Удар – и у пытающегося закрыться руками милиционера хрустнули лучевые кости. Это остервенелый убийца налег на каталку, и та поручнем ткнулась в стража порядка.

Еще удар, ещё и еще! Сначала милиционер пытался закрыться раздробленными руками, потом удары стального поручня приходились в уже незащищенную грудную клетку. Еще удар.

Милиционер сполз к плинтусу, оставляя на стене розовые разводы.

А Барышев бил и бил рукоятью каталки по кровавому месиву, в которое превратилась голова постового. Жирные, как тосол, цвета разварившегося картофеля плевки мозга очерчивали нимб вокруг раздробленного черепа.

Спирт жег раны майора, подстегивая злобу. Спирт напомнил о недобитом свидетеле.

Разделавшись с милиционером, Барышев резко повернулся к пребывающей в полузабытьи девушке. Спирт пропитал его одежду, струйками бежал по щекам и, высыхая, оставлял грязные дорожки. Лицо исказила ухмылка. Без лишних слов он протянул тонкую, но мускулистую левую руку и вновь подобрал дневники. Прижал их к груди. Потом ухватил Марину за подбородок и медленно, явно наслаждаясь мучениями жертвы, потянул его вверх.

Запах спирта ударил девушке в нос, обжигающей волной проник в легкие. Она судорожно вздохнула.

Ее липкая от собственной крови правая рука плавно поднялась, шурша кожей по обоям, и наткнулась на оголенные провода в розетке.

Растворенный в крови белок фибриноген на воздухе превращался в нерастворимый белок фибрин. Однако даже почти свернувшаяся кровь оказалась хорошим проводником.

Цепь замкнулась.

Удар электрического тока заставил тело девушки выгнуться дугой, однако на майора разряд подействовал куда эффективнее.

Между подбородком Марины и ладонью злодея дугой проскочила нитеподобная искорка; спирт моментально возгорелся, и секунду спустя человек в окровавленном халате вспыхнул синим пламенем. Еще секунду спустя огонь стал желтым, коптящим; сквозь гул и треск прорвался злобный вой.

Майор выпрямился, судорожно вытянул вверх объятую пламенем правую руку, левой все ещё прижимая к груди бесценные, но тоже занявшиеся огнем документы, потом медленно повалился на пол, дернулся и затих.

Минут двадцать огонь пожирал бездыханное тело вместе со злополучными дневниками, и за погребальным костром с интересом наблюдала мэртва дивчина по имени Марина. Обретшая покой и свободу. На её коченеющей щеке стыла фарфоровая слезинка.

31 июля, воскресенье, 14.48 по московскому времени.

Первоначально проект театрального фестиваля фольклорных коллективов «Новая радуга» путешествовал по столам высокопоставленных чиновников администрации Санкт-Петербурга не иначе как в папке с грифом «срочно». Сам мэр выразился в том духе, что дело это весьма достойное и немалую пользу городу обещает. Тогдашнего председателя Комитета по культуре и туризму даже отправили в Бразилию за казенный кошт – изучать опыт устроителей карнавала; председатель вернулся довольный и бил себя кулаком в грудь, что теперича с задачей справится. Однако сперва не задались Игры доброй воли, потом должность мэра переименовали в губернаторскую, а тут и в проведении «Олимпиады-2004» северной столице отказали.

Но проект-то запустили! Уже подписанные спонсоры, старые девы из Союза театральных деятелей и продюсеры, скрипя зубами, доделывали начатое и зарекались впредь водить дружбу с чиновниками. Тем не менее, в отличие от властей, зрители, соскучившиеся, видно, по этнографическим мероприятиям, фестиваль приняли и почти все билеты раскупили загодя.

Свое выступление на этом празднестве театр пекинской оперы (не путать с оперой «Куньцюй») «Ка-бара-сан» начал в четырнадцать ноль-ноль. В город белых ночей актеры привезли три работы. «Битву на горе Нютоушань» разыграли давеча в Петропавловке, «Схватку восемнадцати алоханей с царем обезьян Сунь Укуном» – эпизод древнего эпоса – давали вчера на утренник. Сегодня же показывали оперу на историческую тему «Цао Цао и Ян Сю».

Господин Доктор не жаловал нелегалку. Под прикрытием официальной вывески работалось и сподручнее, и интереснее. Опять же, есть чем заняться подчиненным в часы вынужденного простоя: если армия не воюет, она разлагается.

