которыми тот искал точки, откуда можно было снимать нужные кадры.

— …Билеты на круговую экскурсию, позволяющую посетить каждый из аттракционов, и трое суток в отеле — при нормальной земной силе тяжести, поскольку каждая комната центрифугируется.

Гамильтон выключил новости и повернулся к телефону:

— Связь один-один-один-ноль.

— Специальная служба, — ответило ему сухое контральто.

— Луну, пожалуйста.

— Конечно. С кем вы желаете говорить, мистер… э… Гамильтон?

— Да, Гамильтон. Я хотел бы поговорить с Блюменталем Питером. Попробуйте вызвать кабинет управляющего игровыми площадками Дианы.

Через несколько секунд на экране возникло изображение.

— Блюменталь слушает. Это вы, Феликс? На этом конце изображение паршивое. Сплошные полосы от помех.

— Да, это я. Я звоню, чтобы спросить об играх, Пит… В чем дело? Вы меня слышите?

вернуться

18

Диана, римская богиня Луны, охоты и диких животных. Несмотря на девственность, помогает женщинами в зачатии и деторождении.

вернуться

19

Вилли Лей (1906–1969), исследователь, писатель и популяризатор науки, один из наиболее последовательных ранних сторонников идеи пилотируемых космических полетов. Получил образование в Берлинском и Кенигсбергском университетах со специализациями в нескольких областях — астрономии, физике, зоологии и палеонтологии. В 1927 г. стал одним из основателей Германского ракетного общества, участвовал в проектировании, постройке и испытаниях первых немецких ракет с двигателями на жидком топливе, а также выпустил научно-популярные книги «Космическое путешествие» и «О возможности межпланетных путешествий». После прихода к власти нацистов эмигрировал в США. Вилли Лей начал писать научно-популярные статьи для фантастических журналов, под псевдонимом «Роберт Вилли» написал неcколько фантастических рассказов, а с сентября 1952 г. числился научным редактором журнала Galaxy Science Fiction, в котором вел ежемесячную колонку, посвященную новостям науки и техники. Вилли Лей скончался 24 мая 1969 г., менее месяца не дожив до первой высадки человека на Луну, — события, о котором он мечтал всю жизнь. Один из лунных кратеров, расположенных на обратной стороне Луны, назван в его честь Кратером Лея.