Прапорщик подвел бюрократа к укрытой вишневым ковром лестнице с алебастровыми перилами. К сожалению, дорога была отрезана, ибо снизу вверх селевым потоком поднималась волна разномастных групп захвата. Все хотели спасти губернатора, все хотели отличиться.

Анатолий увидел их. Они увидели Анатолия.

Точнее, Анатолий оценил только авангард атакующих: пластиковые щиты и каски. Остальное ему открыли звуки. Любой мало-мальски обстрелянный солдатик по выстрелу узнает оружие. Наш же прапорщик умел различать виды вооружения и по другим звукам. «Калашникова» всегда выдает характерный скрежет затвора и особый скрип ремня. Гулкий, сухой звук удара прикладом ручного пулемета по перилам также трудно спутать с чем-либо. Исходя из этого сольфеджио, прорваться сквозь ряды нападающих Хутчишу не светило.

Находящегося в первых рядах дежурного лейтенанта, как прикладом в лоб, ударила мысль: что, если не он… не сейчас… то медалей не хватит… И как резаный завопил в матюгальник:

– Ахтунг, ахтунг! Хенде хох!

На этом его словарный запас иссяк. Но звук подхватило дождавшееся своего эхо и разнесло по зданию. А далее сквозные галереи и коридоры Смольного наполнил бешеный лай овчарок. Преследователи оскалили клыки. В глазах запылал азарт погони.

Хутчиш недовольно прикинул обстановку. Его подставили. Подставили Алиса и Вискас. А ведь такая приличная девушка! Нет, он нигде не прокололся, его именно подставили. Это было ясно из обилия разномастных эмблем, бликующих на петлицах и рукавах серых и пятнистых форменок, словно кто-то забрался на колокольню Смольного собора и отбацал на колоколах пожарную тревогу.

Значит, бедный г-н Тернин был здесь ни при чем. Совсем ни при чем. Ничего он не знал ни про «ленинградское дело», ни про корабль. Рыжая все выдумала, чтобы заманить прапорщика в западню. Жаль.

Опять драпать. Когда ж это кончится? Нет, ей-богу, лучше б я в Севастополь…

Хутчиш легким пинком послал чиновника вниз по лестнице, а сам что было сил рванул вбок по коридору.

Коридор тянулся вдаль бесконечно. Металлические номерки на каштановых прямоугольниках дверей едва успевали подмигивать. Как кстати он прихватил из тайника портфель! Преследователи вряд ли готовы к тому, что преступник будет уходить по воде.

– Извините, девушки! Да-да, именно что горит… Сидите-сидите, мне вон туда. А как же, конечно, назначено…

Секретарши испуганно захлопывали раковины пудрениц. Одна вроде ничего, смазливенькая.

Хутчиш не рискнул искать схорон на территории городского правительства – нишу там какую за статуей или каморку на чердаке. Не людей опасался, собак. Собаки – удар ниже пояса. Собаки – это нечестно. Я так не играю.

– Партизанен, сдафайся! – неслось следом мегафонное эхо. Лейтенантик гнался по пятам за орденом.

– Ради Бога, простите, здесь у вас так душно. Ради Бога, не обращайте на меня внимания, я только открою окно, какая вам разница, кто я и откуда, меня здесь уже нет.

Окно во внутренний двор предъявило Анатолию несколько строительных вагончиков. Трактор с перебитой гусеницей, застывший подбитым танком. Экскаватор, похожий на искореженную прямым попаданием зенитную установку. Анатолий сиганул в песчаную кучу. Какой у вас неудобный подоконник. Любопытно, каким образом благородные девицы до исторического материализма втаскивали внутрь ухажеров? На связанных узлами простынях, или из состриженных кос веревки вили?

– Фойер!

Лейтенант вспомнил в громкоговоритель ещё одно подходящее слово, узрев из окна сумасшедшего футбольного болельщика, драпающего во всю прыть, как школьник с уроков, и размахивающего портфелем.

Бойцы из групп захвата оказались доками в иностранных языках, и за спиной Анатолия заплясали песчаные фонтанчики. Пули зарикошетили о стальные плоскости строительной техники. Охотники рискнули – и кулями посыпались вниз. Ловить так ловить. Под рифлеными ботинками зашкворчал гравий. Пуля высадила лобовое стекло трактора. Под одним бойцом проломилась серая от дряхлости доска, перекинутая через канаву. Пуля проколола маслянисто-зеленый бок вагончика. Один из бойцов влип в теплую лужу незастывшей смолы. Пуля сбила гребень засохшей грязи в оставленной экскаватором колее. Пуля рассекла пустую бутылку из-под портвейна.

