За окном кабинета раздался шум подъезжающего автомобиля. И ещё в затылок Хутчишу дунул легчайший сквознячок.

Уловив за спиной еле заметное движение, Анатолий стремительно обернулся. На пороге, со спины освещенный неяркими светильниками, улыбался давешний старичок-уборщик со шваброй в руках.

– Домо аригато, – как можно искреннее улыбнулся в ответ прапорщик. – Корэ ва хэ я фухицус на[42].

– Уважаемый господин Хутчиш, – на безукоризненном русском языке сказал старичок, по-хозяйски проходя в комнату и усаживаясь на циновку невдалеке от прапорщика, – не лучше ли будет, если я на правах гостеприимного хозяина предложу вам услуги экскурсовода в дебрях моих файлов?

Вынув из кармана колокольчик, старик позвонил. Казалось, серебряный звук был столь тихим, что не долетит даже до двери. Однако в кабинете тут же появилась миловидная служанка в кимоно, с вычурной, утыканной длинными шпильками прической и до предела напомаженным лицом. Церемонно поклонившись, она поставила между мужчинами медный поднос, на котором помещались две крошечные фарфоровые чашечки и сакэшник на пол-литра. Старичок быстро сунул в узкую девичью ладошку клочок рисовой бумаги, и служанка удалилась.

– Дорогой господин Хутчиш, – с неожиданной доброжелательностью продолжал дедушка и разлил сакэ по наперсткам. – Я рад, что вы сегодня утром получили мое приглашение и решили нас навестить. Опасаться вам нечего. Вы мой гость. А по законам восточного гостеприимства, если с вашей головы упадет хотя бы один волос, пока вы находитесь на территории этого дома, я буду вынужден пригласить моих помощников и совершить сеппуку.

И все же в демонстративном радушии угадывалась стрихниновая порция фальши. За искусственной жизнью в глазах мерцала пустота. Бесцветные губы двигались механически, рождая тысячи лет назад записанные на магнитофон слова.

– Заверяю вас, ни один волос с моей головы пока не упал, и всей душой верю, что не упадет и впредь, – улыбнулся Хутчиш и пригубил сакэ. – Хотя вы, должен сказать, в Москве весьма виртуозно пытались поправить мне прическу. Я имею в виду историю в нанайском ресторанчике и в кремлевской Оружейной палате.

Трудно поверить, но похожая на состарившегося Щелкунчика, худая, немощная, говорящая и умеющая приторно улыбаться машина заставила Анатолия занервничать. А действительно ли живой человек потягивает сакэ рядом?

– Согласен, я недооценил вас, – заметил дедуля. – Но теперь обстоятельства изменились. И поверьте, мой дорогой господин Хутчиш, здесь вам ничто не угрожает.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, мой пока безымянный хозяин. И хочу уверить, что и вам бояться нечего. Пока вы на территории этого дома.

Анатолий пожалел, что из уважения к традициям снял обувку: он не менял носки уже двое суток.

– Я рад, что мы в приблизительно равных условиях и прекрасно понимаем друг друга, – сказал старичок. – Кстати, спасибо, что вы столь деликатно обратили внимание на мою оплошность: я не представился. Можете называть меня Господин Доктор, славный господин Хутчиш.

Дедушка сидел близко. Странно, но даже на таком расстоянии казалось, что хозяин кабинета не дышит. Не вздымались и не опускались складки грубой, белой до стерильности ткани. В паузах между словами не вздрагивали ресницы. Не колыхались жиденькие, серо-желтые, будто никотином пропитанные волосы. Даже по-старчески светлые глаза не двигались в отведенных для них глазницах, будто нарисованные.

– Не стоит благодарности, Господин Доктор. Я с радостью буду произносить любое доброе имя, которым вы соблаговолите назваться. И я рад, что вы прибыли не через два дня, как помянул ваш гонец в разговоре с математиком этажом выше, а именно сейчас, и, тем самым, подарили мне возможность познакомиться с вами визави.

