Повисло тяжкое молчание, в котором слышалось только свирепое сопение Динихтиса.

— Так вы сейчас пойдете к Сперанскому? А мы вас подождем, так? — Ревмира искала все же положительных решений.

— И к Сперанскому пойду, и сразу вас к Покойнику отведу. Обо всем договоримся — и о базе тут, в деревне, и про поездку.

— Пошли?

Покойники жили в двух домах от Динихтиса и получили свою кличку за особенности характера главы семьи. Такой он был спокойный, тихий, что как-то и не всегда понятно — жив еще или уже помер. Его жена как раз производила какое угодно впечатление, но только вовсе не покойницы. Но что поделать? Нет на свете справедливости! Кличка оказалась общей, семейной, как фамилия, и отцепиться от нее вскоре не стало никакой возможности.

Покойник посмотрел пустыми глазами и мгновенно испарился куда-то.

Вот Рита…

Опять екнуло сердце у Стекляшкиной при виде этой плотной, крепко сбитой фигуры, отчаянных серых глаз и милого круглого лица. Что они, сговорились, в этой проклятой деревне?!

Впрочем, Рита мгновенно пригвоздила взглядом к месту Хипоню, заблеявшего комплимент, усадила мужчин пить чай, а Ревмиру увела смотреть кровати и постельное белье… Ну, и посплетничать! — сладко догадалась Ревмира. И правильно догадалась.

В обществе, где число взрослых женщин не превышает и сотни, сплетничать не очень просто, и каждый свежий человечек — на вес золота. Ревмира, как уже было сказано, тупостью не отличалась, и через полчаса они с Ритой стали уже лучшими подругами. Рита узнала про то, что Ревмира очень любит ловить рыбу, что Хипоня — лучший друг мужа, и что он положил глаз на Ревмиру, а она не знает, что и делать. Что Стекляшкин — старый импотент, и что она, Ревмира, думала его увезти в горы, на стократ расписанные ей Красные скалы, и там немного расшевелить… и она не виновата, что за ними увязался и Хипоня.

В общем, много, очень много личных и семейных тайн узнала в этот вечер Рита, жена Покойника, и на все эти тайны она щедро отозвалась всей душой. Ревмиру посвятили в тайны настоя трав, от которого «даже мой импотент на кошку готов запрыгнуть»; в тайны медовой диеты и в способы париться с травками, чтобы мужик вдохнул и от запаха вконец обезумел. Рита горячо одобряла идею увести мужа подальше от всего остального человечества, а Хипоню обещала напоить хитрым снадобьем, от которого во-первых — «нестоячка», а во-вторых — «и не охота ничего».

Ревмира с удовольствием послушала про травки и диеты, а с особенным удовольствием отлила в пузырек остро пахнущего снадобья — верного способа для «нестоячки».

А еще Риту приводила в восторг мысль, что всю рассказанную ею чушь будут перетолковывать и перебалтывать по сто раз на дню, во множество истосковавшихся по свежей жвачке ртов, изболтают до полной неузнаваемости и все-таки никто и никогда даже близко не подойдет к причинам их появления в этих непростых местах.

И уж конечно, Ревмира особенно старалась вызнать как можно больше про Динихтиса, про его молодую жену. Что-то подсказывало ей, что знать это ей будет все-таки полезно.

Дамы пошли топить баню, и для себя, и для мужчин. Пока топили, трудно стало отыскать личной и семейной тайны в судьбе человека, заинтересовавшего Ревмиру.

Вообще-то, был Динихтис по профессии геолог и работал всю жизнь в партии, искавшей рудные месторождения. А кроме того, он очень любил пещеры и охотно лазил в них. Сперва из интереса к этим мрачным, неведомо кем населенным провалам в земле. Потом для того, чтобы найти месторождения драгоценных и полудрагоценных камней.

В непрочные годы, в 1990, в 1991, когда разваливалась и агонизировала советская геология, Динихтис стал готов строить Город Солнца в одной отдельно взятой Малой Речке. Тайги было много, а в тайге водились разные звери, и вкусные, и пушные. На стенах пещер сверкали камни-самоцветы, а в горных ручьях, если хорошо знать где, вполне можно было взять и золото. А что в ближайшие годы появится и встанет во весь рост проблема транспорта, что Малая Речка от Карска находится на таком же расстоянии, как и Москва от Петербурга, — об этом в 1990, в 1991 годах догадывался очень мало кто.

