Галопом пронесясь мимо Инженерного замка, мимо Марсова поля, вдоль Лебяжьего канала, лошадка спеклась. Двух метров не дотянула до набережной Невы. Упала, как подстреленная. По инерции черный гроб кареты наехал на животное, встал на дыбы, сбросил Доктора с облучка, точно объедки со стола в мусорное ведро, и распался карточным домиком.

Ловко кувырнувшись в воздухе, Доктор приземлился на четвереньки. Не распрямляясь, в позе голодного, нюхающего воздух шакала, взглянул на небо. И увидел, как проклятое жестяное крыло камнем бухнулось оземь – где-то на территории Летнего сада.

Значит, попал. Значит, прапорщик мертв. Ну наконец-то!!! Осталось только вырвать установку Икс из мертвых пальцев и до полуночи отвезти её куда следует.

А до полуночи остается меньше получаса. Цейтнот.

Спокойствие, господин резидент, только спокойствие. Заныло ушибленное колено. Но шахматный разум приказал телу забыть про боль до завершения эндшпиля.

Доктор затравленно огляделся. Проникновение в Летний сад преграждали грязные воды Лебяжьей канавки.

Желтоглазая полнолунная ночь уже вступала в свои права, выкрашивая деревья в серо-буро-малиновый, расстилая вокруг аппликации непроглядных теней, хлопая черными опахалами веток.

Облепленный с ног до головы ряской, перетянутый пулеметными лентами чахлых кувшинок, Анатолий Хутчиш выбрался на берег. Несколько секунд обалдело тряс головой. Потом нашарил в кармане фотографию мамы. Цела. Планер, отслужив свое, без пузырей пошел на дно.

Из-за отбрасывающей контрастную дырявую тень решетки доносились людские голоса – более-менее трезвые гуляки тыкали в него пальцами и о чем-то спрашивали друг друга.

Ну и денек выбрал Господин Доктор Театральных наук для сведения счетов! Предложил бы разобраться по-тихому, в каком-нибудь бункере или заброшенном нефтехранилище, как все нормальные супротивники, – так нет же. Народу на улице полно, все смотрят, потом ещё и слухи распустят, конспирации никакой. А за это в Генштабе по головке не погладят. Пиши объяснительные…

Горестно вздохнув, прапорщик встал, отжал край папуасской рубахи, убрал мокрую челку со лба и побрел в глубь сада – подальше от непрошеных зрителей. Вода в кроссовках отвратительно хлюпала.

Деревья приняли Анатолия под свою сень. Старые, уцелевшие с петровских времен липы протянули к прапорщику ветви, словно признавая в нем своего, словно желая дружески прикоснуться, погладить, взять на себя часть усталости. Однако где-то здесь, за липами и кленами, за стрижеными кустами боярышника, кизильника и жасмина, там, где дремлет памятник дедушке Крылову, притаился враг, который в покое не оставит.

Резидент торопился, вертел головой, как гриф, жадно вглядываясь в густеющий киселем мрак. Господина Доктора окружали древнегреческие статуи. Вот Сатурн пожирает собственного ребенка, вот Кларисса стоит, бесстыдно обнажив грудь. А ведь в Китае за распространение и пропаганду порнографии – смертная казнь. Правильный закон, нужно будет его сохранить и ввести повсеместно, когда завоюем планету. А тут – за каждой бесстыдной статуей могло скрываться по прапорщику.

Полноте, Доктор. Вы перетрудились. Прапорщик Хутчиш мертв. И лежит сейчас под обломками металлического воздушного змея. Сжимая в руках ненаглядную установку.

Господин Доктор хотел бежать, но сил не хватало, он мог только брести. А вокруг укоризненно шумели кронами липы, тополя, каштаны… Злые паучки в черепной коробке вяло шевелили мохнатыми лапками, предвкушая жирную муху.

«Ненавижу каштаны», – подумал Доктор.

И тут он увидел неторопливо движущуюся навстречу ему фигуру. И рука его сжала пистолет, в котором не осталось ни одного патрона.

Анатолий Хутчиш тоже увидел своего противника: в начале круглой площадки со скамейками по диаметру, к которой сходились светлеющие в лунном сиянии тропинки аллей, одна из статуй вдруг зашевелилась и сделала шаг вперед. Ноздри прапорщика резанул аромат ружейного масла, но по напряжению мышц руки противника, в которой тот сжимал браунинг, можно было определить, что железка весит не более пятисот грамм. Следовательно, обойма пуста.