– Память о нашем знакомстве я сохраню до конца своих дней, господин Хутчиш, хотя бы уже потому, что придется отрезать язык одному из моих помощников. А я не сторонник интенсивных методов. После них так трудно заснуть…

Только сейчас Анатолий понял, что не швабра была в руках дедули, а смертоносный синоби-кай[43], и настороженно сдвинулся на край циновки. Однако это незаметное движение дедуля уловил, отложил швабру подальше и изобразил примирительную улыбку, оттесняя могильное безразличие в глубь глаз. Пустота сжалась в маленькие плотные комочки мрака. Анатолию невольно захотелось прикоснуться к старику. Убедиться, что эта плоть излучает тепло человеческого тела, а не холод глиняной куклы, приводимой в движение тантрической энергией.

– Великодушный господин Хутчиш, поверьте, я не вижу в вас врага. По крайней мере, сейчас. Мы, как вам, должно быть, уже известно, делаем одно дело: пытаемся разгадать некий миф, предположительно имеющий отношение к Черноморскому флоту. Вопрос лишь в том, кто раньше обнаружит отгадку – вы или я. Конечно, в этой занимательной игре участвуют и ещё несколько… э-э… ведомств, но, полагаю, их пока можно в расчет не принимать: они, как говорят в нашей стране, запускают бумажных журавликов вместо камикадзе.

Старичок легко поднялся на ноги и, заложив руки за спину, принялся мерить шагами кабинет. Хутчиш настороженно наблюдал за ним. Старичок подошел к коллекции бонсай. И Анатолию показалось, нет, он был готов дать аппендицит на отсечение, что дедушка относится к деревьям-карликам как к питомцам. Тут же выяснилась ещё одна особенность: среди питомцев явно был любимчик. Эту вскарабкавшуюся на обломок камня сосенку Анатолий назвал бы «Страус, спрятавший голову в песок». Чешуйчатая кора тонкостью линий напоминала сверхсложный рисунок тушью. Исковерканный жестокой прихотью садовника ствол выстраивал изумрудные облачка иголок в каскад. Очевидно, общение с «пейзажами на блюдах» было во сто крат милей хозяину положения, нежели беседа с незваным гостем.

Далее старик цедил слова, не поворачиваясь.

– Итак, нас двое: вы – с вашими удивительными способностями, и я – с самой разветвленной в мире агентурной сетью, с самыми современными техническими средствами. А ведь задача у нас одна…

Доктор, словно почерпнув энергию у зеленых вассалов, вдруг заговорил громко; в Анатолия отравленными стрелами полетели колючие звуки:

– Так не будет ли лучше объединить наши усилия, по крайней мере, на этом этапе? Не торопитесь говорить «нет», милейший господин Хутчиш. Загляните внутрь себя. И упаси вас Будда подумать, что я собираюсь вас перевербовывать – я знаю, что это не удастся. Я предлагаю вам сотрудничество хотя бы ради того, чтобы Тайну чисто случайно не разгадал кто-нибудь посторонний. Ведь, как известно, чем глубже болото, тем красивее лотосы.

– У вас великолепно готовят сакэ, достопочтенный Господин Доктор, – похвалил Анатолий. – Не знаю, как и благодарить вас.

Прапорщику наконец удалось стряхнуть навеянное черным колдовством оцепенение.

Японец запнулся, развел руки и разжал кулаки.

– О, в качестве благодарности, – скрипуче, как несмазанная дверца шкафа, засмеялся он, и в голосе впервые за время разговора послышались ехидные нотки, – вы можете сделать для меня одну вещь, которая разом решит наши проблемы – хотя и несколько иначе, чем я рассчитывал. Только вряд ли этот выход вас устроит.

– И тем не менее, что же это?

– Вы могли бы немедленно умереть, – повернувшись к собеседнику, буднично предложил помолодевший Доктор и быстро добавил: – Уважаемый господин Хутчиш, давайте не будем играть в прятки и поговорим начистоту.

– С удовольствием. – Анатолий сцепил пальцы на животе, но вспомнил, что читающий по жестам легко узнает здесь попытку «закрыться», и, разжав пальцы, изобразил полное внимание.

– Установкой Икс я занимаюсь не один десяток лет, – тихо проговорил Доктор; маска безопасного, благообразного старичка соскользнула, обнажив лик хитрого, коварного, безжалостного врага. – Почти сорок лет! И мало в этом преуспел. Так неужели вы думаете, что вам удастся выйти на неё за каких-то две недели? Мальчишка!

вернуться

42

Спасибо, это помещение сейчас убирать не нужно (яп.).

вернуться

43

Полый посох с лезвием внутри.