Легко преодолев несколько траншей и куч щебня, Хутчиш перемахнул через полутораметровый забор. Оставил на песчаной, шириной в десяток метров, полосе всего лишь восемь шагов. Вдохнул манящую сырость открывшейся обозрению Невы. Не задержал взгляд на качающейся невдалеке от берега плоскодонке с рыбаками. Нырнул в непрозрачные, цвета кока-колы, воды.

И не увидел, как под плоскодонкой вдруг вздулся огненный пузырь и поглотил рыбаков, целящихся из скорострельных удилищ в преодолевающих забор преследователей.

Вращаясь и оставляя за собой дымный след, на территорию Смольного прилетел огрызок весла; левая уключина, раскаленная добела, разбила грязное окно в сборочном цехе неподалеку расположенной мебельной фабрики.

Тела любителей порыбачить летним деньком так никогда и не нашли. Да никто и не искал.

29 июля, пятница, 15.42 по московскому времени.

В ушах заухали филины.

Холодная пучина обволокла прапорщика, отнимая у тела тепло, быстро утяжелила одежду, выдавив цепляющиеся за складки пузырьки воздуха. Придерживая портфель, тянущий ввысь, как поплавок, Анатолий мощными гребками двигался параллельно замусоренному дну. Под ним таяли в мутной мгле валуны, обросшие перистой бурой тиной, обглоданные ржавчиной стальные клочья чего-то, вросшие в грязно-кирпичный песок лысые автомобильные покрышки.

С каждым гребком руками и толчком ногами, увеличивающими расстояние от берега, вода становилась все холоднее, а мусор мельчал: не валуны, а обкатанные камни, не ржавые остовы автомобильных кузовов, а отдельные фрагменты – велосипедный насос, алюминиевый чайник с черной дыркой вместо носика, дохлая кошка, дверная ручка…

Прочь метнулась стайка рыбок, блеснувших медяками. И когда воздух начал колюче закипать в легких, Анатолий сквозь клубящуюся в воде грязь разглядел искомое.

То есть ему был нужен практически любой представитель придонного хлама – лишь бы достаточного размера и более или менее целый, чтобы внутри можно было переждать непогоду, разыгравшуюся на территории Смольного. А нашел он форменный клад: давным-давно опустившийся на дно пузатый буксирчик.

Ржавый там, где облупилась черная, как мазут, краска. Борта и низкая рубка затянуты лишаями водорослей и обрывками сетей, облеплены ракушками. Видать, не одно поколение рыбаков разражалось матом, вытаскивая невод в этом месте реки.

Выпустив вибрирующий пузырь отработанного воздуха и плавно перебирая ногами, Хутчиш перевернул портфель вверх тормашками и расстегнул. Из кожаного нутра вывалился и начал сам собой разворачиваться трофейный черно-синий костюм боевого пловца, под водой очень похожий на крупного ската. Выплыла и беззвучно распахнулась, уплывая вниз и вбок, книга с картинами художников-авангардистов. Чтобы одежку не отнесло течением, Анатолий крепко вцепился в прорезиненную ткань, а сам сунул голову внутрь портфеля, жадно всасывая ноздрями сохранившийся там воздух. Отпущенный на волю альбом репродукций, шевеля плавниками страниц, растаял в закромах водяного.

Теперь у преследуемого снова появилось несколько «подводных» минут, и следовало поскорее обрядиться в более подходящий для избранного образа жизни костюм. А кораблик-утопленник должен был как нельзя лучше укрыть беглеца от слишком прытких преследователей-ныряльщиков, ежели таковые найдутся.

Водоизмещением усопшая на дне посудина похвастаться не могла. Тонн пять от силы. То ли здесь хорошо потрудилось течение, то ли поработали винты проходящих вверху теплоходов, но утопленник совершенно не врос в грунт. Дейдвудная труба оканчивалась целехоньким, может благодаря кормовым отводам, винтом. Из клюза свисал обрывок якорной цепи, облепленный пучками водорослей. Бак завершался брашпилем – носовой лебедкой, вряд ли пригодной к употреблению, поскольку проржавевшая бухта троса напоминала скорее морского ежа, чем катушку. Ни выше ватерлинии, ни ниже пробоин не наблюдалось. Интересно, какая трагедия разыгралась здесь много лет назад?