Перестройка делала все, что и должна была сделать по замыслам ее организаторов. Город Солнца накрывался… медным тазом. Малая Речка все больше переходила на натуральное хозяйство.

Когда-то Динихтис хотел быть известным геологом. Хотел сделать что-то, что заставит заговорить о нем. Хотел защититься, бряцать учеными степенями.

В российских реалиях девяностых он становился только лишь бывшим геологом, кормившимся от таежных находок и ювелирного дела, со все усиливавшимся идефиксом в виде хозяйства. Вот и все, что давала ему жизнь, в юности манившая столь многим… Дом в деревне, мычание коровы, всходы картошки, рассада капусты и помидоров, а в самом поднебесье, на профессиональной вершине — простенькие ювелирные вещицы, колечки и сережки для карских дамочек не из бедных.

Стоит ли удивляться, что все это… ну скажем так — стоит ли удивляться, что все это не радовало Динихтиса? Ну… огорчало его это… раздражало. И уж конечно, не казалось справедливым.

И раздражало, даже очень сильно, что жена, чтоб ей лопнуть, как раз вовсю реализовывала то, от чего оказался напрочь оторван Динихтис. Юлия Сергеевна работала в школе и написала несколько собственных программ, и часть из них даже опубликовала в научных сборниках. Она спуталась с крупным ученым, старым охальником Михалычем, известным далеко за пределами Карска, и ездила к нему в экспедиции.

В экспедициях Юлия Сергеевна работала по программам другого карского ученого, Вламилевского, и даже собирала материал, чтобы пойти к нему в аспирантуру.

Динихтис орал на жену, требовал не шататься по экспедициям, не тратить время на всякие глупости, а заниматься хозяйством.

— Я тут без тебя помидоры буду высаживать, да?! — визжал Динихтис, швыряя об пол кастрюли, миски и ложки. — Я тут без тебя буду корячиться, картошку копать?!

Жена уезжала, высадив помидоры и даже первый раз прополов, и возвращалась задолго до того, как надо было копать картошку. Но как раз в это время Динихтис уходил в горы, а возвращался в пустой дом, а хотел вернуться туда, где ему варят борщи и каши. Ну, и не только в кашах дело…

— Я тут онанизмом заниматься должен, да?! — орал и визжал, плевался, разбрызгивая слюну, Сергей Динихтис. — И вообще, ты с кем там путаешься, а?!

Приписать жене Вламилевского Динихтису не хватало совести, потому что Вламилевскому пошел уже восьмой десяток. Приписать ей Михалыча тоже было непросто, потому что в экспедиции Михалыч ездил с женой, красавицей на 13 лет его младше.

Для истязания жены годились, конечно, и Хрипотков, и Хлынов, и другие обормоты, строившие, строившие, да так и недостроившие свой Город Солнца в Малой Речке. Но как бы не выясняли отношения Динихтисы, какие бы вопли не оглашали деревню из их дома, супруги прекрасно знали — все это несерьезно. Не стала бы спать Юлия Сергеевна с неудачниками, — для этого она себя достаточно уважала.

И Динихтис считал все более насущным — найти, наконец, настоящего любовника жены. Того, что ему гадит, сманивая ее из семьи и вселяя всякие дурацкие, ненужные его жене надежды. А главное — добиться, чтобы она не смела осуществлять то, что сам он не смог осуществить, и свела бы всю оставшуюся жизнь к пищевому и сексуальному ублаготворению Динихтиса.

Совсем плохо стало, когда подрос маленький Васюша. Юлия Сергеевна полагала, что ребенку надо получить хорошее образование. Самое хорошее, какое только возможно. С разрушением школы в Малой Речке годилось только образование в Карске, никак не ближе.

Динихтис полагал, что образование не нужно вообще, и что всему, что надо, он сына и так обучит. Так сказать, не отвлекаясь от вскапывания грядок, выращивания свиней и починки забора.

Сама мысль о том, что его сын получит приличное образование и, не дай бог, чего-то достигнет в жизни, вызывала у Динихтиса неистовство. А на подходе была еще и маленькая Аленка, и ей года через два тоже пора идти в школу, и уже очевидно было, что пойдут такие же баталии…