А Хутчиш, решивший тоже поучаствовать в этих салочках, соскользнул со стула на пол, пребольно ударился затылком, но все же достал Рахида циркульной подсечкой.

В последний момент Алиса отшатнулась от окна, и набравший стартовую скорость, со сверхзвуковым ревом оторвавшийся от взлетной полосы Рахид головой вперед застрял в оконной раме, как рыба в неводе. К коллекции застарелых шрамов прибавилось ещё несколько.

Пружинисто вскочив на ноги, Анатолий без лишних нежностей отодрал Вискаса от стены, толчком ноги распахнул дверь и ринулся на прорыв. Алиса поспешила следом.

Груженный подносом с шампанским и фруктами Саслан, не успевший сделать два последних до двери шага, получил тем же подносом по ратиновой кепке-аэродрому и покатился вниз по лестнице.

Стайку молодых узбеков троица прошла, как ложка сквозь малиновое варенье. Разве что темп чуть-чуть сбился.

За воротник хутчишского бутиковского пиджака ухватился пышнотелый абрек в тюбетейке, свободной лапищей он уже вытаскивал из ножен прямой клинообразный кинжал. Судя по синеватому отливу металла – гарджаутской чеканки. Анатолий вывернулся из пиджака, полуобернувшись, хлопком ладони напялил тюбетейку абреку на нос и пяткой ткнул преследователя в голень. Начинающему террористу стало так больно, что он прорвал ткань пиджака ногтями и до крови поранил ладонь. Даже не закричал: воздуху не хватило.

А прапорщика потеря пиджака очень огорчила. Будучи, как любой разведчик, суеверным, Анатолий, пока задание не выполнено, предпочитал ни в коем случае не менять обмундирование. Дурная это примета – менять одежку. И вот выходит, что зря он мучился, в грязной рубахе разгуливал и с начала автономки ни разу не менял носки.

Вискас же, в какой-то момент оказавшийся замыкающим, учуял подсолнечное масло в установленном на прилавке многолитровом бутыле и опрокинул сей стеклянный сосуд на пол за своей спиной. Погоня двух бросившихся за ним узбеков-борцов тем и закончилась.

В другой проход меж прилавками наперерез беглецам рванулось человек семь, вооруженных чем под руку попалось – от сечки для шинкования капусты до ржавых крючьев для перетаскивания мясных туш. Алиса швырнула с прилавка им под ноги пару-тройку горстей грецких орехов. Конечно, лучше бы это оказались металлические шарики – да где на наших рынках шарики сыщешь? Впрочем, и так хорошо. Двое вырвавшихся вперед преследователей упали, арьергард натолкнулся на рухнувший авангард… Вышла неплохая куча-мала.

– Бей неверных, спасай Ислам! – на хорватском языке вопил из далекого угла человек в черкеске. Пожалуй, он единственный не спешил принять участие в веселье.

Еще один душман, выдернув из-под прилавка двустволку, целился в них из-за циферблата весов. Алиса на бегу метнула на чашу весов сиреневобокий крепенький баклажан. Вторая чаша дернулась вверх и ударила стрелка под приклад. «Дурят народ», – мимоходом отметил Хутчиш, увидев за клубами порохового дыма, что весы показали два с половиной килограмма, хотя баклажан больше двух ну никак не тянул. Пуля срикошетила от стальной балки под потолком и чмокнула шину МАЗа. С шипением грузовик начал оседать на бок.

– В ящиках динамит! – крикнул, перекрывая поднявшийся в торговом зале гвалт, бородач, знакомый Полосуна, в окровавленном белом халате. – Не стрелять!

Алиса уже заводила «чероки». Вискас уже карабкался на сиденье рядом. Меж тем прапорщик постарался импровизировать сносную дымовую завесу, вытряхнув навстречу преследователям мешочек молотого красного перца. Багровых туч на всех не хватило, и ещё с полминуты Хутчиш встречными бросками дынь сбивал летящие в него мясницкие ножи.

«Джип» разревелся, как раненый марал. Анатолий прыгнул позади Алисы и Полосуна. Последний нож растрескал стекло на дверце. «Джип» сквозь проперченное розовое облако полетел прямиком на старого наркомана Джавдета, свирепо ковырявшего предохранитель «калаша». Чвак. Лобовое стекло залило красным. Лебединая песня оборвалась, не начавшись. Анатолий поморщился. «Джип» с силой шарахнул оплетенным арматурой радиатором по запертым дверям.

Атас подкрался незаметно: двери удар выдержали.