Прапорщик устало замедлил шаг и вгляделся в согбенную фигуру, сумрачно ковыляющую ему навстречу. Зверски болели ладони, изрезанные острыми краями жестяного планера, попавшая в ранки болотная вода сулила воспаление. Ну, воспаление как-нибудь переживем, а вот…

– Это вы, Господин Доктор? – Мегатонник постарался, чтобы голос звучал весело.

Интересно, что приготовил почтенный Господин Доктор на десерт? А приготовить что-то он должен обязательно. Наверняка у него засиделась в резерве дюжина головорезов. И может быть, сейчас засадный полк Доктора, укрываясь за деревьями, окружает площадку… Но тогда враг вел бы себя иначе. Как минимум, активнее. Чтобы отвлечь внимание.

Старая шпионская примета: если у врага пустая обойма – жди беды. Значит, что-то не так. Значит, враг что-то замышляет. Однозначно. Никаких сомнений. Но как отгадать, как не ошибиться, не сделать неверный шаг, на который, возможно, враг и рассчитывает?

– Я, мой друг, я… – тихо ответила фигура.

В голосе ни зависти, ни ненависти, ни азарта. Полная луна растянула стремящуюся пожрать Хутчиша тень гонконгского шпиона.

Господин Доктор разительно переменился с момента их последней встречи.

Волосы всклокочены, реквизитный халат порван в нескольких местах, украшавшие его летучие мыши почти растворились на фоне свежих пятен грязи.

Да, некрасиво заканчивал партию Господин Доктор. То ли дело барон Айгер Шьюбаш – знал, что примет смерть от бокала с шампанским, но не утратил присутствия духа и держался, как подобает аристократу, до финального глотка. Или, например, лорд Грегори Инч, задохнувшийся в титано-молибденовой камере, но даже не помявший смокинга… Из всех противников Хутчиша, пожалуй, только лжебарон Фредерикс полностью «потерял лицо» в заключительной фазе операции. Фредерикс – и теперь Доктор…

Полно, Толя. Посмотри на себя, ты-то чем лучше? Мокрый, в каких-то кувшинках, лицо перепачкано негритянским гримом, рубаха какая-то несолидная, про шорты вообще речи нет. Тоже некрасиво. Ай-ай-ай…

Господин Доктор остановился на краю гравийного пятачка. Анатолий остановился у противоположного края. Обоим хотелось растянуться на ближайших лавочках, но оба стеснялись.

И все-таки зачем мальчишка тянет время? На первый взгляд, понятно, ждет, когда часы пробьют двенадцать… Но ведь не прост мальчишка, ой как непрост. На что он надеется? На случайный милицейский патруль? Вдруг он самовольно вышел из автономки и сообщил о происходящем в свой Генштаб?

Расслабляться нельзя ни на секунду. Игра подошла к финалу, господа. Только бы не подвело старое сердце. Но где установка? Мальчишка пришел с пустыми руками… Так ли?

– Я с самого начала был уверен, что вы не отступите, господин Хутчиш, – проговорил резидент. В голосе ни скрытой угрозы, ни уважительности – простая констатация факта. – Мне было приятно работать с вами. Вы почти выиграли.

Голос безжизненный, как шорох катаемого ветром окурка. Как тиканье настенных часов. Великий Будда, как он устал…

Анатолий через силу улыбнулся и вяло покачал головой. Не имело смысла демонстрировать бодрость духа. Кривобокие, изможденные, словно арестанты, тени выдавали правду о затраченных враждующими сторонами усилиях.

– Вы ошибаетесь, Господин Доктор. Я уже выиграл. Найдите в себе достоинство признать поражение.

– Где установка, господин Хутчиш? Где вы её спрятали?

Словно бесшумной пулеметной очередью, Доктор прошил взглядом темные кусты. Вздор, никто не прячется во мраке. Или не вздор?

– Установка в надежном месте. И вам её не найти… тем более за пятнадцать минут, что остались до наступления первого августа. Вы проиграли.

И опять, как во время знакомства в консульстве, маска хладнокровия сползла с лица врага, точно театральный грим. Два наиболее бойких паучка из черепной коробки перебежали в склянки глаз и обвили зрачки лапками. Глаза вспыхнули яростным огнем, рот ощерился в гримасе ненависти. Бесполезный пистолет выпал из руки, длинные узловатые пальцы изогнулись птичьими когтями. И, точно под влиянием полной луны, старик стал похож на оборотня-людоеда Дсонокву с медными когтями, собирающегося превратиться в койота и свистом заманивающего детей в лес.