Сам же Господин Доктор покоя не знал. Пока актеры (тайные сотрудники внешней разведки КНР) в течение трех дней услаждали взоры северных варваров экзотическим зрелищем, босс без устали крутил маховик поисковой машины, понимая: время поджимает. Урочный день близок. Тысячи агентов в сотнях закрытых и открытых учреждений по всей России слали миллионы отчетов, донесений и докладов; люди Доктора проникали в архивы и библиотеки, под видом журналистов брали интервью у ветеранов флота, МВД и КГБ; десятки аналитиков пропускали через себя гигабайты информации, сортируя и вышелушивая главное, отметая второстепенное. И только полпроцента задействованных в операции имели представление, да и то смутное, о том, что именно они ищут. Иные же из девяноста девяти с половиной процентов были уверены, что готовят материалы для подробной энциклопедии российского и советского флотов, другие полагали, что собирают факты для очередного бестселлера о сталинских бесчинствах, третьи в поте лица разыскивали компромат на высокопоставленных чиновников, четвертые, пятые…

Об установке знал только один человек: сам Господин Доктор. И только ему было известно, сколько сил, государственных средств и человеческих жертв затрачено на её поиски. Поэтому Доктор не имел права проиграть. Ведь в случае удачи она принесет планетарное господство, славу и величие своей Родине, маленькой, несчастной, забитой стране, над которой нависла угроза вечного рабства. Китай? Кто говорит о Китае? Ну его к Чи-ю, этот Китай! Нет, речь идет о другом государстве, голосок которого на арене мировой политики столь слаб и немощен, что совершенно тонет в самодовольном хоре сверхдержав…

Ну ничего. Скоро все изменится. И дирижерская палочка окажется у достойнейшего.

Господин Доктор собственноручно обрабатывал поступающую ему на стол информацию. Как говорится, что с пагоды упало, конфуцианцам досталось. Не дрогнувшей рукой вычерпывал он из казны средства для подкупа, взяток, оплаты услуг посредников. Не спал. Почти не ел. Знал: разгадка совсем рядом, руку протяни. Еще немного, ещё чуть-чуть…

Время безжалостно осыпалось вокруг него листками календаря, как осенней листвой. Приближался урочный день, после которого все станет неважно. После которого останется только одно: пуля в висок.

И Господин Доктор торопился. И успел. Анализ последних поступивших документов экспроприированного архива бывшего председателя Комитета Государственной Безопасности Латвийской ССР, бывшего председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, одного из лидеров пресловутого ГКЧП и инициатора первого штурма Белого дома Бориса Карловича Пуго дал недостающие фактики. И теперь не оставалось никаких сомнений, что сверхоружие размещено на одном из четырех кораблей, прибывших в Питер на День Военно-Морского флота. Но вот на каком? СКР «Беззаветный»? Или СКР «Тамбовский комсомолец»? Крейсер «Грозный»? Или крейсер «Адмирал Серегин»? Эскаэры или крейсера? Вот в чем вопрос…

Главный персонаж оперы император Цао Цао, выхваченный из мрака овалом софита, густо навощенный красным (преданность и справедливость) и черным (честность и прямота) гримом, взмахнул просторными рукавами мандаринового халата и отступил на шаг. Его заковыристое движение отчасти напоминало реверанс, но имело совершенно иное значение.

– О, как признателен я вам, почтенные мужи, что вы прийти изволили без промедленья! Дела оставив, важные притом!

Роль императора была навечно закреплена за высоким, сухопарым китайцем Цин Боминем.

«Не надрываются», – без особого раздражения подумал Господин Доктор, озирая сцену из-за кулис. Ноздри вбирали привычный пропыленный запах тяжелого недвижимого бархата. Этот запах, запах театра, не рождал в давно иссохшей душе китайца никаких эмоций. Ничего не подозревающие приближенные лицедействовали вовсю. Без рвения, правда, но профессионально. Бедные овечки! Завтра они собираются праздновать день рождения своей бабушки, семидесятилетней старушки Освободительной армии. Уже и затарились, предвкушая… Они ещё не знают, что никакого праздника не будет. Что не будет никакого Китая. Они ещё не знают, что он, Господин Доктор, вычислил установку. Дело за малым: взять её. Пора переходить к решительным действиям. Отсчет пошел на минуты, и каждый человек на счету.