– Держись, фольклорист! – на пределе голосовых связок завопила рыжая бестия и, не разворачивая машину, погнала назад.

Преследователи шарахнулись во все стороны, как осколки гранаты. Крики, скрежет, шум и гам со всех сторон.

«Чероки», пробуксовывая протекторами по бетону, задом бегемотисто потрусил в центр торгового зала. Зацепил бортом, опрокинул и раздавил кадку с солеными огурцами. А дальше-то куда?

Притягательные губы Алисы сложились в некое подобие улыбки. «Джип», набирая скорость и гремуче искря бортами о прилавки, помчался по проходу, сминая и переламывая козлы с колючей проволокой.

– Поберегись! – срывающимся голосом закричала Алиса, и «чероки», взлетев по транспортеру, заваленному мешками картошки, оказался снаружи здания рынка, приблизительно на высоте полутора метров от земли.

Хлобысь! Машина с грохотом и клацаньем обрушилась на асфальт всеми четырьмя колесами. С громким «мя-у-у!» метнулся в сторону жирный кот, в это раннее время шакалящий вокруг рынка, чего бы пожрать на завтрак[45]. Задний бампер чиркнул о бордюр тротуара. Снова посыпались искры. С пустым цинковым звоном покатился к едреням сорванный глушитель.

В общем, приземление получилось ещё то. Однако рессоры машины и зубы вжавшихся в сиденье каскадеров выдержали испытание на прочность.

– Черт бы тебя побрал, Вискас! – только сейчас начала психовать рыжая, не сбрасывая скорость и унося спутников прочь от рынка по выбоинам и колдобинам Девятой Советской улицы. – Хорошенькое место ты выбрал, чтобы пересидеть! И друганы у тебя классные!

Голос её перекрывал радостную пулеметную трескотню мотора, более не сдерживаемую глушителем.

– Да, нехорошо получилось. Промашка вышла, – вздохнул Вискас, с минуту сопел обиженно и вдруг завелся: – А какого черта ты ему глазки строила? Какого черта улыбалась?

– Я ему глазки строила?! Да ты сам… – И куда теперь? – после паузы спокойно поинтересовалась Алиса.

Жаль, они не могли видеть в этот момент наконец выбравшегося в разгромленный зал Рахида. Действие «Парада Победы» кончилось и пошла обратная волна. Хотелось то ли застрелиться, то ли передушить всех подчиненных. Или наоборот.

Мелодично запиликала сотовая связь. Террорист вяло поднес «трубу» к уху.

– Але, я слюшаю, гавари, ну?

Но, услыхав голос звонившего, он нашел силы собраться, слепить лоскутки физиономии и тела хотя бы в подобие детища барона Виктора Франкенштейна.

– Рахид, дарагой, – сказала трубка. Связь была великолепная – словно собеседник находился в соседнем кабинете, а не на Средиземноморском побережье. – Всэ дэла бросай. Ест харошая тэма. Появился в вашем горадэ один чэловэк. Нэ человэк, а бэркут. Арел, а нэ чэловэк. С виду-то так, ничэго особэнного… Вашэ Височэство, извынытэ, у мэня ошен важний разгавор… Это я нэ тэбэ, Рахид, – сказала трубка. – Запаминай примэты. Худой, как дыкий кабан по веснэ, длынный, как мэчэть, волосы свэтлые, как сухая канапля… Слюшай, Вашэ Височэство, плэват на папараццы, дайтэ с чэловэком поговорит, а?.. Это я нэ тэбэ, Рахид, – сказала трубка. – Запаминай, Рахид. Этот беркут ахотытся за какой-то свэрсэкрэтной машинкой русскых. Если ты нэ достанэш эту машинку, то ны тэбэ, ны мнэ болшэ трех мэсяцэв не прожыт. Автомобылную аварыю сделают, или ещё что… Слушайтэ, Дыана, что ви сэбэ пазваляетэ?! – раскричалась трубка и закончила более спокойно: – Это я нэ тэбэ, Рахид. Ну бивай, Рахид. Аллах акбар.

«Ту-ту-ту-ту-ту…»

Рахид выронил «трубу» из обессилевших пальцев.

Эпизод семнадцатый. О любви не говори

28 июля, четверг, 08.41 по московскому времени.

– Ну ты же сыщик, Вискас, ты же частный детектив! – кипятилась Алиса, надрывая горло, чтобы перекричать оставшийся без глушителя мотор «чероки». – Ни в жисть не поверю, что у тебя нет ни одной конспиративной квартиры!

вернуться

45

Котяра с тех пор зарекся появляться в окрестностях этого гастрономического буржуинства.